***
Сегодня опять снился сон, из-за которого Чон не мог спать. Личный кошмар, который напоминает о той аварии, снова и снова. Чонгук уже привык после сидеть на диване, который был так неудобен, и смотреть в потолок. Привык уже и к тому, что после кошмара он не может уснуть обратно, поэтому решает повторить материал перед экзаменом, заодно отвлечь мысли. Вечером с друзьями они пойдут отдохнуть, а пока оставалось целый день пить кофе и мучиться из-за недосыпа.***
— Наконец-то сессия закончилась, — сзади Чонгука за плечи обнимает друг, направляя в сторону машины. — Сегодня познакомишься с моим Чимином, мы буквально на прошлой неделе встретились на улице, представляешь? Я столкнулся с ним и пролил на него кофе, а он меня обматерил, разошлись, стали со соулмейтом болтать о том, что произошло, и поняли, что это мы, — тараторит друг. — Тот дебил, что разлил кофе на его белый свитер, — я, а тот псих — он. Я еще никогда так быстро не бежал стометровку, а этот засранец стоял себе спокойненько и ждал, пока я несся к нему. Я чуть легкие не выплюнул, а ему хоть бы что, — смеется Мин, но замечает, что лучший друг не в настроении. — Твой-то так и молчит? — Да, — грустно отвечает Гук, он ведь его ждет, все еще хочет услышать его или ее голос, хоть что-нибудь. Когда все вокруг делают упор на соулмейта, а тебя твой игнорирует. Ну разве можно так поступать, не объяснив, не рассказав причины игнорировать. Если ему это не нужно — мог сказать, а не заставлять человека переживать, можно было расторгнуть связь и жить спокойно. — Возможно, он не умеет говорить, ты продолжай, а, может, ему еще двадцати нет, ты самое главное разговаривай, верь, хорошо? — Верю, у меня и выбора-то нет, но на душе так паршиво. — Ничего, тебе нужно выпить, поехали, там нас уже ребята ждут, отдохнешь, развеешься.***
Клуб встречает их громкой музыкой и танцующими людьми. Пятница — студенты отдыхают, а учитывая, что сегодня был еще и последний экзамен, то попойка должна быть масштабная, как ни как, конец года. Хотя погода не радует и совсем не походит на лето — моросящий дождь стучит по крыше здания. Чонгуку легче, дождь будто забирает его боль, разделяет ее с ним. Ему бы сейчас на крышу, послушать мелодию капель, но выпить нужно, отпраздновать: конец учебного года, зачеты и экзамены. — Хэй, вы пришли! Вам тут было ехать-то нечего, но вы подошли самые последние, — тянет Намджун, приветствуя друзей. Юнги ищет светлую голову в толпе танцующих и ныряет к ней. Он счастлив, а Чону остается только двинуться к барной стойке, предоставляя парочке возможность побыть наедине. — «Манхеттен», — просит Чон, усаживаясь. Ему бы сейчас с друзьями отмечать, радоваться, но настроения нет, есть желание напиться до беспамятства, чтобы не думать о человеке, которого даже не знаешь. В душе так тоскливо видеть друзей счастливыми, когда ты в абсолютном неведении. Что с твоим человеком? Жив ли он? — Неплохо, пару минут, — улыбается бармен и начинает готовить коктейль. — Видел, ты пришел с друзьями, почему не с ними сейчас? — Они с парами, а я… — Одиночка? — предполагает незнакомец. — Нет, не нашел своего соулмейта, — выпивает свой напиток не морщась, на душе куда хуже, чем этот коктейль. — Ну, двадцать исполнится — найдешь, переживать из-за этого не стоит. А пока живи, встречайся с кем-нибудь. — Мне уже как несколько месяцев двадцать, только мой молчит. — Оу, — тянет бармен, — сочувствую. Ну и фиг с ним, смотри, — показывает рукой на толпу танцующих девушек и парней. — Тут полно людей, найди себе кого-нибудь и приятно проведи время. — Я так не хочу. — Подождешь меня? Моя смена заканчивается через часик, могу выслушать тебя. — Не стоит, не люблю ныть незнакомцам… Можно мне «Зеленый Веспер»? — Пару минут, — парень