Имя

      Что-то в жизни никогда не меняется.       Попав в кафетерий Острова Родос впервые, я ни на секунду не исключала возможность, что меня могут отравить.       Это было также естественно, как ставить силки напротив палатки перед ночлегом. Никогда не знаешь кто и когда придёт по твою душу. За наградой за голову, за местью, обмундированием. Или просто веселья ради. Чтобы вновь увидеть, как закатываются глаза очередного, всем безразличного, сарказа.       Там, снаружи, смерть витала в воздухе куда бы ты не шёл.       Почему же на каком-то недостроенном краулере правила жизни должны работать иначе? Потому что люди в нём не имели при себе оружия во время еды? Потому что ели из одной кастрюли? Улыбались, сидя напротив друг друга?       Я видела, как людей выворачивает наизнанку и без помощи какого-либо оружия. Я знала, что повар заранее добавит антидот в свою порцию. Я улыбалась, смотря, как его кожа синеет, а изо рта пузырями вытекает слюна.       Опыт — всему голова.       И вот, оказавшись за одним столом с полным подносом, я… Опустошила его одной из первых в помещении.       Взгляд Инес полнился сомнений. Была я дорвавшейся свиньёй или всё-таки контуженной? Я всего-то повела бровью на в ответ на её сморщившуюся физиономию.       Когда ещё перепадёт возможность не давиться картошкой месяцами напролёт, а отведать полноценный комплексный обед? Суп из… Чего-то. Салат с… Чем-то. Десерт. Десерт! Сладости в жизни наёмника сродни сокровищу!       Их сложно найти и сейчас.       Конечно же, никому и в голову не могло прийти подсыпать яд ближнему своему. Это была всего лишь сухая паранойя. В конце концов, кому в своём уме покажется, что в помещении, где у каждого четвёртого на плече красуется медицинская символика, серьёзно удастся кого-то отравить? Найдётся ли среди всех них хотя бы один, готовый поступиться общим делом ради своих делишек?       Я сомневалась, пусть задней мыслью и продолжала играться с идеей.       Потому что объединяло их вовсе не общее дело. Я только начала это понимать. Видеть своими глазами. Слышать своими ушами.       Где-то впереди наивно блистал огонёк, и все вокруг отчаянно цеплялись за вырванное пылающее сердце, ища к нему маршрут.       Они устали блуждать во тьме.       …Я никогда не забуду ту теплоту.       …Прямо как я никогда не забуду какой же вкусный здесь подают десерт!       Усевшись за свободный столик, даже не обращая внимания на суп из чего-то и салат с чем-то, я без промедления вгрызаюсь в драгоценное пирожное.       Сладко~       Что-то в жизни никогда не меняется!       Возможно, мне стоит возвращаться почаще?       И меня даже всё ещё могут отравить. Только посмотрите на все эти лица. Если бы я могла умереть от передозировки подозрений, фрустрации и злости в их глазах, то мне не удалось бы сделать и двух шагов к прилавку. Какая жалость, что местная повариха, ростом не сильно выше того же прилавка, выглядела больше напуганной, чем агитированной. А я слышала, она может ломать кости одним ударом.       Урсусы.       Я ухмыльнулась, глянув ей в глаза. Контакт тут же разорвался, и девчонка спешно вернулась к работе, оставив меня прожигать дыру в её миленьком лбу.       Впрочем, мне быстро наскучило. Всё равно, что бодаться с отражением в зеркале. К счастью, в помещении было предостаточно кандидатов на игру в гляделки. Почти все, на самом-то деле, но я-то всего одна. Стало быть, придётся выбирать, ничего личного~       Одно из немногих знакомых лиц попало в поле моего зрения. Мальчишка-санкта, отдалённо напоминавший о событиях двухнедельной давности, упрямо следил за каждым моим движением, каким бы невинным оно не казалось. В его глазах страха было не меньше, чем в девчонке-поварихе, как бы сильно его не угнетала эта правда, зато упрямости нашлось не в пример больше. Чем сильнее он хмурился, тем больше мне хотелось смеяться. Презрение, нерешительность и интерес… Ну что за чудная комбинация. Окажись мы в тот день в противоположных ситуациях, нажал бы он на курок своего игрушечного арбалетика?       Смешно. Отправлять на войну детей, надеясь, что они не станут солдатами. Учить их убивать, молясь, что этого никогда не произойдёт.       …Или же надежды с молитвами — всего лишь красивые слова? Не это ли самый интересный вопрос.       Полагаю, миру всё-таки надо как-то продолжать вертеться.       Опершись подбородком о ладонь, я улыбнулась и лениво, по-приятельски, махнула ему рукой.       