The Worst President, An Empty Shell/Худший президент, лишь пустая оболочка

Таббо был худшим президентом, которого Когда-либо видел Л’Манбург. И они повидали немало президентов, так или иначе испорченных. Но Таббо? Наихудший. И хотя он изо всех сил старался не быть похожим на других, быть кем угодно, только не ими, это все равно не удавалось и рушилось у него на глазах. Иногда казалось, что единственный раз, когда у народа действительно была какая-то форма стойкости, какая-то надежда на сильное руководство-это сразу после войны. До того, как они поймут, что лидерство и борьба-это не одно и то же, и что страна будет в руинах еще до конца недели. В самые темные ночи, когда он плакал до тех пор, пока у него не начинала пульсировать голова, а глаза опухали и он все еще не мог заснуть, Таббо думал, что у Л’Манбурга никогда не будет надежного лидера. Что надежды людей были искажены идеалистическим, порочным поклонением идеальному миру. Идеальный мир, который никогда не вступит в игру, не с разрушенной психикой мужчин и женщин, которые там жили. Разорванные кусочки здравомыслия, которые были всего лишь обрывками стабильности после того, как их снова и СНОВА бросали через войну и страдания, они никогда не смогут создать нацию, воплощённую из их мечт. Но Таббо все еще пытался, и пытался, и пытался. Он видел, как Уилбур, Шлатт становятся эгоистами. Отнимет у народа здоровье для собственной победы, для собственной выгоды. Поэтому Таббо стремился к противоположному. К сожалению, он переусердствовал… Таббо был самоотверженным до такой степени, что не имел ни самоконтроля, ни осознания. Его кровоточащее сердце было разорвано на кусочки и подано Л’Манбургу на блюде, просто чтобы люди остались довольны. Его называли «человек да», и это было правдой. По натуре он был мирным человеком, всегда таким был. Он сделает все, чтобы все были счастливы, жертвуя при этом собой. Он был самоотвержен и принимал каждое решение во имя своего народа, все для своего народа, своего Л’Манбурга, своего дома. Так как же он все еще был худшим президентом? Потому что президент должен быть руководителем операций, придумывать решения для людей и говорить: Да, это произойдет, и Нет, этого не будет. Таббо, возможно, и был президентом по названию, но он был марионеткой и использовался при любом удобном случае. Люди говорили ему, что делать, как действовать, что выбирать, и он делал это, потому что что еще оставалось делать? Они рассердятся на него, если он не скажет «да», а кто он такой, чтобы расстраивать своих людей? Таким образом, принятие решений перешло к другим, которые могли достаточно исказить свои слова, чтобы сделать Таббо послушным. Таббо был измотан, вся его жизнь была войной. Это был бесконечный цикл без передышки, война, шумный «мир», борьба, война, «лидерство», крики, боль, мучительная боль, почему бы ей просто не ПЕРЕСТАТЬ БОЛЕТЬ, ВСЕ ВРЕМЯ. У него никого не было. Его лучший друг был разлучен его собственным устами и руками, натянутыми кукловодом, А потом он был МЕРТВ, И ТАББО БЫЛО БОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО, ПОЧЕМУ ОН ДОЛЖЕН БЫЛ, ПОЧЕМУПОЧЕМУ, НЕТ, НЕТНЕТ НЕТНЕТНЕТ ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА Но тогда он был жив, и тогда были крики, вопли и слезы, Томми говорил плохие вещи, и Таббо тоже, но в ту ночь, когда следы слез высохли на его бледной коже, Таббо мог думать только о своем жужжащем облегчении от того, что Томми жив. А потом вдруг взорвался общественный дом, посыпались обвинения, Томми был там, как всегда резкий, кричал о том, что диски составляют для него большую цену, чем Таббо. У Таббо перехватило дыхание, и он хотел закричать: «Я ЗНАЮ, Я ЗНАЮ, ЧТО Я НИЧЕГО НЕ СТОЮ, И Я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ Я ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ, Я ВСЕ РАВНО БЕСПОЛЕЗЕН, но все, что он мог сделать, это всхлипнуть, когда его лучший друг в ужасе уставился на свои руки. А потом была драка и неестественный разговор между двумя людьми, которые нуждались друг в друге больше всего на свете, но были слишком напуганы, чтобы отпустить. Обещания приходили и уходили, но Таббо знал только то, что пустые обещания никогда не будут исполнены, нет никакой надежды для обреченной страны людей, которые могут думать только тогда, когда борются за свою жизнь. А потом прошло несколько часов, даже не следующий день. Вдалеке визжали и выли Визер'ы, а Таббо просто смотрел на своего лучшего друга, почти ничего не видя. Томми спрашивал Таббо, с ним ли Таббо. Но он был рядом с ним? Таббо не знал, что еще он может дать. Он был пустой оболочкой мальчика, едва удерживаемой вместе обрывками и кусочками того парня, которого слишком много раз очищали, чтобы починить. Какая польза от него осталось? Но так как мир, который он знал целую вечность, его настоящий дом с детства, был разрушен вокруг него, Томми просто смотрел на него и улыбался. Он дал Таббо цель, какой бы временной она ни была. Он велел ему драться, и хотя Таббо только и делал, что дрался, и ему это надоело, он не мог отказать своему лучшему другу. Не тогда, когда он ухмылялся, как маньяк, его глаза были такими же усталыми, как у Таббо, но все равно сверкали. Он был разбитой оболочкой, с едва ли оставшимися лакомыми кусочками сердца, чтобы отдать, но с его лучшим другом, наконец, наконец, вернувшимся, возможно, мир не нуждался в нем как в Таббо, худшем президенте когда-либо. Может быть, он нужен ей как Таббо, мальчик, который сражался и выжил.