***
Я сидел на подоконнике в коридоре института и ждал Хенджина — после пар мы должны были вместе пойти домой. Он должен был прийти еще пятнадцать минут назад, но почему-то задерживался. Хотя я догадывался о причине. Он уже с самого утра был невероятно оживлён и постоянно отвлекался на телефон. Ведь вчера он «познакомился с такиииим парнем». Парни не теряют голову при виде меня и не обсуждают меня с восхищенным придыханием. Для них я скорее брат. Этакий младший братишка, о котором вспоминают редко и лишь когда что-то нужно. Меня никто и никогда не называл «такииим парнем». А вот в адрес других я часто слышал это. От того самого Хенджина. Иногда мне кажется, что я слышу это слишком часто. Возможно, это как-то связано с тем, что он говорит это про каждого парня, с которым начинает встречаться. Возможно, он меняет их слишком часто, потому что они совершенно его не ценят, то и дело разбивая ему сердце, из-за чего он по два-три дня страдает в моей квартире, нагло оккупируя мою жилплощадь. Вот и сейчас — он едва успел расстаться с предыдущим, прорыдав два часа на моем плече и цепляясь за меня как за последнюю надежду, и спустя две недели очередной «такооой парень». Хенджин прошел мимо, собственническим жестом прижимая к себе Джисона — первокурсника, приехавшего из Малайзии. Меня он, естественно, не заметил. Я стоял там, где мы договорились встретиться. Я стоял прямо там и рассыпался на части. В очередной раз. В очередной раз он просто забыл обо мне, так как в данный момент я не был ему нужен. *Глупый Сынмин, а чего ты ожидал? Что он спустя три года, вдруг, рассмотрит тебя в толпе бездушных смазливых кукол? Что, неожиданно, он заметит того, кто был рядом всегда? Что, наконец, ему станет важна не внешность, а душа? Глупый, глупый, Сынмин****
Одиннадцать дней. Ровно столько я наблюдал со стороны, как Хенджин счастливо улыбается, постоянно обнимая Джисона. Одиннадцать раз. Ровно столько я видел, как, распрощавшись с Хенджином у своего подъезда, спустя пятнадцать минут Джисон выходит снова и… встречается у кафе через парк от дома со своим вторым парнем — Ли Минхо, который, по иронии судьбы, был одним из бывших Хенджина. Я не следил, честно. Я подрабатываю в том кафе после пар. А из окна открывается изумительный вид на… подъезд дома, в котором живёт Джисон. Семь раз я пытался сказать об этом Хенджину, но, погруженный с головой в счастье, он лишь отмахивался и говорил, что я все выдумал. В конце концов, мне это надоело и здраво рассудив, что все рано или поздно выяснится, а Хенджин будет пьяный звонить мне и умолять спасти его от одиночества и «этих неверных мужчин». Я знаю его уже почти пять лет и видел не одно такое расставание. И мне понадобилось влюбиться в него, чтобы понять, почему почти все его парни ему изменяют. Особенно последние пару лет. Кажется, он расстался по своей инициативе лишь с тремя за это время, остальные так или иначе изменяли ему — будь то флирт напропалую с каждым проходящим, поцелуи тайком за стеллажами в библиотеке или вот, как у Джисона, имеющийся второй парень. Хенджин совершенно не разбирается в людях. Он верит безоговорочно каждому человеку, он смотрит на мир сквозь розовые очки. Поэтому так часто он ошибается в людях, поэтому так часто его чувства топчут, поэтому так часто его сердце оказывается разбитым. Он влюбляется исключительно в симпатичных, даже, я бы сказал, смазливых, парней, которые прекрасно осознают свою красоту и напропалую ею пользуются, завоевывая внимание и любовь поклонников. Вот только от Хенджина все они не любви хотят, а денег. Банально, правда? Хенджин теряет голову, влюбляясь, и перестаёт замечать, что с каждым разом очередная его пассия просит все более дорогие