Мурлыка

      Наверное, стоило сказать об этом с самого начала, но Орубе действительно умела мурлыкать. Ласково и непринужденно, словно пушистая кошка, греющая свои меховые бока возле горячей печки. И похоже, она сама даже не замечала, когда расслабившись прикрывала глаза и ощущая накатившую на нее волной безмятежную негу, поддавалась этому чувству и принималась негромко урчать.       Но для опального лорда Седрика, такое открытие стало весьма неожиданным.       В первый раз это произошло совершенно случайно: посвящая все часы либо учебе, либо охране оставшегося без сил нага, Орубе почти не смыкала глаз, однако рано или поздно это должно было произойти. На третьи сутки сон все же сморил гордую базилиадку: Седрик нашел ее дремлющей прямо за столом, уютно устроившей голову на одном особенно толстом томике Буланже Даниэля. По-хорошему следовало бы разбудить ее, тактично напомнить, что все-таки тут магазин, а не дом отдыха, однако что-то екнуло внутри метамурского нага, когда стоило ему увидеть, сколь расслаблено и спокойно ее лицо. Всегда гордая, отчего-то напоминающая Седрику черную пантеру воительница Кондракара, сейчас она выглядела совсем по-иному. Подумать только — она совершенно беззащитна перед ним. Взгляд скользнул по легкой полуулыбке, играющей на тонких, алых губах, по небольшим ямочкам на бледных с легким бронзовым отливом щеках, придающим её лицу ещё более свежий вид, по едва заметным морщинкам на высоком челе и возле глаз, оставшихся от постоянного недосыпа и напряжения.       Будто бы чувствуя его пристальный взгляд на себе, Орубе вздрогнула, острое ухо забавно дёрнулось, когда мужчина склонился над ней. Действительно уснула, и весьма крепко, учитывая, что в последнее время она спала урывками, предпочитая просто дремать в перерывах между очередным походом за чашкой кофе, а то и вовсе не смыкала глаз следя за ним. Седрик глубоко вздохнул. Что ж, если она останется с ним в магазине, то пусть потом не жалуется на головную боль из-за того что использовала вместо подушки книгу.       Тем более, он всё равно хотел закончить пораньше. Перевернув прикрепленную к стеклу табличку с надписью «Закрыто», мужчина погасил свет, оставив лишь несколько тусклых ламп над прилавком. Приятный полумрак мягко укрыл высокие стеллажи и полки, полные драгоценных источников знаний, заставил расслабиться и невольно почувствовать приятный груз лёгкой усталости. Расслабленно выдохнув, Седрик прикрыл глаза, наслаждаясь краткой передышкой и вечерним прохладным воздухом из приоткрытого окна.       Занимаясь расстановкой книг, Седрик практически забыл, что находился, на данный момент в лавке не один. По правде говоря, ему подумалось, что Орубе должна проснуться — она всегда дремала весьма чутко и любой лишний шорох мог запросто её разбудить. Невольно переведя взгляд на погруженную в крепкий сон девушку, вновь скользнул по её едва заметной в золотистом полумраке тонкой фигурке, скользнул по изящным изгибам ключиц, по слегка подрагивающим изредка скрытым лишь тонкой тканью белой блузки плечам. Последнее заставило нага раздражённо прицокнуть языком. Седрик давно уже замечал, что Орубе не особо носила тёплой одежды, не потому что не хотела, просто по привычке. Мягкому климату Базилиады, обласканной светом двух солнц, увы, неизвестны холода. А ведь на улице уже поздняя осень, и пренебрегая, она весьма рискует подхватить какую-нибудь земную болезнь наподобие пневмонии.       «Она совершенно не умеет одеваться по погоде, а ее подружки даже не думают следить за этим» — промелькнула с досадой мысль, а руки сами собой потянулись к лежащему на кресле пледу. По правде говоря, Седрик даже не помнил, откуда он взялся. Он был заметно выцветшими, но на ощупь оставался таким же плотным и мягким. Здраво рассудив, что ему совершенно не нужна внезапно заболевшая охрана, мужчина, стараясь не разбудить девушку, осторожно набросил ворсистую ткань на ее плечи. Удача была на его стороне — Орубе не проснулась, лишь слегка поежилась, и снова уложив голову на книгу, негромко засопела.       С чувством выполненного долга, Седрик позволил себе всё же отойти от уснувшей охранницы и вернулся за прилавок. Расставляя книги, довольно увесистые энциклопедии по мировой истории Земли, он вновь погрузился в тягучие и далеко не радужные мысли о своей дальнейшей жизни, о сделке, которая казалось ему теперь слишком поспешной, о страницах, что вновь будут мозолить ему глаза следующим днём. Погруженный в уже привычную рутину мужчина не сразу услышал негромкий, но мягкий звук, что привлёк его внимание.       