Ленты

Do you wanna play with me that game Play with me that game Play that game Do you wanna feel with me the same Feel with me the same Feel the same (MARUV & BOOSIN «Drunk Groove») Юдзуру прошёл вглубь комнаты и воскликнул: - О. Кровать. Можно подумать, он ожидал, что им постелют футоны, ну или на крайняк походные спальные мешки. Но Хавьер не стал шутить вслух, потому что раз Юзу говорит, значит не просто так. У него всё не просто так. Юдзуру обошёл кровать, тронул металлические детали изголовья. Посмотрел на Хави. Тот засмеялся: - Я понял. Тут сложно трактовать двояко. – Он изобразил, смешно растопырив руки. – Хочешь игры со связыванием? - Правильно. Хави осёкся. Настороженно посмотрел на аккуратную улыбочку Ханю, такую многообещающую и скрытную одновременно. - Юзу, если ты сейчас из сумки наручники вытащишь, то всё, я расписываюсь в том, что я совсем не знаю, что ты за человек. - Нету у меня никаких наручников. Пффф! – Юдзуру небрежно плюхнулся на кровать, поджав одну ногу так, что штаны плотно обтянули бедро и, если бы чуть хуже тянулись, то наверняка треснули бы от этого движения. Юзу вздёрнул подбородок, посмотрел с вызовом. – Зачем вообще нам наручники? - А что ты предлагаешь? Ремни? Это больно, нужно будет подкладывать что-то, а то твои нежные ручки… - Во-первых, не ремни, это и вправду слишком сурово. Не под настроение. А во-вторых, почему МОИ ручки? У Хавьера брови выгнулись и на лице отразилась весьма богатая палитра чувств. - То есть, ты имеешь в виду мои?.. Юдзуру закивал. Даже ресницами похлопал, такой весь милейший молодой человек. - Я так понимаю, мне нечего надеяться, что ты просто задумал меня оседлать?.. Юдзуру очень сильно покраснел, но улыбался, едва удерживая смех, и покачал головой отрицательно. Смеющийся, броско красивый, искрящийся именно той яркой прелестью, которой он привлёк его с самого начала. Возбуждённый сегодняшним успехом, триумфом и новыми своими рекордами – обновил по второму разу за две недели. Волосы у него сейчас были чуть короче, чем обычно, и он казался совсем беззаботным мальчишкой – олимпийский чемпион, его Юзу. В первый раз всё было совсем не так радостно… да вообще безрадостно, непонятно даже, как это вообще случилось. Чуть меньше чем год назад, в Китае. Хавьер, счастливый и желающий обнять весь мир, был готов не спать всю ночь, праздновать победу, не волнуясь уже об репетициях да показательных. Тренеры просто из последних сил призывали его не устраивать пенную вечеринку, или что ещё могла сгоряча натворить компания объединившихся авантюрно настроенных товарищей. Фернандес клятвенно обещал не ломиться в поисках злачных мест, и даже совсем не покидать территорию отеля. Пока ещё Хавьер продолжал убедительно отнекиваться, к ним подошла мать Юдзуру, кажется не решаясь прервать усиленные внушения команды тренеров новому чемпиону мира. Или обдумывая, к кому она может обратиться, потому что с возникшей трудностью не обязательно лучше бы справился более взрослый и опытный специалист. Она остановила Хавьера, готового добросовестно идти отсыпаться, вежливо поздравила с победой и, явно не будучи уверенной, что это правильно с её стороны, тихонько сообщила, что Юдзуру немного расстроен, и если он готов с ним поговорить, это, наверное, его бы успокоило. Хавьер беззаботно согласился и только на подходе к той части номеров, которую занимали японские сборники, начал обдумывать эту странноватую просьбу. «Немного расстроен? Прямо-таки «немного»? С «немного» она бы ко мне не пришла.» Невнятные звуки за дверью не показались из коридора какими-то особенно громкими. Хавьер влетел в номер, намереваясь быстренько всё порешать, и лоб в лоб столкнулся с чужой истерикой, в самый разгар