за барной стойкой стал намешивать коктейль. — Это же не проблема, можем познакомиться. Дружить с барменом, знаешь ли, хорошо: выслушает, нальет, утешит. Меня Хосок зовут, — протягивает новый бокал. — Ты только не налегай на него как на первый, он не убежит, они больно крепкие. Чонгук не слушает его и быстрыми глотками пьет зеленоватую жидкость. У него иная цель, ему нужно забыться, пусть ему будет завтра плохо, но зато Чон будет маяться с похмелья, а не думать о соулмейте. Коктейль… Еще коктейль… И еще парочку… И его к друзьям уже волочет освободившийся бармен. — Забирайте вашего, вы за ним хоть присматривали бы, а то он все не хотел останавливаться, еле увел. — Вы знакомы? — интересуется Джин, выползая из объятий Намджуна. — Насколько я помню, ты бармен, — он нагло тыкает в парня пальцем. — Мне кажется, о пьяных так не заботятся, им максимум такси вызывают до дома или на улицу ведут проветриться. А тут такая опека. — Или в туалет, — врывается Мин в разговор. — Это уже по вашей части, — старается заткнуть его Джун. — Ну, смена закончена, я видел вас вместе пару раз, и сегодня видел с ним, — он указывает на Юнги. — Почему бы вам не позаботиться о нем? — Мы-то позаботимся, а вот ты, кажется, на него виды имеешь, — все не отстает Джин. — Иди давай, он уже занят. — Кем же? — усмехается Хосок. — Он мне весь вечер рассказывал какой он несчастный, никому не нужный. — И ты захотел утешить? — не успокаивается Джин. — А что, если и хотел? Я Чонгуку открыто говорил о приятном времяпровождении в моей компании, а он все талдычил о соулмейте своем. Джун пытается успокоить своего парня, обнимая его и целуя в шею, лишь бы тот выключил свой режим тотального контроля над младшеньким. — Чонгук взрослый и сам может решить, с кем общаться, что пить и сколько. Он никогда не творил херни, даже после аварии, — шепчет в ухо парня Джун, поглаживая спину рукой, пытаясь успокоить. — Пойдемте пить, — резко встает Чон, тут же падая обратно на диван, потеряв равновесие. — Хватит тебе, — буркнул Хосок, косясь на друзей, которые не собирались уходить или вызывать ему такси. — Оставь его нам и иди на все четыре стороны, — продолжает Джин, защищая младшего от этого бармена, который просто пожирает Чонгука взглядом. Пока младшенький не закрывает рот рукой, быстрее направляясь в сторону туалетов.***
Чон просыпается от головной боли, в горле нещадно сушит, а рядом лежит полуголый парень. Приплыли… Гук оглядывает плохо освещенную незнакомую комнату и видит разбросанные вещи. «Точно приплыли…» — проносится в голове. Чонгук уже хотел незаметно слинять, пока незнакомец спит, уткнутый лицом в подушку. Бегает, по полу вещи собирает, пока сонный хриплый голос не разрушает тишину. — Вон там под стулом твой носок, — смешок и копошение в кровати. — Ты в баскетбол не играл случайно? Вчера все вещи раскидал, вот сам и собирай, — парень зарывается обратно в одеяло. Никакого смущения, а Чон стоит и ежится, понимая, что это вчерашний бармен из клуба. Он с ним переспал по пьяни? Чтоб не напрягать и так плавящийся мозг размышлениями, Гук решает спросить прямо. — Мы переспали? — Чего? — тянет парень из одеяла, садясь. — Я что, похож на такого человека? Спасибо на добром слове. — Я помню вчерашние намеки, а сейчас я у тебя в квартире голый, а ты — полуголый. Слишком много совпадений, не думаешь? — цедит Чон. — Ну, фантазия у тебя богата, только я не сплю с пьяными. Ты же вчера себя не контролировал, — хмыкает бармен. — После туалета напросился на улицу свежим воздухом подышать, чтобы протрезветь. С друзьями не попрощался, так больше и не вернулись в клуб, — напоминает Хосок. Он трет глаза, явно не планируя вставать в такую рань, и смотрит на Гука, оглядывая того всего и ухмыляясь. — Меня