подарки. И при этом все они изменяют ему. Что не хватает этим глупцам? Хенджин прекрасный человек, он добрый, заботливый, внимательный, к тому же, он невероятно красив. Но все эти пустышки неизменно оказываются в чужих объятиях. А Хенджин приходит ко мне. Не знаю, эгоистично ли пользоваться разбитым сердцем друга, чтобы хоть немного чувствовать себя нужным ему. Когда он звонит мне, рыдая в трубку, а потом заваливается в мою квартиру пьяный и в слезах, я понимаю, что это каждый раз на пару дней, но глупая надежда внутри меня давит все остальные чувства и эмоции, заставляя безумно желать, чтобы любимый человек наконец разглядел во мне больше, чем друга. Поэтому я позволяю ему врываться в мою квартиру пьяным и рыдающим, и при этом отчаянно нуждающимся во мне. Поэтому я заваривают его любимый чай, который сам терпеть не могу, но всегда покупаю для него. Поэтому я укладываю его спать на своём диване, поглаживая по голове и увещевая, что очередной его парень — дрянь, нагло изменяет ему, настолько нагло, что об этом знают все друзья. Он каждый раз соглашается со мной — «да, ты прав», но под утро, из своей комнаты, я слышу входящий на его телефон. А потом он начинает собираться, стараясь делать все тихо, но у все еще частично пьяного человека грации, как у бегемота, поэтому то и дело я слышу глухие удары, звуки падающих вещей и чертыханья. И все повторяется из раза в раз. И каждый раз я остаюсь с разбитым сердцем. И каждый раз я обещаю себе, что этот раз — последний, что больше я не позволю ему играть с моими чувствами, а себе — надеяться. Но… каждый раз я проигрываю, потому что, когда Хенджин обнимает меня, мое глупое сердечко сходит с ума — то замирая, то начиная колотиться, как птица в клетке. Ради этих моментов я снова и снова заставляю себя страдать.***
Хенджин поймал Джисона на измене. Получилось до смешного глупо. Где-то в мозгу моего лучшего друга случилось прояснение, и, выйдя из дома своего парня, он неожиданно вспомнил, что я работаю в кафе рядом с парком. Он зашёл ко мне, взял любимый американо со льдом, и… стал свидетелем жаркой встречи Джисона и Минхо. Поздно вечером я, ожидаемо, получил звонок от Хенджина. Захлебываясь слезами он сказал, что сам не понял, как пришел к моему подъезду, и спросил, может ли он зайти. Я поплелся на кухню заваривать его любимый чай. Спустя три минуты раздался звонок в дверь, и едва я успел открыть, как оказался в объятиях Хенджина. От концентрированного запаха алкоголя способны были завять все цветы в моей квартире. — Минни, почему они все так со мной поступают? — Потому что ты выбираешь этих бездушных кукол, которым не сдалась твоя любовь, им лишь бы вытянуть из тебя побольше денег. Потому что ты в упор не видишь того, кто тебя действительно любит и кто всегда рядом с тобой. Ты не понимаешь его чувств и используешь в качестве плюшевого медведя, в которого можно поплакать, когда на душе хреново, для тебя он лишь друг, — не знаю, что на меня нашло, но я все это сказал вслух. Хенджин оторвался от заливания моей футболки слезами и поднял на меня расфокусированный взгляд. Он выглядел удивленным. Потом снова уткнулся в мое плечо и всхлипнул. — Минни, ты мой самый лучший друг. Ты знаешь? Я вздрогнул. *Да, Джинни, знаю. Я твой друг.****
