Часть 1
21 января 2021 г. в 14:16
Ночь постепенно вступала в свои права, неминуемо окутывая мир вокруг чарующим покрывалом мечты и таинства. За окном бесшумными хлопьями кружился снег, мягкий, белый и колючий, будто полярная лисица, метельным пушистым хвостом скрывая следы отгоревшего дня. Низкие плюшевые тучи поглотили верхушки вековых сосен, тончайшим ажурным пухом оседая на хвойных ветвях застывшими слезами далеких небес. Мороз кистью искусного художника разукрашивал окна домов, арабской вязью выписывая на стеклах витиеватые сказочные узоры. Далекий золотистый звездный свет не тронул сегодня ни единого уголка, словно притаившись на время, и лишь единственная королева ночи, луна, пробивалась через плотную туманную завесу, рассеянным хладным сиянием заливая заснеженные дорожки, пустынные лесные опушки и уютный одинокий дом, спрятанный от любопытных человеческих глаз в пригороде шумного многолюдного мегаполиса. Зимняя ночь здесь дышала покоем и умиротворением.
Полупрозрачные стекла особняка, странным образом хранящего в строгих четких линиях современной архитектуры едва заметные глазу элементы старины, атласной вуалью плотных портьер скрывали от любопытных взглядов внешнего мира пару, уединившуюся в плену шуршащих простыней, ароматов лунцзина, цветочной пыльцы и пчелиного меда. Неизменную компанию влюбленным составляли привычные возвышенно-иллюзорные строки бессмертного классика.
Тонкий шепот страниц старинного издания Антуана де Сент-Экзюпери в руках молодого человека составлял гармоничный аккомпанемент бархатистому баритону, еле слышно перечитывающему возлюбленной аллегорические истины, сокрытые в нетленных строках «Маленького принца» на пожелтевших от времени страницах.
Порой девушка поднимала глаза на своего бессмертного спутника, рассеянно вглядываясь в безупречную, словно вылепленную из мрамора линию скул, замирая взглядом на остром подбородке, и рассеянно переключалась на стены, где вели свой неспешный рваный танец тени и отблески свечи, мягко разрезающей уютный полумрак спальни.
Молодой человек читал неспешно, иногда делая остановки, размышляя и прислушиваясь к переменчивому дыханию возлюбленной. Голос постепенно стихал, мягко скатываясь в дремоту, но стоило только ему умолкнуть, как девушка неожиданно широко распахнула глаза цвета безупречного кашмирского сапфира, в которых переливчатой чистой синевой плескался немой вопрос.
— Устал? — в тихом голосе слышалось лишь участие и деликатное ожидание, без тени давления или упрека.
— Скорее да, чем нет. Не от чтения, от потока мыслей. Пожалуй, на сегодня с меня хватит. — ответил вампир ровным, привычно отрешенным тоном, за которым сложно было угадать любое проявление эмоций.
— Иди ко мне, — еле слышно прошептали мгновенно пересохшие губы, голос сбился, и тишина взорвалась приглушенным глубоким вздохом.
Виктор отреагировал мгновенно, перетекая на локти и нависая над лицом возлюбленной. Девичьи веки вновь сомкнулись, ресницы оставляли ажурные тени на бархатистом атласе кожи, и не было в этом простом открытом жесте ни тени пошлости или наигранности, лишь отголосок мимолетного дыхания вечности, страсти и зимней ночи.
В хрупком женственном создании, словно тисками окольцованном крепкими объятиями любимых рук, таилась какая-то неземная, таинственная сила, сокрытая в каждом жесте, неуловимо легком движении руки, повороте стана, приглушенном взгляде из-под ресниц и распахнутых губах оттенка утренней суданской розы. Дремлющая, скованная сила, тлеющая глубоко в груди негасимой лучиной, согревающая и ласкающая мягкостью кашемира, но способная опалить неистовым пламенем в минуты счастья или отчаяния. Истинная женская природа, неуловимым движением алебастрового плеча способная подчинить своей власти или же осыпаться грудой тончайших осколков битого хрусталя от малейшего неверного действия или поступка.
Прохладные бескровные уста невесомым поцелуем коснулись дрогнувших век, проложили дорожку вдоль скулы, замирая в уголке губ. Молодой человек дал себе время на вдох-выдох. Последний вдох, перед тем, как отпустить себя в объятия вожделения.