не отпустил, стоял, рыдал на улице, все держал за рукава свитшота, мямлил что-то, вздыхал так тяжело и все продолжал пускать слезы. Адрес свой не говорил, вот я и привез тебя сюда. А ты как давай раздеваться, вещи разбрасывать по комнате, залез голый на кровать и уснул. А мне, по-твоему, на полу спать? Спасибо, мне сегодня еще работать всю ночь. У Чонгука щеки вспыхнули. Вполне разумный ответ, потому что последнее, что он помнит, это как Юн ему говорил «Не натвори ничего», а потом как его в туалете придерживал кто-то и спину гладил. А вот дальше все как в тумане. — А синяк у меня на бедре откуда? — все не угомонится Чонгук. — От тумбочки, ты на нее налетел, а после минут пять кричал, потом ревел еще двадцать. Жалел, только вот что или кого я не понял. «Тэ, тэ» кричал. — Что «тэ»? Что это? — Ну что-то похожее ты говорил, мне откуда знать, — вылезает из теплой постели знакомый, накидывает рубашку на торс и осматривает Чонгука. Тот так и стоял с охапкой вещей, прикрывая сокровенное. — Ты оденься уже, а то сейчас-то ты трезвый, а я как бы все еще предлагаю плечо поплакаться, и не только поплакаться. Ну, и не только плечо, если ты желаешь, — смеется Хосок, шаркая ногами по холодному полу в сторону двери. Чон засмущался и отвернулся от бармена, натягивая одежду мятую, пропитанную сигаретным дымом. — Завтракать будешь? — Не откажусь, а ты готовить умеешь? — интересуется Чонгук, проходя за старшим на кухню. Яркий свет слепит, в спальне-то темно было. — Ну да, живу один, пришлось научиться. Я так понимаю, после вчерашнего тебе крепкий кофе, — утверждает Хосок, принимаясь наготавливать, пока в тостере готовится хлеб для бутерброда. — Не откажусь, — Чон присаживается на стул, наблюдая как бармен ловко управляется со всем, ну, и немного залипнув на его подкачанный торс. После многочисленных извинений за неудобство и свое нытье, а также благодарность за крышу над головой и завтрак, Чонгук уезжает к себе домой.***
— Ты где был? Мама все больницы обзвонила, ты о нас думаешь? — выходит в коридор негодующий отец. — Я у друга остался, телефон сел. Простите, я что-то чувствую себя нехорошо, посплю пойду, — он задерживает дыхание и проходит рядом с родителями, молясь всем богам, только бы… — Чон Чонгук, — повышает голос на сына мама. — Вот так ты у друзей ночуешь… От тебя воняет алкоголем, ты же не пьешь, что с тобой случилось? — любопытствует, смягчая голос и оглядывая сына. Он правда не в лучшей форме: мятое лицо, синяки под глазами, пахнет перегаром и дымом сигарет. Сложно притворяться, что все в порядке, когда внешний вид тебя выдает. — Ну, мы отмечали в клубе конец года, а потом я к другу уехал. — Почему к другу, а не к девушке? — тут уже вмешивается отец. — Сын, мы тебе говорили, что это не самое лучшее времяпровождение. А если твой соулмейт девушка, то что ты, никогда с ней не будешь? Будешь по парням бегать? Нам никогда от тебя внуков не ждать, да? Ты хочешь нас оставить в старости без радости? — Ну пап, — тянет сын, — успокойся. Вон он и не отвечает, потому что вы против него. Почему я должен любить девушку? — негодует. — Чем парни плохи? Они тоже чувствуют, любят, дышат. — Это другое, вы же оба… парни. Почему мы должны поддерживать это? — стоит на своем отец. — Потому что мне так комфортнее, я гей, этого не изменить. Я спать, прошу, не будите меня, сам встану, — Чонгук удаляется в свою комнату, хмурый и злой. Продолжать диалог с отцом совсем не хочется. Неужели так сложно принять выбор сына? Почему его отец всегда при разговоре о друзьях, даже не о парне, высказывает свое недовольство? Он же не спит со всеми подряд-то. И ни с кем не встречался уже как два года, интерес пропал ко всем после аварии. Он будто уже свое сердце и душу отдал любимому человеку, а сейчас страдает, ведь рядом никого нет. Явно отец постарался. Девушки его не интересовали, а с парнями уже как-то не клеилось, не цепляло. Остается надежда на соулмейта.***