С его стороны было весьма грубо не ответить мне взаимностью, но я давно смирилась с несправедливостью мира. Делай вот после этого доброе дело.       Среди шёпота и плевков мне удаётся различить вздох. Бесстрашный кролик с глазами, слишком усталыми для её возраста, качнула головой. Как предусмотрительно с её стороны было сесть ко мне поближе.       Амия. Лидер, символ, оружие. Ещё один ребёнок, втянутый в чужую войну.       Самозванец.       Я не знаю, что о ней думать.       Иногда, когда мы пересекаемся, она смотрит на меня… С жалостью. Что одновременно и смешно, и грустно, и заставляет мои зубы скрипеть, и…       …Как мир выглядит её глазами? Что сделало её особенной? Почему она была там? Зачем она здесь, почему вместе с ней, что она знает, как так вышло, зачем?       …И теперь она носит её кольца.       Я не знаю. Я не спрашиваю. Я хочу знать. Я молчу.       Но иногда, когда мы пересекаемся, она смотрит на меня с жалостью. Она не понимает, улыбается мне, как будто пытаясь утешить. И быстро убегает, стоит мне в ответ захотеть схватить её за уши вздёрнуть повыше.       Но иногда, когда мы пересекаемся, она смотрит на меня бесцельно. Я смотрю в ответ. Не понимаю, хмурюсь, пытаюсь сформулировать вопрос. И когда он, наконец, появляется, я осознаю, что девчонка давно ушла, а он был бессмысленным.       Но иногда, когда мы пересекаемся, она игнорирует моё существование. Мы обмениваемся мимолётными взглядами, не ведём и бровью, расходимся в разные стороны. И я не хочу знать, в какую кашу её вновь впутали две другие неординарные личности, а ей не интересны бытовые проблемы наёмника на перерыве.       Но иногда, когда мы пересекаемся, она хочет мне что-то сказать.       Но я не хочу слышать.       Её слова ничего не весят. Её жалость ничего не изменит. Её доброта ничего не значит.       Она ничего не знает, но ей придётся сделать выбор.       …Я понимаю, что мне её жаль. Смешно. Даже теперь, в окружении друзей и товарищей, она одна. Они могут сколько угодно дарить ей заботу, наставлять и учить, объяснять и рассказывать, смеяться и плакать, играть в семью, но в конечном итоге корона окажется на её голове.       Они это знают. Конечно же знают. Стынет ли кровь в их жилах?       Моя готова кипеть.       Но я должна видеть. Поэтому я и здесь, разве нет?       Сарказ должны быть свободны.       Дышать. Жить. Страдать. Выбирать. Убивать.       Умирать.       …Была ли она свободна хоть раз?       Я вернулась в чувства, когда кто-то скрипнул стулом за столиком по соседству. Рука инстинктивно дёрнулась к ножу на бедре, но остановилась на полпути. Источником резкого шума оказалась незнакомая фелин с тетрадью в руках. Она встала с места, где только что сидела Амия. Мне потребовалась пара секунд, дабы понять что к чему.       Амия уже давно ушла. Сидела ли она за столиком одна или вместе с этой девицей?       Вспомнить не удалось.       Я вздохнула.       Это был плохой знак. Я слишком расслабилась.       Незнакомка не обращала на меня совершенно никакого внимания, чем похвастаться могли немногие. Апатичным глазам было совершенно неинтересно моё присутствие. В другой день я бы сочла подобное поведение интересным, возможно, даже стоящим небольшого расследования, но сейчас мне было всё равно.       Фелин прошла мимо, пока я глядела на место, с которого она поднялась.       Еда успела остыть, а аппетит улетучиться.       Пырнув вилкой недоеденное пирожное, я решила оставить его в покое, поднимаясь сама.       Двери кафетерия, как и все на корабле, открылись автоматически.       Удобно. До того момента, пока они не сломаются. А подобная тенденция наблюдалась, да? В смысле, даже я, посещая это место по праздникам, могу вспомнить по крайней мере один такой случай. Пришлось ли всё-таки перелопачивать всю систему?       Хорошее было времечко. Шум был громче, конечности разлетались дальше, люди умирали чаще, войны длились дольше, денег было больше. Отчаяние в обречённых глазах сияло ярче.       Хотя постой-ка, нет. Всё осталось точно также~       Впрочем, едкой ухмылке не удалось удержаться на лице. Стоило мне оказаться подальше от хмурых глаз, как рука потянулась ко внутреннему карману ветровки, привычно вытягивая из него аккуратно сложенное, но потрёпанное фото. Я видела его сотни раз.       На нём была видна каштановая макушка с торчащими длинными ушами.       Беспомощное существо с извечно-фригидной гримасой на лице.       Трус, прячущийся за маской.       И женщина, чья улыбка преследует мои сны.              Тереза…              …Какое имя ты бы мне дала?