И как таяли холодные льды, и как канула под лёд надежда...

Шумно:холодный ветер завывал, силой заставлял слушать, предупреждал не идти дальше, не рисковать. Но маленькие ножки, обутые в тёплые ботинки на меху, упёрто шли наперекор[...] Звонкое тресканье:под ногами лежали поддатливые мириады снега. Голосом скрипучим, холодным, он, плача, умолял не идти, просил прекратить разрушать идилию погребённого во мрак и холод места. Жалобный скулёж был проигнорирован:её мысли были громче[...] Кружева белые:ветер намеревался превратить человеческую фигурку, ещё горячую изнутри, в часть этого пейзажа. Он разносил снежинки, и те царапали холодом щёки и нос. Её кожа, пальцы на ногах, на руках онемели, но она была непреклонна, горда, ведь в сердце жила сладостная нега к этим снежным завалам. Это ореол её жизни и её смертный орд[...] Острия рассекают мрак:коньки были для неё спасением, телепортом в мир, где были только воды, погребённые под лёд, намертво скованный её мечтой мир, и затянутое дымкой небо, неприветное, непроглядное, как путь, что предстояло пройти[...] Вдох-выдох–и до того тяжёлые мысли лёгкими клубками покинули тело, рассеиваясь в холодном забытие:шнурки были завязаны туго, крепко, немного смоченные водой. Школьный рюкзак, розовый пуховик были откинуты в груду снега,что весьма небрежное и легкомысленное решение[...] За сегодня–первое скольжение:она сбежала с уроков, сбежала сюда, на лёд,где ей и место, а не среди толпы других детей и решений глупых задач. Она ни за что не признает, что имеет с этим хоть что-то общее. В противном случае, это будет ложью. Ложью, которая соскользнёт с губ покорным согласием, лишь бы снова иметь возможность вернуться сюда[...] Серебро вечера облепило её тело холодным изнеможением:хватит? Нет! Времени катастрофически мало.. Не хватит и одного дня, чтобы стать лучше. Мало, о дьявол, почему же время летит с той скоростью, что даже свет позавидует? Несправедливо: мисс Эрнандес нашла её в тумане, рассеев надежды большой души, необъятнее целого мира. Найденный свет привлекал:мисс не позвонила отцу. Приказала немедленно одеться, подав крышку от термоса с горячим янтарём. На тонких губах, поцелованных мглой, задрожала улыбка[...] Конца нет:в этом месте не существует ночи. Солнце расплывается по горизонту розовым жемчугом, тает под натиском времени, но всё ещё сияет, сияет краше и ценнее любого золота, любой драгоценности. Время–это то, чего ей так не хватает, больше воздуха[...] Мотор заведён:пришло время покинуть наземный рай и вернуться в бытие, где она, сидя за столом, сделает вид, что занята уроками;позволит отцу подарить свою нежность и пронестись ласковому шёпоту, легко раскачивая пшеничный завиток –«я люблю тебя, Ная». Крик:он узнал. И всё равно сложно понять, что её место не здесь. Она не хочет быть «как все». Она знает, кем хочет быть и что для этого нужно сделать. Она знает всё до мелочей... Кроме одного–как убедить родного отца не дать ей сгнить от слов щемящих, нещадящих родной крови;как отношенья уберечь, ту нитку, чьи концы узлами обернулись вокруг пальцев их? Пусть. Она пойдёт под чужие крылья, пойдёт с намерением мечтать, мечтать и добиваться цели. Пойдёт, и что ж делать, когда, однажды, слепыми перестанут быть глаза? в ней мечта жила, необъятней целого мира, а он –пытался потушить пламя, что давало ей жить. Пусть недосыпала и порой забывала поесть... О, как искренне она мечтала[...] Тишина:мечта исчезла вдруг, её гомон в квартире потух, как свеча .Его маленькая принцесса... Ни свет ни заря, он сидит у окна,как матушка, смотрит, как плывёт по небу снег...Тоскливо стало на сердце, уверен, ей тоже. Он дурак, не то, что не верил, он просто не мог... Он так боялся за свою малышку, что сердце пропустило удар, как на льду завидел её силуэт, солнцем освещённый, с улыбкой на тонких губах. Такого счастья не доводилось созерцать ему раньше. Такого восторга, искреннего, пока что не страсть, а детская радость всеневозможных границ;таких смелых движений, упорства. Пусть неуклюже, неумело, но это пока.. Пока подрастёт, наберётся опыта –уже и стукнет ему лет сорок, может, пятьдесят. И подумав об этом, сам улыбкой растелились губы, такой тяжёлой. Стоило только представить... страх пробирал, до дрожи. Его жена, мать их чудесной Наи.. Она не смогла пережить–умерла прямо там, под звук собственного пульса, под жалобные взгляды, под спущенные с голов медицинские шапки. И кататься любила до ужаса, была столь упёртой, что хотелось кричать, ругаться и топать ногой. Нелёгкая участь её настигла, но и тут смогла снова встать. Но однажды, не смогла... И, как говорят, оборвалось что-то внутри...Нет, это был целый мир! Но она подарила ему Наю, что тоже упертая до невозможья и с видом идёт на лёд таким, словно лишь для этого была рождена(он уже в этом уверен)[...] Всё ближе и ближе стелится март:скоро начало чего-то нового, неизведанного глазами[...] Он смотрит:она пластична и легка, розовее и страстнее любой весны, любого лета... Он смотрит–и не может промолвить и слова:уста покрылись нежным онемением, сладким и чувственным. Его трепет сравним с негой душевной, а дрожь–со страхом. Но она так прекрасна... По щекам скатился весенний дождь. Нет, он не плачет. Но как же завидно тем, кто смотрит на неё с высока трибун. Кто созерцает её великолепие. Кто после укроет её женственные плечи объятиями. Он так и не смог... –Прости меня, Ная... –Я знаю, ты ждала... –Я пишу тебе это в который раз... –Я снова выкинул его...