— Может, мы погорячились? Зря мы ему не сказали правду, он должен был знать, что тогда случилось, — голос матери дрожит, она аккуратно берет ладони мужа, поглаживает, успокаивает. Отец же сильнее хмурит брови. — Все правильно мы сделали, нечего ему с тем было по койкам скакать. Выбью я из него дурь, он еще у меня женится, — грозно смотрит на дверь сына, метая молнии, все никак не примет его симпатию к собственному полу. — Он же наш сын, он мучается, соулмейт молчит, а про того Гук забыл. Но мозг-то помнит, ты же слышишь, как он по ночам кричит, ему кошмары снятся, с той аварии. Может, расскажем ему? — любопытствует мама. — Я сказал нет, даже не смей это упоминать, — отрезает отец. — Любил бы его — вспомнил, а так вон с кем-то уже успел снюхаться. За что мне это? Другие отцы с сыновьями пьют, в баню ездят, на рыбалку, а этот… — махнул рукой в сторону комнаты Чонгука. — Тоже пьет, — смеется мама. — Ну нравятся ему не девочки, он от этого не стал хуже, понимаешь? Я его все равно люблю. — А я его выбор не понимаю и не одобряю.***
Чонгук стоял под дверью и слышал отрывки разговора, когда оба родителя более громко отстаивали свои позиции. Почему отец не принимает его? Он же ничего не сделал, он просто любит не девочек, разве это плохо? Как так получилось, что его родители знают о его предпочтениях? Если бы Чонгук помнил это… Он осматривает свою комнату. Она была будто чужой, с аварии прошло больше двух лет, а все выглядело не так, как раньше. Эта куча семейных фотографий, будто их не было, другие обои, почему родители их переклеили? Кровать была больше, мягче, спалось там лучше, а этот диван жесткий, неудобный, Чонгук всегда ворочается, ему здесь некомфортно, чего-то не хватает, кого-то…***
За окном ливень, гроза, Чонгуку спится неспокойно. Он видит себя счастливым, улыбающимся. Он не помнит себя таким, будто и не был счастлив никогда, только на фото, что показывали родители. Но он почти ничего не вспомнил, мозг блокирует эти воспоминания, лишает его чего-то важного, тело пытается облегчить страдания, но явно этим делает только хуже. Ему снится кудрявая макушка, он не видит лицо, тот за рулем, что-то рассказывает. Чонгуку на сердце хорошо, тепло, он не помнит этого, даже если это сон, иллюзия, пусть она снится вечность, он не хочет просыпаться, не хочет ощущать себя одиноким. Отец не поддерживает, любимого нет, соулмейт предательски молчит, неужели он обречен на одиночество только из-за того, что гей?***
Просыпается он в поту, под раскат грома, опять авария, опять фары встречного автомобиля и треск стекол, его кожа опять болезненно колет, будто это не сон, а реальность, и этот кричащий голос «Чонгук, осторожно!». Этот сон — его личный кошмар. Ничего не помогает, ни врач, ни таблетки, спать лучше не стал, кошмары продолжали сниться. Почему собственное тело с ним это делает? Он хочет вспомнить хороший сон, парня из того сна, увидеть его лицо и забыть эту аварию и этот кричащий незнакомый голос… Лучше знать правду, чем испытывать все и пытаться разгадать, что произошло. Родители молчат, не знают или не хотят рассказывать. Почему он оказался на той дороге, почему он видит эту аварию снова и снова, а самое главное — кому принадлежит этот голос? Голос ни на один из знакомых не походит. Почему тогда мурашки от него и так хорошо на сердце, будто человек был очень важен? Раньше ему хороший сон не снился, почему приснился? Заснуть так и не смог, за окном ночь. Он достает из шкафа коробку со старыми вещами, ему нужен блокнот, где раньше рисовал, в который он не заглядывал