Около нескольких секунд потребовалось Седрику чтобы вспомнить, что никаких приборов (наподобие того же принтера, что откровенно раздражал нага своим шумом) он не включал и вроде как никого кроме него и Орубе в магазине не было. Змеиным чутьём улавливая лёгкие вибрации, сопровождающие доселе неизвестный шум, он невольно поднял глаза на свою спящую стражницу. Что ж, здесь он был прав. Похоже, она сама того не осознавая, расслабленная и спокойная, спала, и негромко… Мурлыкала? Звук, издаваемый девушкой, действительно, напоминал мужчине по своему звучанию кошачье мурлыканье, такое мягкое и басовитое, словно у довольной кошки, уснувшей возле печки. Стоило сказать что шум на Седрика действовал весьма раздражающе, он терпеть не мог посторонние звуки, предпочитая тишину и общество книг, но постепенно вслушиваясь в мягкое звучание её урчания, невольно расслабился. Отчего-то именно этот звук давал ему ощущение, что он в самом безопасном месте, даже наг, до этого в ярости метавшийся в заточении этого слабого тела, и рычавший от желания задушить настырно нарушающую постоянно его границы девчонку, присмирел. Стало будто бы легче, словно камень свалился с души. Вместо злобы, разочарования в собственном заточении пробудилась лишь светлая, почти ностальгическая печаль, а вместо привычного раздражения, вызванного появлением с раннего утра в его магазина стражниц появилось приятное чувство успокоения. Всё проблемы казались столь мелочными, а измученный тяжёлыми мыслями разум наконец - то получил долгожданную передышку. Кажется, ещё никогда он не чувствовал себя так… спокойно, так хорошо.       Зная о происхождении воительницы Кондракара, Седрику стоило бы догадаться о подобном, однако ведь не каждый день можно услышать мурлыканье жительницы Базилиады. О них, в своё оправдание сказать, опальный лорд знал мало. В большинстве меридианских трактатов и путеводителей по мирам, жители этого мира описывались как опытные и довольно сильные воины, свято чтящие свои традиции и защищающие свой мир. Описывались их быт, их культура, но ни в одной из книг не говорилось о подобной особенности данных существ.       И уж тем более, нигде не говорилось, что мурлыканье оказывало весьма сильный эффект на разум и ментальное здоровье.       Не желая более тревожить спящую девушку, Седрик вернулся к книжным полкам. Очередная книжка легла на деревянную поверхность, пальцы прошлись по корешку. Из многочисленных книг опальный лорд знал, что кошки урчат либо когда хотят успокоиться, либо же когда им хорошо. Взгляд вновь зацепился за безмятежное лицо воительницы, тусклые отблески света мягко скользили по её бледным щекам, по тёмным коротким волосам, оставляя позолоченные линии. Невольно даже подумалось: а что же могло бы ей сниться сейчас? Может, ей снилась сейчас Базилиада, утопающая в пышных садах под светом двух солнц? Или белый, будто вытканный из света, Кандракар, будь он неладен с его Советом?       При мысли об этой темнице, мнящей себя оплотом света, укутанной в плотной пелене облаков, Седрик невольно скривился. Отложив очередной томик, на сей раз стихи Гёте, мужчина вновь поднял глаза на свою надзирательницу. Нет все так же спокойна и погружена в сон, и даже не подозревала какой спектр чувств вызывала в его мыслях. И сколь чудно же и одновременно естественно это выглядело на фоне того, что будучи протеже старейшин Кандракара она должна его стеречь, а не изображать из себя домашнюю кошку. Подобная мысль заставила нага беззвучно усмехнуться. Мурлыкать для него, преступника, за которым сейчас идёт бдительный надзор, она уже точно бы не стала. Тем более, не факт, что Орубе не схватилась бы за меч или не расцарапала лицо, проснувшись и увидев, кому она сейчас открыла свою небольшую слабость.       Стоило сказать, что Седрик был весьма равнодушен к животным или иным подобным фамильярам, считая их разве что скотом, что служит на благо человека. Но будучи весьма образованным человеком, он не мог не заметить, что мурлыканье весьма сильно повлияло на него. Может то была особенность базилиадцев, может просто кошачья натура его стража… Седрик против воли ощутил холодок, прошедший по его коже: отчего-то все мысли о Людоморе и об этой книге постепенно вытесняли постоянные думы об этой девушке, что каждый день заходила к нему, приносила этот отвратительный кофе с корицей, который он пьёт, хотя и ненавидит его вкус, заставляла играть с ней партию за партией, до его полного разгрома, и находила просто миллион тем для разговоров, которые, на удивление, совершенно не раздражают в такие моменты.       