gross

кухонный пол холодил ноги. хюнинкай проснулся среди ночи, что на самом деле было обычным явлением. он привык к этому. он никогда не спал крепким сном, поэтому знал, что нужно делать, чтобы быстрее заснуть. он взял с сушилки стакан и пакет молока из холодильника. молоко помогало в большинстве случаев. может, это выглядело как-то по-детски, как что-то такое, что сделал бы ребенок, возможно? хюнинкай верил своим родителям, когда они говорили, что стакан молока на ночь полезен. теперь он думал, что они, возможно, просто приучали его к более “здоровому” образу жизни. хотя, вероятно, просыпаться среди ночи и идти на кухню за молоком не так уж и здорово. однако, ему без разницы. пока это помогало. мемберы всегда находили это милым, то, что кай просыпался с засохшими пятнами молока над верхней губой. иногда его сосед по комнате, тэхен, замечал это и вытирал влажной салфеткой, пока тот еще спал, а потом делал вид, что ничего не произошло. макне никогда не утруждал себя проверить свое лицо, прежде чем вернуться в кровать. иногда по ночам, когда кай вставал и выпивал стакан молока, он прокрадывался в постель к субину. он знал, что его хен не будет возражать, поэтому делал это всякий раз, когда хотелось. и каждый раз, просыпаясь, субин жаловался на пятна молока на спине пижамы, на плече или даже на шее. это довольно мерзко, говорил он. кай не принимал это близко к сердцу и пообещал впредь быть более внимательным. вот хюнинкай стоял в темной кухне, даже не потрудившись включить свет. все равно через несколько минут он вернется в постель. на самом деле он хотел снова присоединиться к субину. было холодно. а субин всегда был теплым. он слегка улыбнулся, предвкушая, как проведет остаток ночи со своим хеном. допив молоко, он ставит стакан в раковину и на цыпочках возвращается в свою комнату. дверь в комнату ёнджуна была открыта, хотя обычно он закрывал ее на ночь. почему сейчас его дверь открыта? кай поспешно отбросил эти мысли. может, он просто забыл закрыть ее, такое случается. кай не собирается заглядывать в комнату ёнджуна — нет, он никогда этого не сделает. внезапно макне вспомнил о своем обещании субину. ему нужно было привести себя в порядок. так что его следующей целью была ванная комната, дверь которой тоже была приоткрыта. серьезно, кто постоянно оставляет двери открытыми? макне медленно толкнул холодное дерево вперед, включив свет — только чтобы вздрогнуть от того, как ёнджун стоял у раковины, широко раскрыв глаза и уставившись на хюнинкая. младший пытался понять ситуацию: его хен стоял, прислонившись к раковине, без рубашки, вокруг него было много смятых шариков туалетной бумаги, телефон в руке, а соски выглядели более красными и опухшими, чем обычно. было трудно что-либо разглядеть из-за внезапной смены освещения, но... не стекало ли что-то с его груди? ёнджун не знал, как долго младший смотрел, но его сердце бешено колотилось, а щеки определенно покраснели. почему он должен был войти именно сейчас? как, черт возьми, он собирается объяснять- — хен, что ты делаешь? — наконец спросил младший, его голос был тихим и слабым. хюнинкай не уверен, пытался ли он быть тише из-за спящих друзей, или это неловкая ситуация почти лишила его дара речи. — ничего, — автоматически ответил ёнджун, он понимал, как глупо это звучало: на часах три утра и он не делает в ванной ничего. — ты в порядке, хен? — я, — начал он, пытаясь придумать оправдание, ложь, что-нибудь, что могло бы прикрыть его прямо сейчас. но он не видел смысла лгать, у него не было оправдания. мемберы все равно рано или поздно узнали бы об этом. с таким же успехом он мог просто сказать хюнинкаю правду. может быть, избавление от этого бремени поможет ему справиться с ним. — не смейся только, ладно? — но почему? — просто пообещай! это неловко, так что не смейся и никому не говори, — продолжал старший, и нетерпеливый кивок хюнина дал ему сигнал продолжить. — слушай, я не знаю, почему это происходит со мной — это уже случалось несколько раз, и я не знаю, как это остановить, поэтому я искал в интернете, но так трудно найти что-нибудь приличное — — подожди, хен, о чем ты говоришь? — там... ух… что-то выходит из...м-моих сосков, — пробормотал он достаточно громко, чтобы кай услышал его. младшему потребовалось мгновение, чтобы осознать слова своего хена; и как только он позволил своему взгляду снова упасть на грудь ёнджуна, капля белой жидкости вытекла из одного из набухших, красных сосков. — прекрати пялиться, черт возьми! — выругался старший, почти позволив своему голосу повыситься. младший никогда раньше не видел лица ёнджуна таким красным. кай быстро извинился, конечно, он не собирался пялиться. он просто ничего не мог с собой поделать. однако присмотревшись повнимательнее, кай понял, что это за жидкость. — как ты думаешь, это молоко?