с момента аварии и реабилитации. Его маленькое хобби давно забыто, кисть в руку он больше не брал, не может. Листает скетчбук, смотрит на пейзажи, а в середине блокнота парень с кудряшками сидит на подоконнике и смотрит вдаль куда-то, и подпись ниже «Мой ТэТэ» и сердечко. «Тэ, тэ кричал», «тэ?», «любил бы его — вспомнил». Если все сложить, может, это один человек? Возможно, он любил его, а после аварии родители ему не сказали, отец не позволил маме. Почему тот не пришел к нему в больницу? Гуку сказали, что он отделался относительно легко: гипс на ноге, руке и приличное количество ссадин и синяков, но жив. Правда вследствие ушиба головой ему поставили ретроградную амнезию, но продвижений Гук особо не заметил, хоть врач и настаивал, что прогресс есть. Пока он не вспомнит тот злополучный день и хозяина голоса, то будет считать, что прогресса нет. Иногда сомнения терзали Чона, он его не любил или отец запугал? Почему Юнги ничего не говорил? Вопросов стало больше, а ответов не прибавилось. Либо это бред пьяного, либо здесь есть закономерность… При удобном случае он лично расспросит Юнги.***
Наступила теплая ясная погода, и спустя несколько дней друзья позвали на озеро купаться. Мин надувал очередной круг, слушая историю Чимина, Намджун с Джином готовили шашлыки, а Чонгук устанавливал палатки. Нужно как-то поговорить с Юнги в одиночестве, но вокруг него все время бегает Чимин, они будто приросли друг к другу. Дождавшись, пока Пак пойдет тестировать единорога, а друг останется один, он подходит к нему. — Юн, а ты не помнишь, встречался я с кем-то до аварии? — интересуется Чон. — Нет, я бы запомнил или ты мне не рассказал, — щурится Мин. — Ты же не любишь говорить об аварии, что-то случилось? — уже волнуется друг. — Слишком часто тот сон вижу, мне от него не по себе, мог бы привыкнуть, но все как в первый раз: дыхание всегда сбивается, а сердце колотится. А ТэТэ тебе о чем-то говорит? — любопытствует Гук, ему нужна хоть малейшая зацепка. — Что-то знакомое, где-то я слышал это Тэ, но сходу не могу сказать, дай время подумать. Юнги замечает этот потерянный взгляд, ему жалко друга, он натерпелся. Чонгук родителей и его не признавал первое время, с кем чуть ли не с пеленок каждый день виделся, о чем тут речь, когда самых близких не вспомнил. Какое-то знакомое это словосочетание, где-то он это слышал, возможно даже не от Гука. — Ребят, пойдемте плавать, вода теплая, — зазывает их проплывающий на надувном круге Чимин. Его лицо меняется, он становится мрачнее тучи, когда Гук снимает футболку, чтобы присоединиться к друзьям. — Чонгук, давно у тебя эта татуировка? — Четыре года как, сделал ее в день рождения, когда шестнадцать исполнилось. А что? — непонимающе смотрит Чон на друга, пытается понять, к чему тот ведет. — Просто у моего друга есть фотография из аквапарка, где он обнимает парня, а на ребрах такая же татуировка. — Как друга зовут? — выпаливает Чонгук. — Тэхён, он из этого же города, ты его знаешь? — У него есть прозвище ТэТэ? — донимает его Чонгук. — Я его Тэ зову, ну может быть. Ты его знаешь? — повышает свой голос Чимин, выходя из воды. — Возможно, но я не уверен. Тут Чимин подходит вплотную к парню. — Пока ты целехонький живешь, он страдает, — тыкает в грудь Гука пальцем. — Ты хоть представляешь, он в коме, пока ты живешь припеваючи, ты даже не навестил его, — цедит Пак. Тут Мин вспоминает, что Тэхён — друг Чимина, который вот уже два года лежит в больнице. Подробности Юн не спрашивал, но, связав всю хронологию, оттаскивает своего парня, который уже готов наброситься, от друга. — Чимин, успокойся, он не совсем виноват, он тоже пострадавший, — похлопывает по спине любимого. — Пострадавший, — хмыкнул Чимин. — Он живет, каждый день видит