Эгоистичный порыв. Столь искренняя, чистая и светлая любовь, отравленная незримым ядом собственнического эгоизма, сдавила грудь, разливая по венам пламя. Виктор безумно, до жажды, боли в груди и тремора в пальцах хотел ее. Хотел, так, как никого иного в этой, прошлой или будущей жизни. Хотел делать с ней такие вещи, чтобы, просыпаясь по утрам, его девочка невольно заливалась алым румянцем с воспоминаниями о минувшей ночи. Но даже перед собой благородному созданию ночи было стыдно признаться, что это было ни главным, чего он столь страстно желал. Нет, дело здесь было не в банальном физическом влечении, томлении в чреслах, не только и не столько в нем. Виктор жаждал обладать своей нареченной. Обладать всей целиком, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. Всецело безраздельно владеть мыслями, чувствами и эмоциями, стремлениями и желания, страхами и надеждами, сомнениями и странностями. Он так хотел бы даровать ей истинную, внутреннюю моральную силу, уверенность и непоколебимость, сохранив при этом трепетное доверие и покорность. Научить ее жить и принимать собственные решения, ища у него совета, поддержки и опоры. Привить ей стойкость, наделив силой воли и горделивой благородной снисходительностью, одновременно заставив навеки отбросить гордость его объятиях. Быть для нее нитью Ариадны, путеводной звездой, ее кислородом, без которого она не могла бы сделать вздоха, стать второй кожей, которую она не могла бы сбросить, даже покидая стены дома.
— Мия, дыши, девочка моя!
— Не могу… Научи!
Девушка коснулась замершего побледневшего лица кончиками пальцев, исподволь заглядывая в любимые, словно застывшие сейчас антрацитовые глаза, которые, казалось, были обращены глубоко внутрь себя, отмечая как невольно напряглись скулы молодого человека, отражая беззвучную внутреннюю борьбу или очередной монолог, которому не суждено было быть озвученным.
Виктор мгновенно отозвался на ласку, мучительно вздохнув, пропуская через касание кожа к коже ее энергетику, беззастенчиво и открыто впитывая флюиды желания.
Прикосновения. Медленные, тягуче-дразнящие, бесконечно нежные, пропитанные страстью. Перерастающие в неконтролируемые движения, рваные, хаотичные. Мимолетное касание обжигающих холодом губ посеребренной капельками пота чувствительной кожи, разительно контрастирующее с раскаленными каплями горячего воска, столь удачно подвернувшейся под руку свечи. Прелюдия безумия и откровенности, желания и порока разрядом тока по венам.
Мия стала для него биением сердца, смыслом и жизнью, Виктор стал ее воздухом. Который раз, даря девушке ласки, покоряя и обучая откровенности, молодой человек не уставал удивляться, как это небесное создание, напрочь лишенное столь любимых им ранее возвышенно-благородных черт характера, а также претенциозности и амбициозности, смогла полюбить его тьму. Мия бесстрашно и самозабвенно кормила с руки его демонов, а те в ответ лишь благородно склоняли головы и складывали перепончатые крылья, принимая дыхание жизни из хрупких девичьих ладоней.
Дрогнувший всполох пламени, волей случая едва задевший живую обнаженную кожу девушки, заставил последнюю приглушенно зашипеть, распахнув почерневшие очи и невольно перехватив любимую руку. Мимолетный рефлекторный порыв. Мия тут же вздрогнула. Вновь притянув любимого ближе, она внимательно всматривалась в потемневшую радужку, сейчас напоминающую сгущающиеся грозовые тучи, силясь разглядеть зарождающиеся сомнения и тревогу, остановив их рождение. Руки невольно сжались в кулачки, тонкие пальцы нещадно терзали ни в чем не повинный золотистый шелк, ища успокоения в покорном движении ткани в дрожащих ладонях.
Виктор стал для юной особы самым главным бесценным даром новой жизни, скрытой слабостью, ради которой она однажды рискнула отказаться от собственного мира, цели и даже предназначения стража, к которому столь безотчетно стремилась. В тот миг, когда на чашу весов мироздания в противовес истине, силе пророчества и всех обязательств, вместе взятых, легла жизнь единственного дорогого существа во Вселенной, все остальное перестало иметь значение. Весь мир остался за спиной, скручиваясь разрывающим душу водоворотом и сжимаясь до единственной точки. В пугающей черноте остались лишь застывшие глаза невероятного антрацитового оттенка и зияющая рана, из которой пульсирующим карминовым потоком свежей крови утекала жизнь.