После Джисона был Феликс. Этот милый веснушчатый австралиец с невозможным акцентом в и так корявом корейском очаровал даже меня. Ну, во всяком случае, пока Хенджин не взялся подтягивать его в корейском. Они стали все чаще проводить время вместе. Однажды я наткнулся на них, когда они целовались в раздевалке. Зажав рот рукой, чтоб не разреветься прямо там, я максимально быстро добрался до туалета и уже там позволил пролиться слезам. Кажется, эта трещина стала последней в моем сердце. Живого места на нем не осталось, и оно просто рассыпалось в труху. Хенджин позвонил поздно вечером спустя три недели, к этому времени я уже успел трижды заметить Феликса аж с двумя разными парнями, так что звонку Хвана даже не удивился. Он как всегда рыдал и как всегда был очевидно пьян. — Минни… *всхлип*… я-я… могу… зайти?.. Минни, т-ты мне… *всхлип* нужен… — на удивление после этой его фразы ничего не дрогнуло внутри. Я позволил ему подняться и отправился на кухню заваривать чай, которого отчего-то не оказалось в шкафу. Я вспомнил, что он закончился еще в прошлый раз, а я забыл его купить. Впервые за три года. Я заварил свой любимый чай. *Что ж, Джинни, тебе придется довольствоваться тем, что есть.* Когда Хенджин обнимал меня, рыдая на моем плече, я впервые не почувствовал трепета от его объятий. Все, что я ощущал в этот момент, — как неприятно мокрая футболка липнет к коже. Когда он наконец заснул, я услышал, как где-то в прихожей в его куртке разрывается телефон. Добравшись до источника шума, я посмотрел, кто звонит. Феликс. Я сбросил звонок, включил беззвучный режим, засунул телефон обратно в карман и отправился спать, предвкушая, как мне не придется просыпаться среди ночи от того, что Хван будет собираться, чтобы улизнуть к своему парню, по ходу сборов круша мою гостиную, потому что недостаточно трезв. Утром в институте я увидел Хенджина, обнимающегося с Феликсом. Снова. Хотя на этот раз я ничего не почувствовал, кроме лёгкого раздражения от доверчивости Хвана, который снова будет звонить мне через пару дней. Я прошел мимо, направившись в аудиторию.***
Это произошло даже быстрее, чем я ожидал. Буквально на следующий день в половине первого ночи мне позвонил Хван. С трудом разлепив глаза, я уставился на экран телефона, где светилась фотография Хенджина и значилось «Джинни~» в графе имени. Я вдруг отчётливо осознал, что не хочу брать трубку. Не хочу слушать пьяные жалостливые всхлипы. Не хочу видеть его зареванного опухшего лица. Не хочу слушать о том, какой Феликс дурак на букву «м». Я вдруг отчётливо осознал, что ненавижу Хван Хенджина. Как только он перестал трезвонить, я отключил звук полностью, чтобы тишину ночи ничего не нарушало. Экран снова вспыхнул, но телефон уже не издавал никаких звуков. С ехидством, совершенно мне не присущим, я представлял, как Хван стоит у моего подъезда, по его красивому лицу размазаны слезы, а единственный человек, который ему нужен в данный момент — я — не берет трубку. *Ничего, Хван, позвони еще, посчитай гудки, все равно трубку я не возьму.****
В институте Хвана я не видел. На долю секунды, скорее по старой памяти, в душе шевельнулось беспокойство. Но в следующий момент я забыл о нем, так как в меня врезался какой-то парень. От столкновения он отлетел назад и упал. Потом вскочил и, не переставая извиняться, помог собрать тетради, вылетевшие у меня из рук. Подавая последнюю, он наконец поднял голову. — Извини, хён, я не заметил тебя… — отчего-то он резко замолчал, а затем как-то одномоментно покраснел и опустил взгляд. — Ничего страшного. Ты не ушибся? Меня зовут Ким Сынмин, я учусь на третьем. Ты первокурсник, верно? — отчего-то, глядя в эти невероятные лисьи глаза, хотелось улыбаться, что я и сделал, вложив в улыбку и слова максимум дружелюбия. — Н-нет… Д-да… То есть… нет, не ушибся. Да, первокурсник. С вокального. Я Чонин. Ян Чонин, — он все еще краснел и отводил взгляд.***