мир, а Тэ, он же… Он даже в таком состоянии помнит о тебе, когда просыпался, он первым делом спрашивал «Где Гуки?», а ты ни разу не навестил его, — сквозь зубы говорит Пак, отталкивая Юнги и подходя ближе к Чону. — Я, я, — Чонгук мямлит, пятясь от надвигающегося Чимина. Он же не знал. — Я память потерял в аварии, я никого не мог вспомнить, да и сейчас все еще не вспомнил. Звон в ушах, резкая боль в голове. Чонгук продолжает оправдываться перед Чимином. — У меня его фотографий нет, отец, видимо, постарался, спрятал или выбросил все, что могло напомнить о нем. Я правда не помнил его. — А как сейчас вспомнил? — хмыкает Пак. — Я недавно увидел в своем блокноте парня, смотрящего на звезды, и подпись «Мой ТэТэ», после того дня я и стал думать обо всем этом. — Ты еще жалуешься, ты не понимаешь, Тэхён через столько прошел, а ты все думаешь не о том. Тут Гук замирает. А ведь вправду, если Тэ все еще в больнице, то насколько сильно он пострадал? — Что с ним? — Он так страдает из-за тебя, а ты, видите ли, память потерял. Не скажу я тебе, не любишь ты его, — руки на талию ставит и подбородок к верху. — В какой он больнице? Мне нужно к нему, — Чон начинает натягивать на себя джинсы с футболкой. — Чимин, я правда не знал, я не помнил, мне снилась кудрявая каштановая макушка, но лицо я так и не видел. — Больница Сунчонхян, — со злобой отвечает Чимин. Гук наспех попрощался с друзьями и побежал по каменистой дороге. Ему нужно успеть, увезли же его так далеко от города. Он уже не успевает добраться, вечереет, посещать уже нельзя, но он будет рядом, как можно ближе. Пока ловит проезжающий автомобиль и просит хоть куда-нибудь подбросить до города. Голова опять болит, и этот противный писк, но в памяти всплывает размазанный образ как его обнимают, целуют, щекочут. Палатка в лесу и как из-за холода прижимался к чужой широкой спине, а к нему переворачивались лицом и сильнее укутывали в одеялко, обнимая и целуя в носик. Как Чон копошится в кудряшках, как смеются и о чем-то болтают. Он не видит лицо, просто расплывчатое пятно, которое так охота ясно увидеть. Обнять, зацеловать. Голова разрывается от поступившей информации, сердце стучит, намереваясь выпрыгнуть. Страшно не успеть, страшно не узнать… А вдруг Тэхён не проснется? Чон будет каждый день навещать его, разговаривать с ним, ему не нужен никто, кроме него. Даже на соулмейта наплевать, молчит и молчит, у него есть о ком заботиться, теперь есть. А потом Гука аж током прошибает. А что, если он тот, кого сама судьба связала вместе, и просто тот не хочет с ним разговаривать. Может, обиделся? А он на него наговаривал.***
Гук спал сидя на холодной плитке у входа в больницу, подпирая спиной дверь, чтобы к открытию быть тут. Как он только не врал персоналу и не хитрил, но в итоге над ним сжалились. — Мне сказали, что реанимационное отделение — это левое крыло, почему мы идем в правое? — Тебе же нужен человек по имени Ким Тэхён? Я же верно расслышала? — женщина вопросительно покосилась на Чона. Он уверенно закачал головой. — Ну так он уже давненько там освободил койку, все, — взгляд женщины метнулся вверх, в потолок. Чонгук, услышав и переварив всю информацию, рухнул вниз. Привели его в чувство шлепки по щекам медсестры. — Милый, с тобой все в порядке? Ты чего, ты же еще его не увидел, а уже в обморок падаешь, — рассмеялась женщина, а лифт все медленно двигался вверх. — Не надо, я передумал, не хочу его видеть, не надо, — завопил Чонгук, бегая глазами по лифту. Когда дверь откроется, то он просто побежит отсюда куда глаза глядят, видеть труп любимого он не хочет. Тэхёну бы еще немножко продержаться, явно он хотел услышать голос своего парня, а Гук так хотел его увидеть, пусть спящего с кучей проводов и шлангов, но