Время разбивает в осколки

      ...Раз за разом, просыпаясь в леденящей тишине, нарушаемой душераздирающим плачем знакомого голоса, я понимаю, что уже попал в ад...       Каждый день — лишь капля в море бессмысленного существования. Краски, недавно рисующие чарующие узоры вокруг, окончательно сошли на нет. Важные. Бессмысленные. События на одно лицо.       Простыни зашуршали и брюнет сел в кровати. Взгляд был холоден, впрочем как и вчера, позавчера и месяц назад. Он закрыл глаза рукой, успокаивая собственные фантазии, хотя второй невольно потрогал матрас сбоку, вздыхая. Конечно, никого там нет.       ...Длинные пряди слегка спутались, а плечи оголились из-за сползающего одеяла...       Он встал с кровати и подошёл к гардеробу, оделся в очередной тёмный мундир, вышел в коридор. Тихо. Гнетёт. Хочется закричать во всё горло, лишь бы кто-то ответил. Прислуга то и дело попадалась на глаза, но он не вглядывался в их лица.       Двери столовой открылись и перед ним предстал стол с тарелками, стоящими лишь возле его стула. Никто не собирался присоединяться к трапезе. Он сел и принялся к ежедневному ритуалу, слушая лишь собственные мысли. Парень покончил с обыкновенным для себя завтраком, дожидаясь чашки чая и тарелки печений.       — Ну же, скажи «а». — ласковый голос дурманит, — Дерик, у меня так рука отсохнет.       Ногти до боли впиваются в ладонь, даже через перчатку, а очередное мучное изделие застряло комом в горле. Тёмноволосый запил его горячим напитком и обратился к человеку, который был единственным, кто разделял с ним это молчание.       — Где Рейнольд?       — Молодой господин недавно вернулся из города, сейчас он отсыпается после того, как перебрал с выпивкой в одном из баров. — карие глаза горничной смотрели в пол. — Мне привести его сюда?       — Нет, не нужно. — Дерик тяжело вздохнул, махнув рукой. — Лучше отнеси ему порцию завтрака.       — Поняла вас. — она забрала поднос с яичницей и стейком, открыв дверь столовой.       Он в очередной раз обдумывал перемены, даже простая горничная на своём примере показывала, как сильно уход одно человека поменял их всех. Некогда радостная, словно хвостик таскающаяся за юной герцогиней, любившая делать интересные причёски, теперь носила лишь простой низкий пучок, почти не улыбалась, да и в целом её взгляд стал совершенно другим.       Парень вновь остался один. В голове творилось чёрт знает что, это ведь уже не первый раз.       После того дня Рейнольд стал постоянно пить так, как не могли опытные пьяницы. Он напивался в барах до такого состояния, что не мог самостоятельно стоять и обычно сидел там, пока ноги не начнут хоть немного двигаться. Домой он приходил ближе к рассвету, поднимая на уши всё поместье своим криком. Он плакал как маленький ребёнок и единственной, кто мог его успокоить была бывшая личная горничная П. Э., которая прекрасно понимала несчастного. Однажды он и сам застал младшего брата в этом состоянии: парня трясло словно в белой горячке, лицо красное, от него несло перегаром, слёзы градом лились по лицу, а в руках он судорожно сжимал подаренный на охотничьих соревнованиях амулет.       — Прости, прошу прости... — как в бреду повторял он. — Чёрт. Я куплю тебе другое ожерелье-! — на этом моменте сердце готово было остановиться. — Прошу, Пене-..!       Резкая вспышка боли в груди и вот он уже направляется в кабинет отца, который почти оттуда не выходил.       ***       — Молодой господин, я принесла завтрак. — Эмили постучала в дверь, на ответа не последовало. — Молодой господин?       Подобное уже не было редкостью, после бессонных ночей он часто не открывал самостоятельно и даже не отвечал. А если и делал это, то был не полностью в себе.       Прождав ещё пару минут она с лёгким волнением взялась за ручку.       — Молодой господин, я вхожу. — скрип и вот тёмное разгромленное помещение открывается перед глазами.       По полу были разбросаны пустые бутылки из под вина, стол перевёрнут, одежда валялась повсюду, окна зашторены, ни одна свеча не горела. Среди всего этого хаоса более менее целой оставалась кровать, на которой можно было разглядеть очертания мужской спины. Неожиданно эта куча одеял зашуршала.       — Проваливай.       — Молодой господин, я уйду, как только смогу убедиться, что вы не морите себя голодом. — она сделала шаг вперёд.       — Я же сказал, убирайся! — мимо неё пролетела подушка, но это не заставило её остановиться. Наконец можно было разглядеть его лицо, так как одеяло сползло на спину. — Только она! Никто другой мне не нужен-!       Рейнольд кричал во всё горло, как будто надеялся, что обладательница малиновых волос услышит его и пожалеет. Больше всего на свете он жаждал почувствовать тепло родных рук, слышать нежный голос, сжимать в объятьях хрупкое тело, вдыхать приятный запах мягких волос. Каждый раз, напиваясь до чёртиков, ему чудилось, будто вернувшись домой, он застанет её в холле, стоящую на своих собственных ногах и радостно улыбающуюся. Но когда приходил обратно, то понимал, что он остался один, некому было его успокоить. А вслед за этим начинал думать о том, что после его выходок, сестра плакала в одиночестве и никому не было до неё дела, даже ему было плевать на её страдания. В груди стухло окончательно, каким бы существенным не было его самобичевание, этого не достаточно чтобы искупить вину. Он действительно был чудовищем... Самым настоящим.       Лицо было слегка опухшим, так как ещё не до конца отошло от похмелья. Глаза смотрели с особенной яростью, казалось сейчас он вполне может лишить девушку жизни. Розовые волосы растрёпанны в разные стороны, расчёска не проходилась по ним уже пару дней.       — Молодой господин... — ему на плечо опустилась прохладная рука, заставив разгоряченное тело вздрогнуть.       — Да как ты.! — ругательства комом застряли в горле.       — Всё хорошо, можете погрустить если хочется... — Эмили приблизилась к нему, чувствуя, как парень начал дрожать.       — Чёрт-!       Рейнольд вцепился руками в её костюм, растворяясь в объятьях, полнящихся скорбью обоих. Горничная мягко гладила его по спине, совершенно не стесняясь реакции других на её мокрую в районе груди одежду. Наверное именно в такие моменты они понимали друг друга как никогда, ведь оба глушили свою боль чем только могли. Он стал истинным пьяницей, а она наказывала себя иглой за любой, даже самый крошечный промах. Именно той, которой каждый день едва ли не пытала свою несчастную госпожу.       Это всё заслужено. Вполне. Наверное именно так сказала бы юная герцогиня, глядя на всё это...       — Эмили, ты моя личная горничная и лучшая подруга! — эти слова навечно врезались в память.       ***       — Отец, я принёс документы, которые вы просили.       — Хорошо, оставь их здесь. — сухой ответ уже не вызывает того смятения, что и раньше.       В кабинете мало что изменилось, окна всё также не до конца завешены, потому свет, хоть и немного, но пробивался сквозь пелену здешнего мрака. Всё в идеальном порядке: книги выставлены как по линейке, стопки документов почти одинаковой высоты, стол без единой пылинки, будто время здесь застыло.       Герцог не поворачивался к нему, стоял глядя в окно.       — Рейнольд сегодня снова вернулся в пьяном состоянии.       — Ясно, можешь идти. — он всё ещё не смотрел на него.       — Отец, вы и правда не собираетесь ничего делать? — наконец спросил Дерик. — Он же погубит себя! Нельзя стоять в стороне!       — Погубит, говоришь? — наконец мужчина обернулся. — Ему уже нечего губить, с тех пор как она ушла... Этот мальчишка был слишком сильно привязан к ней, за что и поплатился.       Парень замолчал.       — Я сейчас занят, иди к себе. — герцог потёр переносицу и вернулся к окну.       Он слишком сильно устал, чтобы тратить время на подобное. Его сыновья уже давно не маленькие и им не впервой терять людей. Хотя Пенелопа...       Верно, Пенелопа была последней каплей, едва ли можно было представить ещё более болезненную потерю. Она прожила всего шесть лет в этом доме, а каждое приятное воспоминание уже было плотно припаяно к ней.       Как он мог.?       