Будь у несостоявшегося урожденного хранителя границы миров власть остановить время и переосмыслить свой выбор, Мия бы и сейчас поступила так же. Не думая не минуты. Не терзаясь сомнениями. Да, она добровольно отказалась от врождённого долга стража, но обрела воздух, который почти покинул ее. Разве может существо, живое существо, жить без кислорода?
Виктор стал ее тайной слабостью. Обретая себя на просторах старой Европы и в бетонных джунглях американского мегаполиса, потихоньку переосмысливая собственное существование и роль в мире, Мия научилась с легкостью смотреть в глаза страху, без сомнения открывать дверь в будущее, сдержанно и подчеркнуто уверенно держать себя в требовательном, амбициозном и бескомпромиссном обществе высших существ, не дрогнув и мускулом перед сильными мира сего, но при том Виктору достаточно было лишь пары секунд, чтобы заставить губы девушки блаженно расплыться в улыбке или вынудить сердце сжаться в предчувствии разочарования. Гордая и сильная для всего остального мира, она ощущала безграничное доверие, полную открытость и абсолютную уязвимость перед любимым вампиром. Она не могла лишиться его, не могла отступить и отказаться, даже во благо стабильности, покоя и равновесия, но могла с легкостью перешагнуть незримую черту навстречу, оставив весь остальной мир позади.
С Виктором и ради него Мия готова была плыть по течению, преодолевая все пороги, упасть бездну, пройти все круги ада и вновь возродиться к жизни. Это было всепоглощающим чувством, до краев заполняющим душу, так, что хотелось кричать о своем счастье всему миру и одновременно спрятать его подальше от всех, ликантропов, людей, вампиров, сохранить, как самое сокровенное, самый бесценный дар мироздания.
Казалось, если переплести вместе две их нежности и страсти, то нечто новое, рожденное в этом водовороте эмоций, захлестнёт легкие, переполнит сосуды, вспыхнет пламенным костром и осветить тьму пустынной зимней ночи, вибрируя в ритме сердец. Так сходит снежная лавина в горах, мгновенно накрывая неуправляемым потоком любые препятствия на пути.
Чувства, вспыхнувшие несколькими месяцами ранее между вековым вампиром и недообращенной смертной девушкой, переродились в самое необыкновенное, тонкое касание душ, отражающееся в каждом миге, будь то чтение, диалог, схватка умов или трепетное слиянии тел. Телесная любовь стала высшим воплощением чувств, как некое нереальное сочетание развратности и трепетной ласки, нежности и жестокости, боли и наслаждения, отстраненности и глубокой душевной привязанности.
В том миг, когда молодое девичье тело подалось навстречу желанию, чувствуя, как молодой человек заполняет ее изнутри, до отказа, возвращая утраченную целостность, а рука возлюбленного ощутимо сжала горло, частично перекрывая кислород, Мия лишь рефлекторно выгнулась навстречу, желая почувствовать Виктора ближе, глубже, сильнее, впитать его в себя, без сомнений вверяя собственную жизнь в холодные уверенные руки.
В груди распускала белоснежный бутон дикая белоснежная роза страсти, миниатюрными острыми шипами царапая легкие, лишая воздуха, пробуждая истинное природное желание и естество. Где-то в самой глубине источника женственности алым пламенем разгорался фейерверк удовольствия, оседая стоном страсти на губах. Эта женщина с легкостью пробуждала в Викторе первобытную острую жажду дикого зверя, смягчая ее трепетным ласковым касанием солнечного света своей души. Его власть и ее покорность сплелись в бушующем ритме страсти.
— Я люблю тебя… — едва различимые слова рваным глухим шепотом коснулись тонкого обострённого слуха вампира.
Всего три слова. Такие простые и такие сильные. Слишком сильные слова, дающие безграничную власть тому, кому их адресуешь, и перед ним же опускающие на колени. Истина, откровенная и неприкрытая, рожденная в шепоте губ перед прыжком в бездну, в любящем касании руки, в терпком запахе страсти и желания. Как глоток опиума, отравляющий, пьянящий, дающий новые силы. Кто-то называет это глупостью, иные ханжеством или безумием, и лишь влюбленные души погружаются в это чувство безвозвратно. Это их личная, персональная сказка на ночь. Сказка, рассказанная двоими и для двоих.