живого, с бьющимся сердцем. Он возненавидел родителей, если они знали, отец точно знал, они с Тэхёном были у него в квартире, спали на одной кровати. Отец точно знал, что Тэхён его парень и они вместе, если бы он сказал ему раньше, он бы успел его увидеть, провести с ним немного времени… Из глаз лились слезы, он просто ждал пока приедет чертов лифт, откроются двери, пока выйдет женщина, лифт закроется и уедет вниз, а потом бежать и бежать. К этому он был не готов, почему Пак ему не сказал об этом? Или тот сам еще не получил известие? Опять много вопросов и так мало ответов, а сердце уже готово вылететь из грудной клетки, оно болит, тянет, ноет. — Ну же, что ты плачешь, ты такой сентиментальный, — рассмеялась женщина. — Что здесь смешного? — злился Чон, повышая на женщину подрагивающий голос. — Не хочу видеть своего парня в морге. — Какой морг, ты чего? — испуганно смотрит на него работница, трогает лоб, взгляд-то какой ошарашенный, она от него отходит к противоположной стенке. — Вы сами сказали, что он уже освободил койку, и глазами вверх посмотрели. Вот я и понял так, — вытирает руками свои щеки от слез. — Голубчик, кто же морги-то на самом высоком этаже держит, они внизу располагаются. Тьфу, я уж подумала, что ты ревешь, а ты из-за ерунды. — Это не ерунда, я его два года не видел, а вы так выражаетесь, — тянет Чон, пытаясь взять эмоции под контроль. — То тоже я тебя ни разу не видела, только того блондинчика, он сюда как на работу ходил, проверял, специалистов ему разных искал, вот это друг. Родители у него быстро забросили идею восстановления, дорого лечить, спустя месяц хотели отключить аппарат, не видя прогресса в здоровье. Представляешь, собственноручно убить сына, а друг не дал, сам сказал платить будет, и ведь сдержал обещание, а самому то всего двадцать два, представляешь. А ты где был все это время? — косится женщина на него. — Я после аварии забыл всех, — с досадой произносит Гук. — Так вы оба, что ли, там были? Он же к нам тоже из-за аварии попал, не повезло ему, легковушка та, почти весь удар на водителя пришелся, смяла его там, у него с позвоночником проблемы были, наши врачи его собирали по кусочкам. Ох, натерпелся мальчик, какой же он сильный. Я его спрашивала все, ради кого он так старается, а он мне все отвечал, что жених у него, ради него он должен, а я думала, что он не приходит, а тот ждет его. Плакал он по ночам только сильно, не выдерживал, скучал по тебе, ты вон какой красавец у него, — рассмеялась медсестра. — Самое главное, что сейчас все хорошо, — она похлопала брюнета по плечу, ободряя его, что самое плохое позади. — Надеюсь, что он меня простит за долгое отсутствие, — остается не озвучено. Двери открываются, у Чона голова кружится от длительной поездки и слишком нервного состояния. — А куда мы, раз он не в реанимации? Не успевает он получить ответ, как видит двери с табличкой: Реабилитационный зал. — Он не в коме разве? — спрашивает он у медсестры. — Я даже не знаю, что для него было бы лучше: спокойно спать и не чувствовать боли или заново жить, заново учиться все делать. У него был частично раздроблен позвоночник, это чудо, что он встал, пусть он плохо ходит, но это уже успех. Его лечащий врач говорит, что он очень сильный и физически, и морально. Возможно, он сможет почти оправиться от аварии, может, прихрамывать будет, но ходить точно. У Гука сердце готово разорваться, будто не было этих двух лет, мозг рисует в памяти моменты до аварии, они такие счастливые. Так приятно видеть такую родную кудрявую макушку не во сне, а наяву. Чонгук неуверенно подходит сзади и тянет: — Привет, Тэхён, прости, что забыл тебя и не приходил. Тот медленно поворачивается, взгляд такой воодушевлённый. — Я по голосу узнал