Настоящий Блэк

      — Ты хочешь что-то спросить, милая? — бархатным голосом интересуется Друэлла Блэк, складывая газету рядом с собой.       Беллатрикс и правда хочет, но мнется, тщательно подбирая слова. Ей только семь лет, и она ещё не умеет надлежащим образом формировать мысли, хотя очень старается в надежде сильнее походить на отца — всегда серьезного, бьющего фразами наотмашь, четкого и непоколебимого в своих желаниях. Для нее Сигнус Блэк — это скала, которую невозможно разбить; идеальный мужчина, великий волшебник и самый лучший в мире человек.       А она, Беллатрикс Блэк, носит звание его наследницы и готова сделать все, чтобы свой статус оправдать.       — Maman, — выделяет она так, как выделяет отец: медленно, плывуче и вместе с тем настойчиво. — Скажи, откуда люди берут информацию о жизни тех, кого уже давно нет в живых? — спрашивает Беллатрикс и закусывает губу, надеясь, что вопрос прозвучал достаточно понятно.       Друэлла вскидывает одну подведенную бровь, ставит фарфоровую чашку на маленькое блюдце из того же набора и оценивающе глядит на дочь.       Отношения у них, по правде говоря, слегка натянутые: Друэлла хоть и носит фамилию мужа, но все равно слишком Розье, а Беллатрикс — слишком Блэк. Вот они и не ладят так, как должны ладить мать и дочь, хотя обе не догадывались об этом до рождения Андромеды и мылышки Цисси.       — Почему ты интересуешься, дорогая?       Друэлла снова использует слащавое обращение, но Беллатрикс почти не уделяет этому внимания — сейчас нужно получить ответ на вопрос, а не в очередной раз ссориться. К тому же, излюбленное матерью «Трикси» ей не нравится гораздо сильнее любого другого уменьшительно-ласкательного, а значит, ещё не всё так плохо.       — Ну как же, — удивляется Беллатрикс, хотя внутренне хочет крикнуть, что это не ее дело. — Известно столько разной информации о жизнях знаменитых учёных, политиков или даже писателей, но откуда? Насколько я могу судить, entrevue в те времена ещё не было.       Беллатрикс бросает красноречивый взгляд на статью-интервью с квиддичной командой «Катапульты Кайрфилли». Валлийской сборной удалось обыграть Норвегию в финале Кубка Европы, и теперь на каждом шагу о них гудят так громко, что даже семилетняя девочка знает об этом, хотя спортом на профессиональном уровне не интересуется вовсе.       — Ты должна понимать, что наследия этих людей вошли в историю. Как о них можно не знать?       — Ты не поняла! — порывисто возражает Беллатрикс, почти не сдерживаясь, за что получает недовольный взгляд матери, тут же успокаивается и снова пытается правильно подобрать слова. — Я имею в виду жизнь в целом! Например, факты из биографии или личностные качества. Откуда в книгах эта информация?       Она старается говорить спокойно, но блестящие глаза, вскинутые брови и слегка приоткрытые губы выдают всю степень ее заинтересованности. Беллатрикс почти злится на себя: настоящий Блэк, как ее отец, не должен ничем выдавать свои эмоции, если этого не хочет. А она и есть настоящий Блэк, самый первый в своем поколении.       — А, теперь понятно.       «Папа бы понял сразу», — ядовито думает Беллатрикс, но, конечно же, молчит. Ей все ещё нужен ответ на вопрос.       — Хм, — задумывается Друэлла. — Все эти истории наверняка были кем-то рассказаны. Друзьями, знакомыми и родственниками тех, к кому они имеют отношение. И если собрать все эти отрывки в правильном порядке, то может получиться целая жизнь. Понимаешь, про что я?       — Да, — кивает Беллатрикс и замолкает, чтобы обдумать полученный ответ. Maman улыбается, снова поднимает чашку и делает маленький глоток       Беллатрикс подмечает, что как фарфор белоснежная кожа делает Друэллу чем-то похожей на Блэк, потому что все Блэки от роду бледны. В остальном она кажется абсолютной противоположностью рода, фамилию которого носит: волосы цвета белого золота, глаза — отражение безоблачного неба, а рост составляет всего лишь пять футов.       У настоящих же Блэков в крови контрастность; их волосы обладают цветом крыла ворона с семейного герба, их глаза в обрамлении длинных ресниц — это черные дыры в окружении наследных звёзд, и их рост высок также, как их магический потенциал.       В Беллатрикс от Розье нет ни единого процента. Иначе была бы она настоящим Блэком?       — Но если говорить о человеке некому — что тогда, maman? Как другие узнают о его жизни? — интересуется она, нахмурив аккуратные брови.       — Есть множество других способов, милая.       — Например?       — Например, дневники. Многие великие волшебники и прославленные люди вели дневники, из которых и была взята информация о некоторых событиях в их жизнях.       — А отец тоже ведёт дневник?       — Нет, дорогая, — снисходительно улыбается Друэлла. — Сигнус не ведёт дневник.       — Но почему? — снова излишне эмоционально спрашивает Беллатрикс, но в этот раз абсолютно игнорирует недовольный взгляд матери. — Разве он не великий волшебник? Не прославленный человек?       — Конечно, великий, — соглашается Друэлла, а Беллатрикс ещё мала для того, чтобы понять: соглашается она слишком быстро. — Но ведь о нем есть, кому говорить. Мне, тебе. Нарциссе и Андромеде. А ещё у него много друзей и других родственников. — Беллатрикс согласно кивает. — Да и к тому же, в наши времена есть entrevue. Так что не переживай об этом, сладкая.       — Конечно, maman.       И Беллатрикс снова утихает, чтобы порассуждать о всей ситуации.       По словам Друэллы, многие великие волшебники вели свои дневники. Но ей почему-то очень сложно представить, как, например, Гесфестус Гор, седьмой Министр магии Великобритании, трясется над какой-то тетрадкой подобно Андромеде. Хотя, быть может, о нем просто было, кому говорить — и они говорили, а эту информацию записали и спустя каких-то два века стали подавать как «известные и не очень факты».       Беллатрикс на секунду замирает и отматывает свои мысли немного назад.       Андромеда. Ведёт. Дневник.       — Maman, но ведь Андромеда ведёт дневник. Значит ли это, что она может стать великим волшебником? — интересуется Беллатрикс почти ревниво.       Она хочет быть первой в своем поколении, кто станет великим волшебником. Как папа. Но если Андромеда ведёт дневник, значит ли это, что шансов у нее больше? Если да, то и Белле придется начать, хотя вряд ли она будет трястись над ним также, как это делает младшая сестра.       — Конечно, нет, милая, — снисходительно улыбается Друэлла, и Беллатрикс выдыхает. — Андромеда может стать великим волшебником потому, что она Блэк. И ты тоже можешь, если захочешь. И даже маленькая Нарцисса, которая ещё даже писать не умеет. Пойми, ведение дневника ничего не значит.       — Точно-точно?       Если это правда, то шансов у Беллатрикс однозначно больше: ее волосы и глаза темнее волос средней сестры, кожа на пару тонов бледнее, рост на несколько дюймов выше. У нее крови Блэков больше, чем у Меды и Циссы вместе взятых. Столько же, сколько у отца. Сколько должно быть у настоящего Блэка. И, быть может, даже больше.       — Да, Трикси.       Беллатрикс тут же вспыхивает и прежде, чем понять, зло восклицает:       — Я просила не называть меня так!       И только потом думает, что пришел конец их спокойной беседе. Конец беседе матери и дочери, которых с появлением Нарциссы, настоящей Розье, у них стало неисправимо мало.       — Как скажешь. — Из нежного и почти умиляющегося тон Друэллы превращается в ледяной и отстраненный. Она снова берет газету и, прикрываясь ей, как бы говорит: разговор окончен.       Беллатрикс было бы обидно, не учти она сразу несколько пунктов. Во-первых, она узнала всю нужную информацию до начала конфликта, к чему изначально и стремилась. Во-вторых, Друэлла сама виновата: пора бы уже запомнить, что единственное сокращение имени, которое Беллатрикс может спокойно пережить — это Белла, а не писклявое Трикси.       И, наконец, в-третьих. Ей уже почти нет никакого дела до того, что говорит или думает maman. Да и в мыслях она иногда зовёт ее лишь по имени, а вслух — только как учили на уроках Французского, изучать который Беллу она заставила лично. Так есть ли смысл переживать из-за таких мелочей?       Беллатрикс уверена, что нет. Она допивает свой чай, встаёт и молча уходит в свою комнату. С высоко поднятой головой, расправленными плечами и слегка опущенными уголками губ. Так, как это обычно делает отец. Как делает Сигнус Блэк — идеальный мужчина, великий волшебник и самый лучший в мире человек. А вечером она сама спросит, ведет ли он дневник, потому что верить Друэлле на слова очень не хочется.       И если ответ будет положительным, то она обязательно заведет себе такой же. Потому что Беллатрикс может быть самым настоящим Блэком, но ей только семь, и она ну никак не великий волшебник. Хотя когда-нибудь обязательно им станет.       Может быть, она станет более великой, чем кто-либо другой из рода Блэк. Но пока она только наследница своей фамилии, первая в своем поколении.       «И уже лучшая, — думает Друэлла, горестно глядя в спину старшей дочери. Она сама все ещё слишком Розье, а Беллатрикс — уже слишком Блэк. Намного больше, чем ее отец, пусть этого и не осознает. — Лучшая. Это ее и погубит».