её. Замер, ошеломлённый мучительной паникой и осознанием, что его не должно быть здесь. Юдзуру плакал, сидя на кровати и согнувшись, не замечая сам, под каким неудобным углом. Не сразу понял, что в комнате что-то изменилось, не почувствовал присутствие нового лица. Через минуту, всхлипывая, поднял лицо от вытянутых рук – всё мокрое от давно уже, видимо, льющихся слёз. Оглянулся, увидел перед собой Фернандеса. В жизни ещё Хавьера с такой яростью не пытались вытолкать вон. Нет, один раз было что-то очень похожее, но его тогда наоборот хотели вернуть, поколотить как следует, а уже потом выгнать вон. Юзу же его бить не хотел, но прогнать – да, как можно быстрее. Ярость и вся ведущая его, дающая ему силы внутренняя буря способствовала тому, что Хавьер в какой-то момент был готов уже сдаться и свалить, откуда пришёл, не лезть туда, куда не просят. Но и он, в целом, был покрепче и поустойчивее Ханю, и, главное, не столь захваченный эмоциями, мог сдержать его напор; не стал выметаться, постарался поймать парня за руки, удержать, буквально, отбиться. «Вот сейчас мы и подерёмся!» - пугающе и весело пронеслось в голове. Кажется, немного Юдзуру его действительно задел, да и Хави, пытаясь обездвижить его руки, плечи, всего его – наверняка довольно больно его стискивал, понаставил следов на запястьях. Юзу вырвался, накричал на него, чтобы он не смел, развернулся, хватая себя за голову, цепляя в раздражении за волосы, прошагал обратно вглубь комнаты. Хавьер хотел было помиролюбивей обратиться, расспросить, что произошло, но на него обрушилось всё и сразу. Юзу мог бы швырять вещи – он швырялся словами, с долгого японского наконец-то перешёл на английский и от этого легче не стало. Хавьер понял только, что, первое: он не должен быть здесь; второе: его жалость ему не нужна; третье: пусть выметается и идёт праздновать свой триумф, потому что он в следующий раз его разнесёт и даже не спросит, как он и что. Хавьер даже подойти не мог, потому что тогда точно будут швыряние вещами, да и драка вслед за тем. Он перестал понимать английский Юзу, только отдельные слова. Внезапно Юзу закашлялся, и Хавьер уже было решил, что у него приступ, но Юзу замахал рукой, отрицательно мотая головой, ударил по протянутой к нему руке, отстань, мол. Слёзы, прекратившиеся было за криками, снова выступили на глазах, злые, обессиливающие. Хавьер подходил к нему шаг за шагом и, увидев, как тот вытирает пальцами глаза, силясь остановить этот беспрерывный поток, уже не выжидая, шагнул к нему вплотную, обнял. Почти насильно удержал в руках, прижав за плечи и забираясь рукой сразу в волосы. Зашептал торопливой скороговоркой: «Прости, прости, прости». Он не знал, почему извиняется, за что просит прощение. Просто интуитивно повёл себя так, как если бы пламенно ссорился и мирился с девушкой. Да даже с сестрой, например. С Лаурой они тоже могли повздорить – редко, но интенсивно, и если ему казалось, что он не прав, он это признавал. За что он теперь просил прощения у Юдзуру, он не понимал. Не за то, что выиграл – Юзу ему это в вину и не ставил. Бог знает, за что – за то, что у него сейчас меньше травм, чем у него. Что счастливый дуралей целый день. Что у него если нервы сейчас взвинчены – то от полноты счастья, а у Юзу от того, что напряжение спало, всё свершилось, а в результате только мучительное мысленное повторение допущенных ошибок, разочарование и хлынувшая усталость. Удерживать его было сложно, но через несколько минут (или бесконечность), сопротивление ослабло, звуки рыданий стали отчётливей – Хави чуть выпустил его, заглянул в опущенное лицо. Словил только короткий промельк сорвавшейся с прямых ресниц слезы и кривящийся от рыданий рот – и