— спрашивает макне таким же невинным тоном, как и всегда. это поразило ёнджуна, словно молния, пронзившая все тело. молоко? выходит из него? как такое вообще возможно? — я так не думаю, хюнин-а. это может быть что-то другое… я мог заболеть или что-то в этом роде, — сказал он, в отчаянии проводя пальцами по волосам. ёнджун очень устал. он просто хотел, чтобы его соски перестали течь и он смог хотя бы поспать. — а ты пробовал? — что? — ты пробовал? на вкус оно похоже на молоко? — хюнинкай… какого хрена? фу. зачем мне это делать? — хочешь, я попробую? — ты что, с ума сошел? — хен, ты же знаешь, что я очень люблю молоко. я не думаю, что это отвратительно или странно. и я мог бы сказать, молоко это или нет, — объясняет младший, оставляя ёнджуна в недоумении. правильно ли он понимает? неужели хюнинкай только что предложил... попробовать его молоко? нет, подожди-ка, важнее другое: с чего бы ёнджуну вообще обдумывать это предложение? в том, что только что предложил младший, был миллион недостатков — так почему он задумался об этом? — пожалуйста, — попросил кай, делая осторожные шаги к своему хену. о нет, только не эти щенячьи глаза. ёнджун не может вынести этого умоляющего взгляда на лице хюнина всякий раз, когда он использует его, чтобы получить то, что хочет. это несправедливо. ёнджун был слаб против младшего донсэна. он вздохнул. какого хрена они делают? но это так же не имеет значения. в комнате только они и никто другой не узнает, верно? ёнджун чувствует, что совершает большую ошибку — но посреди ночи его мозг не работал в полную силу. конечно, завтра они проснутся и сделают вид, что ничего не произошло. — хорошо, ладно. но только немного, да? — согласился старший, и дерзкая улыбка мелькнула на лице хюнинкая. почему он так жаждал попробовать ёнджуна? младший подошел ближе, наклонился, и его дыхание зависло над левым соском ёнджуна. тот напрягся, занервничал — каково это будет? он и раньше пытался стимулировать свои соски, но никогда и никто не касался их языком. он просто надеялся, что сможет держать себя в руках. — я начинаю, хен, — объявил кай, прежде чем осторожно надавить языком под сосок ёнджуна и медленно вырисовывать круги вокруг него, пытаясь получить как можно больше жидкости на язык, прежде чем отстраниться. тем временем ёнджун чувствовал себя так, словно был на седьмом небе. он откинул голову назад и, не сдержавшись, издал хриплый звук. почти стон. черт, это было так приятно. намного лучше, чем он себе представлял. язык кая был таким горячим и влажным — он почувствовал каждую мелочь их короткого контакта. его соски были чрезвычайно чувствительны и слегка болели всякий раз, когда он касался их своими пальцами. но после языка кая не болели. ему хотелось большего, но они не должны были заходить дальше. кай получил то, что хотел. теперь они должны лечь спать. нужно забыть об этом. завтра много работы. но кай посмотрел ёнджуну в глаза и сказал: — этого было недостаточно. я не почувствовал вкуса, — ёнджун мог поклясться, что видел, как уголки его рта слегка дрогнули. неужели кай лжет? мысли ёнджуна улетучились, стоило каю обхватить губами сосок, не ожидая разрешения и не предупреждая. ладно, черт с ним. сейчас все было по-другому. ёнджуну пришлось прикрывать рот рукой, боясь издать звуки, которые больше не мог сдерживать. он вздрогнул. неужели кай только что пососал его сосок? ёнджун чувствовал, как из него снова текло молоко. затем все прекратилось. кай отстранился и сглотнул, глядя на ёнджуна. неужели он только что...? — на вкус как молоко, но... лучше, — объяснил младший. вкус почему-то был слаще. правда, совсем чуть-чуть. и оно было теплым. это напомнило ему горячий шоколад, который он варил зимой, вернувшись домой после тяжелого рабочего дня. ёнджун какое-то время не мог вымолвить ни слова. значит, это действительно было молоко. у него из груди текло молоко. как это назвали в той статье, которую он прочитал ранее? лак... тация? что-то в этом роде? как бы то ни было, жгучая боль в левой стороне груди ёнджуна начала возвращаться. когда кай посасывал его там, боль притуплялась, старшему пришлось признать. это было так приятно — он никогда не чувствовал ничего подобного раньше. — хюнин-а? — да, хен? старший вцепился зубами в нижнюю губу. черт, он был так смущен. останется ли у него после этого хоть капля гордости? — ты можешь, эм, продолжить? она перестает болеть, когда ты... понимаешь? — конечно, — просто отвечает младший и без колебаний его губы снова оказываются на сосках ёнджуна. горячий язык кая рисовал круги на его чувствительной коже, прежде чем он снова начать посасывать ее. руки ёнджуна замерли на краю раковины. он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы заглушить издаваемые им звуки, и лишь слабые хриплые стоны вырвались из горла. иногда его голос становился более высоким — тихий скулеж эхом отражался от стен ванной. хюнинкай был нетерпелив, как всегда, посасывая