— Чанни-хён, ты не представляешь, я сейчас врезался в такооого парня. Его зовут Ким Сынмин, он учится на третьем курсе. Я чуть не убил его. Я все испортил. — Почему сразу испортил? Зато ваша встреча была незабываемой, — в голосе старшего послышался смех. Я в этот момент стоял за дверью и тихо сходил с ума от того, что услышал. Небольшая вероятность того, что речь шла не обо мне, конечно, существовала. Но… Именно я — Ким Сынмин с третьего, в кого сегодня врезался первокурсник, голос которого я слышал. Кажется, меня только что назвали «такииим парнем». Я открыл дверь и решительно вошёл в студию, около которой и подслушал случайно этот разговор. И… я был прав, одним из говоривших оказался очаровательный Ян Чонин, что сейчас был похож на рыбку, которую выбросило на берег — он открывал рот, не издавая ни звука, лишь хватал воздух и мучительно краснел, переводя взгляд с меня на Бан Чана — старшего, что отвечал за студию звукозаписи, с которым я был давно знаком. Причем на меня Чонин смотрел со смесью ужаса и волнения, а на Чан-хёна — умоляюще. Чан при этом явно забавлялся, видя метания младшего. — Привет, — я не мог не улыбаться. — П-привет, — Чонин неожиданно вскочил и очень быстро скрылся за дверью.***
*pov Хенджин Прошел уже месяц, как я расстался с Феликсом. Точнее, как я второй раз поймал его на измене. Со вторым парнем. И месяц с тех пор, как Сынмин, мой лучший друг, не взял трубку, когда я, в очередной раз напившись по причине разбитого в очередной же раз сердца, стоял у его подъезда, надеясь получить поддержку от единственного человека, который мог мне ее дать. В такие минуты только Сынмин мог меня спасти, только его я хотел видеть, только он был мне нужен. Но… почему-то трубку он не взял ни разу из тех десяти, что я звонил. В конце концов, мне пришлось сдаться и плестись домой, то и дело глотая слезы. Дома я плакал всю ночь, потому что не только парень меня бросил, но и лучший друг. Утром я был настолько разбитым, что решил прогулять пары. В течение недели мне никак не удавалось увидеть своего лучшего друга — он не отвечал ни на звонки, ни на смс. В кафе, где он работал, мне ответили, что Сынмин уволился. Дома я также не мог его застать. Я ужасно скучал по нему. Я никак не мог понять, почему он стал мне вдруг так нужен. Еще я никак не мог понять, почему он пропал. Ведь Сынмин всегда был рядом и никогда не бросал меня, не смотря на то, сколько раз я бросал его из-за очередного бойфренда. На второй неделе я несколько раз видел его в коридорах института, но он был совершенно не уловим, постоянно исчезая в толпе до того, как мне удавалось его догнать. Я стал все чаще замечать Сынмина в компании какого-то парня, и он явно был счастлив рядом с ним. К концу месяца я не выдержал и отправился к человеку, который знал обо всем и обо всех в этом институте — к Бан Чану, старшему, что отвечал за студию звукозаписи. Через его студию проходили рано или поздно все студенты, так что он должен что-то знать. — Чанни-хён, привет! Ты должен мне помочь, — ходить вокруг да около не в моих принципах. — Скажи мне, что за мелкий ошивается возле моего лучшего друга? — Как лучший друг, ты и сам должен бы знать, — в голосе хёна была неприкрытая ирония. — Возможно, мы немного поругались. Или нет. Я не помню, — отчего-то стало стыдно. — Минни больше не общается со мной. Может все из-за того мелкого? — Этот мелкий — его парень, Ян Чонин, первокурсник с вокального, — мне показалось, или во взгляде старшего проскользнула жалость? — Парень? — что-то внутри со звоном сломалось, звук показался оглушающим. Я медленно покинул студию. Отчего-то было трудно дышать. И это чувство было намного сильнее, чем все разы, когда мои парни разбивали мне сердце своими изменами. Я вдруг отчётливо осознал, почему в последнее время мне так не хватало Сынмина, почему мне стало так больно, когда я узнал, что у него есть парень. Меня зовут Хван Хенджин. Мне двадцать лет. И я влюбился в лучшего друга.