обхватил его за голову, прижал к себе. Повторял почти бессвязное: «Всё хорошо. Не плачь. Я с тобой». Можно было и по-испански что-то говорить, звука голоса хватало. Слёзы и правда обессиливали – Хавьер увёл Юдзуру к кровати, усадил, не отпуская от себя, не давая закрываться руками – плачь лучше в меня, я уже кожей сквозь ткань мокрое на плече чувствую. Поток мыслей стал яснее, Юзу уже выговаривал то, что было всему причиной: я рад за тебя, но из-за себя я разочарован. Я злюсь на себя, на то, что не смог, когда больше всего нужно. Больно. Всё время больно, почему всё время что-то случается… И теперь так всегда и будет? Хавьер гладил успокаивающе по спине, собирая это всё в голове, понимая, что да, страшно и больно, ожидания большого количества людей, и это неясное ощущение себя, своей проделанной работы. Ты становишься сильнее и при этом по результатам может показаться, что ты наоборот слабеешь, ты набираешь за год, а стелящиеся за тобой травмы и неудачи не дают тебе осознать результаты своих трудов. Уж на что у Хавьера этот сезон (и особенно предыдущий) был тяжёлым – Юдзуру в этом ухитрился собрать бинго из непредвиденных обстоятельств. Хави мог только гладить его – по волосам, по спине – и обещать неисполнимое: всё, всё, теперь всё будет лучше, всё будет легче, хороший мой, мальчик мой. Целовал в волосы, в лоб, по вискам, щекам – короткими поцелуями, по рукам, когда Юзу поднял руку, чтобы хоть какую-то преграду между ними создать. И поцелуй этот случайный, в центр ладони, отозвался огнём. Все предшествующие поцелуи были успокаивающими, дружескими, лёгкими и тёплыми, цель их была – подарить покой. Но этот… Хавьер удержал замершую руку, прижал к губам крепче, приложился к запястью, поймал взгляд Юдзуру – яркий сквозь слёзы, заполошный. И осознал себя уже тянущемся поцеловать Юдзуру у шеи – губы ему мальчик не давал, но не отбивался, повторял только «Хави… Хави..» и закрывал глаза. Он его утешал – о, такие вещи могут утешить. Поцелуи в плечи, в щёки, вскользь – по губам; его сомкнутые губы, прижавшиеся к щеке Хавьера. Хави уложил его, а сам – да, утешал, долго, изматывающе – руками и губами по всему торсу, по голому телу – футболку он отодвинул в нетерпении. Штаны – не без усилий - Юдзуру боялся и смущался, но и на страх, и на смущение не находя сил. Хавьер обцеловывал его голые бёдра, спускаясь вниз, к коленям, нежно целуя их и поглаживая. Юзу стонал, желая и боясь торопить, выгибался, упираясь головой в матрас, весь уходя в ощущения его жадных губ и прикосновений. Губы Хавьера так долго ласкали его живот и бёдра, что Юдзуру уже метался по постели, и решил про себя, что Хави и не собирается… делать что он не собирается?.. Хавьер вскользь задел щекой его член, тут же почувствовал, как пальцы Юдзуру вцепились ему в волосы, довольно резко и болезненно останавливая. Поднял на него взгляд, дождался, когда Юзу откинулся на спину, резко скрестил на лице руки, закрывая себе глаза. То, как он подставлялся его ласкам, было вполне красноречиво. Хавьер уже целенаправленно обхватил его за ноги, стал вылизывать член. - Не надо! Не делай!.. Хавьер поднял глаза к нему: - Я очень хочу, позволь мне, пожалуйста… Взял в рот, понимая, что тянуть дольше невозможно. Слушал, как Юдзуру там сходит с ума, старался поглаживать его бёдра и не стискивать на них пальцы слишком уж сильно: тихо-тихо, хороший мой, сладкий мой, лежи, куда ты… Потянулся руками выше, к груди парня, цапнул подушечками пальцев соски – и немедленно получил по рукам. Что ж, ясно, не тупой. Руки вернулись на бёдра. Хави так усердно трудился над приближением своего мальчика к оргазму, что не сразу понял – Юдзуру взял его руку и вернул обратно себе на грудь. Хавьер