тебя, Гуки, — он смотрит в такие родные глаза, а у самого слезы наворачиваются, и шепотом добавляет: — Еще тогда, когда тебе двадцать исполнилось, прости, что не отвечал, — он аккуратно проводит рукой по влажной щеке. — Я так долго ждал этого момента. — Почему ты молчал? Ты все слышал и молчал, — снова всхлипывает Чонгук. — Ты не помнил меня, а я был в не самом лучшем состоянии, от меня собственные родители отказались. Я не хотел быть тебе обузой, не смог бы ничего делать, только головой вертеть. Нужен был я тебе? — Да, если бы мои родители не спрятали все наши фотографии, не сделали ремонт, пока я был в больнице, я бы пришел раньше, — у него опять слезы на глазах. — Тэхён, прости меня, — шепчет Чон. — Я правда, как только узнал от Чимина, что ты тут, я сразу же прибежал. — Зачем так скоро-то, Чимин сообщил, что ты бежишь ко мне, но я раньше услышал тебя, когда ты прокручивал все в голове. Я слышал, как ты думаешь, и боялся, правда боялся, что навсегда останусь пятном, которого ты не увидишь. — Глупости, даже если бы я не видел твое лицо, я все равно любил бы тебя, даже не вспомни все те моменты и воспоминания, что были между нами, я полюбил бы тебя еще раз и навсегда. Этого не изменить, когда я вспомнил, увидел тебя, весь пазл в моей голове собрался, ты был недостающим элементом для моей счастливой жизни, Тэхён, прости меня, — Чон прижимает свою ладонь к ладони Тэхёна на своей щеке, показывая, что все в порядке, все будет хорошо. Пока они вместе, им ничего не страшно. — Как давно ты очнулся от комы? — Я в ней провел чуть больше месяца, показатели были совсем плохи, я на самом деле медленно умирал. После первой операции я так и не очнулся, — прихрамывая, сокращает расстояние между ними. — Знаешь, это ты — причина, по которой я на этом свете, — Тэ убирает со станка вторую руку, где на протяжении стольких месяцев делал шаг за шагом, перемещает свободную руку на талию Чону. — Я же старше тебя и мог иногда подслушивать самые твои сильные эмоции, с 18 лет, когда ты просыпался от того кошмара, когда ты плакал — я слышал твой голос, я шел на него. Мое тело медленно умирало, я был совсем плох, врачи не могли сделать следующую операцию из-за высокого шанса летального исхода. Они ждали, когда я проснусь и смогу перенести еще одну долгую операцию. Поэтому я рад, что тогда ты меня не видел, — он рассмеялся, а Чонгук уже стоял с красными влажными глазами, пытаясь сдержать слезы в себе. Смотрел, как его самый сильный парень стоит и улыбается, будто ему не больно. Он слишком сильный, пережить такое… — Тэхён, я могу тебя обнять? — мысленно посылает Чон, а Тэ, не отвечая, притягивает его к себе и целует легонько в щеку. Долго стоять без опоры Тэхёну сложно, поэтому он опирается на Чонгука, теперь у него есть на кого опереться, кроме костылей. Чонгук его в ответ легонько обнимает, боится прижать сильнее, боится сделать больно, и, не спрашивая, целует в губы. А память потихоньку очерчивает лицо Кима, хоть голова и болит уже больше суток, он старается не замечать это, сейчас он сосредоточен на Тэхёне, растворяясь в нем, забывая все плохое. Воспоминания Чона обретают краски, всплывает их первая встреча, свидание и первый поцелуй, секс, как Чонгук краснел, когда Тэ шептал ему пошлости, и как отец узнал о его отношениях с парнем. А дальше они все время проводили с Тэхёном, пока папа каждый вечер ругал Гука за неправильный выбор и то, что в двадцать соулмейт будет ругаться, что он провел свои годы с парнем, так думал отец. Но вот папа удивится, когда Чон сообщит ему, что соулмейт заговорил, и они нашли друг друга чисто случайно, судьба свела. Он так ненавидит отца за это, почему он решил за него? Разве можно разлюбить такого прекрасного человека? Конечно же нет…