Как мог поступить настолько жестоко и глупо? Удовлетворяя собственную гордыню он привёл маленькую беззащитную девочку, которой милостиво протянул руку «помощи». От жизни на улице он конечно её спас, но всё равно. Оставил одну среди разборок своих сыновей, закрывая глаза на плач, запуганный вид и вечно разбитые в кровь ноги из-за ежедневного бега от обидчиков.       И вот словно в насмешку, стоило только им прекратить свои распри и стать нормальной, настоящей семьёй, а не жалким кукольным спектаклем, как её забрали. Болезнь, от которой нет ни лекарства, способного победить в борьбе, ни других средств, что могли хотя бы облегчить симптомы и держать недуг под контролем. Что может быть ужаснее? Они пытались найти хоть что-то, даже изобрести нечто новое, но всё тщетно. Фактически она умерла уже в тот момент, когда впервые воспользовалась магией в том переулке, на фестивале.       И не дожив всего месяц до своего восемнадцатилетия эта хрупкая девушка покинула их.       Мучаясь до самого конца.       Он так и не заметил, что дверь кабинета с лёгким стуком закрылась, вновь оставляя его в кромешном одиночестве.       ***       Рыцари прибывали в гробовом молчании. Шавка, которую они гнобили всё это время больше не будет смотреть из-подлобья. На полигоне стало на один манекен для тренировок меньше.       ***       Винтер хмуро глядел в сторону узорной шкатулки, на дне которой покоился осколок мифического зеркала. Сегодня, впрочем как и вчера, у него были поминки. Юная герцогиня действительно заслуживала ежедневных поминок, пусть и не была единственной, кто умер. Дети стали пропадать и гибнуть один за другим, да и он сам перешёл в полу-коматозное состояние, у него уже едва двигаются ноги.       — Мастер... Мастер... — рядом был мальчишка, что единственный ещё остался цел.       — Район, ты ещё здесь.? Уходи скорее, времени осталось совсем немного. — он опустил руку и погладил растрёпанные волосы.       Лейлисты уже пришли в движение. Новость о смерти последнего древнего мага с проклятой кровью быстро разлетелась по свету. Многие его друзья из соседних государств уже захвачены в плен или убиты. Эта лживая богиня наступает всем на пятки, но никто уже не пытается сбежать.       Винтер надеялся, что когда всему придёт конец, то хотя бы кто-то сможет его простить, а герцогская семья наконец воссоединится. Да, наверное только там у них есть спасение.       Под ухом раздался крик и изуродованное тело мальчика плашмя упало на пол, кровью пачкая его ботинки.       — Вот и ты, дорогой кролик. — сзади слышится женский голос.       Он не хочет оборачиваться. А ему и не нужно, ведь он прекрасно знает, что его ждёт. Осталось немного, а затем наступит блаженная тишина.       — Пора платить по счетам. — чужая рука опустилась ему на голову.       Он вздохнул. Теперь всё напрасно.       Обезглавленный труп упал на бездыханного Района, не успевшего даже сделать последний вдох. Кровь забрызгала всё вокруг.       Это последний день этого мира.       ***       — Ваше Величество! На нас напали! — Седрик с криком влетел в рабочий кабинет.       Он увидел усмехающегося Каллисто, смотрящего в окно с полуоборота, сжимая в руке небольшую бутылочку. Он словно был не здесь.       — Ваше Величество, у нас на-.!       — Я знаю, Седрик. Я знаю. — Каллисто обернулся к нему полностью. — Лучше не трать время понапрасну, иди к своей возлюбленной, как там её... Мариа или что-то в этом роде.       — Что? Но зачем?       — Эта война уже проиграна, нет смысла что-либо делать. — он выпил содержимое бутылочки, горько засмеявшись. — У этой империи больше нет будущего, как и императора.       Блондин упал замертво, выпив самый сильный яд, который только смог найти.       Ему не было грустно.       Фактически, единственный хороший человек в этой прогнившей империи уже умер. ***       Герцогские земли полыхали, а в самом эпицентре пламени лежал её портрет.       Эту вещицу нельзя было уничтожить, ибо герцогская семья сделала всё, чтобы ни годы, ни люди и даже ни огонь, не могли испортить единственное, что оставила после себя эта девушка.       В самом углу было написано:        Пенелопа Эккарт. Дочь Герцога Эккарт и почётная аристократка.       Она не страдала лишь в этой картине.