только что не спросил: «Так ты всё-таки ещё что-то соображаешь?» Посмотрел на него. Руки больше не закрывали его лица, раскинутые в стороны. Лицо Юзу было уже как за гранью экстаза, губы распахнулись, просили. Хавьер оторвался от него, подтянулся, прильнул к нему ближе, трогая так, как он просит, а сам жадно скользнул языком в рот, сминая его прелестные плотные изгибистые губы, заставляя стонать в поцелуй: своей напористостью, грубоватыми касаниями, чтобы перебить бесконечный поток нежностей. Когда они встретились глазами, выбираясь, словно сквозь кошмар, каждый из плотного дурмана, взор Юзу был умоляющим. Хавьер прогнал мысль, что всего делов-то: перевернуть его сейчас на живот и вставить, потому что он уже и не скажет, что не хочет… Погладил его по щеке – торопливо и очень нежно. Спустился целовать его шею, в жаркую кожу, почувствовал губами след от шрама на подбородке; ладонью скользнул по животу, огладил. Над головой раздался жалобный всхлип – Юдзуру попросту уже не мог терпеть. Хави обхватил его член и, больше не растягивая удовольствие, а подгоняя его, додрочил ему, продолжая целовать горячую шею. Юдзуру застонал, распахивая рот, и Хавьер вжался губами там, где было особенно горячо, над ключицей, чувствуя, как изогнуло судорогой сильное тело в его руках. Когда Юдзуру открыл глаза, они смотрели сонно, спокойно, устало. Но он подобрался, переполз по постели. Просто сдвинул ему штаны, высвободил уже давно стоящий член, насадился ртом, помогая себе ладошкой – и, наверное, и минуты не поработал над ним, как Хавьер цепанул его за волосы, и тут же кончил ему в рот. - Боже!.. Извини… - он в смущении и раскаянии гладил его по вискам, приглаживал волосы. – Но я даже не думал, что ты захочешь так. - Интересно же… - невнятно отвечал Юзу, ещё не придя в себя, раздумчиво облизывая губы и прикрывая веками глаза, то ли смущаясь, то ли от усталости. - Интересно ему… Знаешь, что интересно? Что скажет твоя мать, увидев меня у тебя в постели. - Она нас убьёт. - Вообще-то… она сама меня к тебе направила. Поговорить. - Да? – Юзу удивлённо посмотрел на него. – Тогда, может, и ничего страшного… - Он улёгся на кровать, совершенно измотанный сегодняшним днём, который всё не желал заканчиваться, и этим спонтанным сексом, к которому ни один из них готов не был. Хавьер пооглядывался, принёс со столика бутылку воды. - Будешь? – Он держал бутылку, смотря на то, как Юзу пьёт, уже не держа в голове никакого эротического подтекста – ему просто было приятно сделать что-то, чтобы Юзу стало полегче, и всё равно это было интимней, чем почти всё, что между ними произошло. – Мне уйти? Юзу похлопал по перемятому покрывалу рядом с собой. *** - Блядь!.. Юдзуру помедлил. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы расценить этот возглас скорее как ошарашенно-одобрительный, а не чисто болезненный. Нагнулся поцеловать в живот. Спросил: - Как ты? Хави покачал согнутой в колене ногой, чтобы задеть Юзу по боку. - Замечательно. Продолжай. Юзу покрутил пальцами, вынул их, скользнул обратно уже увереннее. Добавив больше смазки. Добавив больше пальцев. Хавьер выгнулся на постели, и если ещё оставались соседи, не бывшие в курсе того, чем они тут занимаются, то только сбежавшие гулять по ночной Барселоне. - Ленты оборвёшь. - Если оборву, уложу в такое положение тебя. - Не в этот раз. – Юзу продолжал, с любопытством его разглядывая. И чувствуя руками всего. – А с медалями тогда что делать будем? - На шнурки повесим. От коньков. - Оба? Нас же сразу спалят. Хавьер ржал себе, понимая, что он в таком положении ничего не сделает, и если Юзу пришла блажь как следует его вымотать, то ничто его не остановит. Благодарно выдохнул, когда руки огладили, как