сосок ёнджуна несколько раз, прежде чем сделать перерыв на секунду, чтобы проглотить то, что попало ему в рот. его губы издавали влажные звуки всякий раз, отрываясь от кожи ёнджуна. кай тоже тяжело дышал. почему ему это так нравится? ёнджун все это время смотрел вверх. наконец он осмелился опустить глаза и посмотреть, как губы младшего обхватывают его. спутанные волосы кая щекотали кожу. ёнджуну стало жарко. чертовски жарко. и кай, должно быть, заметил, что ёнджун наблюдает за ним, поэтому он поднимает голову, встречаясь взглядом. блять. ёнджун уже твердый. он чувствует это, и он уверен, кай тоже заметил. но младшего это не беспокоило. вместо этого беспокоился ёнджун; какого хрена он так завелся? это было грязно, так грязно. то, что кай сосал его соски, как ребенок, которого кормит грудью мать, было ненормально, не так ли? это было далеко не нормально. это было странно, отвратительно, мерзко. все, что угодно, только не нормально. еще один стон вырвался из его горла. черт с ним, подумал он, просто не думай об этом. внезапно тепло исчезло. кай выпрямился, оставив мокрый сосок набухшим и красным. было немного холодно, но боль прекратилась. — оно больше не выходит, — сказал младший, как будто только что закончил задание и ждал дальнейших указаний. ёнджуну все еще трудно успокоиться. его сердце просто не может перестать так быстро биться — покрасневшее лицо кая совсем не помогало. обычно ёнджун говорил, что он выглядит мило. очаровательно. но не сейчас. теперь он выглядел взрослым, серьезным, решительным. ему даже пришлось слегка приподнять голову, чтобы встретиться взглядом с каем. черт, он действительно вырос. похоже ёнджун действительно потерял все свое самоуважение, медленно поднимая правую руку, чтобы обхватить нетронутую сторону своей груди. конечно, все дело было в мышцах, может быть, в крошечном слое жира под кожей. но по крайней мере, он был мягким. — а ты можешь… — о боже, он даже не мог произнести это вслух. но хюнинкай только кивнул, он все понял. ёнджун знал, что кай не может быть настолько невинным. младший знал, что его хен чувствовал удовольствие и удовлетворение благодаря ему. он знал, что его член становится твердым от того, что он сосет его сосок. ёнджуну было больно и хюнинкай хотел помочь. возбуждение было просто побочным эффектом. он знал, что его хен не заставит его позаботиться и об этом тоже. ёнджуну придется разобраться с этим позже. кроме того, чем быстрее он избавит ёнджуна от боли, тем быстрее он сможет присоединиться к субину в его постели. поэтому младший снова наклонился, сначала коснувшись языком кожи ёнджуна, а затем и губами. "ах хюнин-" — простонал ёнджун, на этот раз громче. черт, он не хотел этого делать. но его сосок был так чертовски чувствителен, и каждая волна удовольствия немедленно ударяла по его члену. теперь его боксеры были тесными до боли. он снова осмелился взглянуть на младшего. как кто-то может быть таким красивым, делая что-то настолько отвратительное? дыхание ёнджуна синхронизировалось с движением языка хюнинкая по его соску. этого было слишком много — так жарко, влажно и интимно. его член дернулся. он был близко. старший даже не понял, что начал поднимать бедра вверх, отчаянно ища хоть какое-то трение. но кай наклонился и его толчки не встретили ничего, кроме разреженного воздуха. желание было слишком сильным, он не мог просто оставаться на месте. он был близко, так близко. ему просто нужно было немного больше, совсем немного. может, ему стоит воспользоваться рукой? разве это не было бы странно в присутствии кая? или... он захлебнулся собственным дыханием, запрокинул голову, и вслед за этим послышались глубокие стоны. он кончил в штаны, горячая сперма просачивалась сквозь ткань трусов, бедра дрожали. казалось, каждый дюйм его тела охвачен огнем. как, черт возьми, он кончил, не прикасаясь к себе? все это произошло только потому, что кай случайно прикусил его сосок. он не хотел этого делать. это был несчастный случай. но ёнджуна швырнуло через край с такой силой, что он увидел звезды. кай отстранился. — прости, хен, — быстро извинился он. ёнджун все еще пытался успокоиться. он ни разу не кончал так сильно. — все в порядке, хюнин-а. ты не сделал ничего плохого. спасибо за... помощь, — сказал он, избегая встречи взглядом с младшим. кай слабо улыбнулся ему и потер глаза. он так устал. теперь определенно пора было ложиться спать. — я пойду спать, хен. спокойной ночи. ёнджун ответил "спокойной ночи" и подождал, пока младший уйдет. теперь, когда он стоял один в ванной, с мокрыми сосками и волосами, прилипшими к его потному лбу, он понял, что он и его донсэн только что сделали. это было ненормально, не так ли? сомнения и сожаление затуманили разум ёнджуна. он чувствовал себя странно. он был так разочарован в себе. какого хрена он только что сделал? он чувствовал себя просто отвратительно.