надо, а по животу заскользили губы. А потом он увидел его сосредоточенное лицо, почувствовал давление, как головка члена соскальзывает по смазке, но всё же постепенно проталкивается в него. Юзу прикрыл глаза, и Хавьер в первый раз пожалел, что руки связаны – хотелось не то стереть ему капельку пота с щеки, не то приоткрытые губы погладить. Юзу с осторожной настойчивостью толкнулся глубже. - ААа! - Больно? – Юзу оглаживал его по бедру, теперь обеспокоенно вглядываясь в лицо. - Нет! Почти… Ты можешь продолжать… Юзу поцеловал его в губы, лишь слегка прижавшись своими, принимая его предложение, придерживая широко разведённые ноги. Дурацкие ленты, стянутые на запястьях, мешали не только обнять Юзу, цепануть его за плечи или волосы - мешали вообще, даже сильнее подставиться; кто вообще внёс идею игр с контролем и, главное, нахуя?.. Юзу ебал его медленно, прочувствованно, наглаживая по всем местам. Отозвался на его нетерпеливый стон: - Тебе нравится? С губ слетел смех, остановленный поцелуями. Юзу с таким цепким вниманием даже за их пропусками на совместных фотографиях не следил, как за тем, чтобы партнёру было хорошо, пока он его трахает. Что и то и другое у Юзу развилось на нервной почве, Фернандес раскусил, в общем-то, ещё весной. Хави распахнул затуманенные глаза, облизал губы, пообещал: - Я потом тебя привяжу и выебу так, что ты не сможешь даже сформулировать вопрос. Хавьер почувствовал его смех, как никогда ещё не чувствовал, всем телом. Юзу не останавливался, улыбка его вспыхнула совсем рядом. - Я надеюсь. Но ответ истолковал верно: раскрыл его сильнее, задвигался жёстче, в одном правильном ритме, продолжительно. Спустя несколько томительных минут приостановился, вышел из него, глубоко дыша и слизывая пот со своей верхней губы, неспешно поводил головкой члена по краям влажной от смазки дырки; придерживая рукою, направил член между ягодиц, входя и выскальзывая обратно, рассматривая его и дразня этой деловитой неспешностью. Края дырки саднило, но всё равно, нестерпимо хотелось, чтобы он вновь вошёл поглубже и доделал начатое. Хавьер вскинул бёдра, подался к нему, выстанывая сквозь закушенную губу: глубже, пожалуйста. Юдзуру пристроился удобнее, сильнее согнул его – и добил чередой довольно грубых толчков, заслушиваясь его вскриками на каждом, и стараясь не сорваться прежде времени. Помог ему рукой, надрачивая в такт своим движениям бёдер, и сам кончил, вполне насладившись теснотой крепкой задницы. Вышел, откинулся, опираясь на отставленные назад руки, любовался представшей картиной: бурно вздымающиеся грудь и живот Хавьера, красивые заведённые наверх руки, схваченные лентами, раскинутые ноги и натёртая не закрывшаяся ещё полностью дырка… обмякший член и капли спермы на животе… Хавьер ругался и измученно стонал. Юдзуру снял презерватив, выбросил его и, торопливо покрыв поцелуями бёдра парня, начал его развязывать. - АА-а, руки!.. Блядь, так можно плечи ненароком вывихнуть. – Хави уселся в постели, сильно свёл вперёд плечи, разминая их. – Ух, ебаа-ать… - Он подтащил одной рукой Юзу к себе, поцеловал требовательно. - Спасибо… - успел проговорить Юзу между поцелуями. - Gracias. - De nada... А ты, я смотрю, понахватался. - Учу немного основные фразы на разных языках. - Я про секс, но и за испанский спасибо. Лаура говорит, что мы, наверное, трахаемся под Шопена. Юзу развеселился. - Можем попробовать. Только не под балладу из моей короткой, а то я буду отвлекаться. - Ну уж уволь! Не надо нам никакого Шопена. Не хочу, чтобы меня ебали в музыкальные акценты. Пам! Парабам-пам-пам-пам-пабам-пам-пам-пам!.. Юдзуру, который в этот момент как раз собирался встать с кровати, от смеха свалился вместе с одеялом на пол.