Хотя он бы предпочел еще один древний фолиант, вместо очередных пустых разговоров, возможность уединения вместо постоянных визитов этих настырных стражниц. Однако где-то глубоко в душе Седрик понимал, что просто не сможет отпустить Орубе, не сможет указать ей на дверь, не пожалев в то мгновение. И тому было много причин, начиная от мягко говоря незавидного положения вчерашнего узника Башни Туманов, вплоть до того, что сам змееоборотень просто привык к её присутствию, привык к её спокойному, мягкому голосу, к её осторожной, едва слышной, словно у кошки, поступи, к приятному и отчего-то вызывающему внутри лёгкую дрожь запаху цветов, вишни и мёда.       Было же ещё что-то помимо того чувства привязанности, которое наг испытывал к этой твёрдой и одновременно изящной девушке, и было ли это дело в горькой правде, что в этом мире они оба чувствовали себя чужими, или же в улыбке которую Орубе дарила ему в редкие минуты их общения? Седрик не понимал, но почему-то каждый раз, ещё с того момента, как её нога переступила порог его книжного магазина, он вопреки всему чувствовал, будто бы незримые нити переплетали их судьбы, сближая их всё всё сильней и сильней. И было в этом что-то по-своему интересное, что-то незнакомое, что-то, что одновременно пугало и будоражило его.       «Может, действительно земной воздух так влияет на меня?» — приходит снова ему в голову. Усевшись в глубокое кресло, Седрик подтянул ноги к себе. Его тело требовало сна, и кажется, этот звук лишь сильнее заставлял его чувствовать ломоту в теле и безмятежность, что медленно окутывала его теплом, даря долгожданный за многие годы покой. Он не помнил когда, но в конце концов всё же забылся безмятежным сном под тихое мурлыканье базилиадки. Последнее, что промелькнуло у него в голове, когда закрылись его глаза, была мысль о том, что стоит еще раз проверить, насколько успокаивающе на него оно влияет.       Ждать долго не пришлось. Орубе спала раз в три-четыре дня, когда организм, уже доведенный до предела постоянной дозой бодрящего горького напитка, переставал функционировать, и она погружалась в сон. Седрик весьма удивлялся, что Орубе не тратит на сон большую часть времени, как большинство домашних кошек, однако здраво рассудил, что, возможно, виноват климат. Все же, по сравнению с Базилиадой, Земля была весьма прохладной планетой. Заметив, что девушка едва держалась, мужчина весьма любезно предложил ей подремать у него в подсобке пару часов. Подобное предложение Орубе восприняла весьма подозрительно, однако то ли она была слишком сонной, и не нашла в себе даже силы поинтересоваться, с какой целью он это ей предложил, то ли ей было в принципе всё равно где спать, а учитывая, что кошки, судя по описаниям в многочисленных книгах, запросто могут уснуть хоть в кастрюле хоть в раковине, хоть на ковре, главное чтобы было тепло и спокойно, то она с удовольствием устроилась на его диване, попросив её разбудить, если сюда прибудут стражницы или книга вновь подаст знак.       То, что Седрик собирался проверить, было мягко говоря странно, и все же лорду было весьма любопытно. В конце концов, он должен знать слабые стороны своего врага. Ведь верно? А потому, дождавшись, когда прислужница Кандракара наконец заснет на мягком диване в его подсобке, мужчина, обслужив последнего покупателя и стараясь как можно меньше шуметь, осторожно сел на край, стараясь не потревожить ее. Действовать пришлось аккуратно — один неверный звук очень быстро нарушил бы сон бализиадской воительницы, а ему было весьма любопытно попробовать подобный способ успокоения.       «Не пошевелилась» — мужчина чувствовал, как спокойно и легко она дышала, когда он осторожно опустил ладонь, чуть проводя по нежным, округлым плечам. Подумать только вот она перед ним, подобно кошке свернулась уютным клубочком, поджав к животу ноги, под мягким, столь любезно предоставленным им плюшевым пледом, не думая даже о том, сколь странно и одновременно беззащитно выглядит это сейчас. Умиротворенная в объятиях сна, узнает она вряд ли, что пытается сейчас сделать Седрик. Стараясь не потревожить спящую девушку, опальный лорд вновь осторожно запустил ладонь в слегка спутанные ленты тёмных волос, аккуратно почесывая возле затылка и медленно перебирая пальцами.       Внутри опального лорда всё невольно похолодело, когда вдруг Орубе медленно приоткрыла глаза, золотистые искры блеснули под темной каймой ресниц. На секунду ему показалось, что весь его план потерпел фиаско, однако к его изумлению, девушка и не думала просыпаться. Лишь вытянулась под плотной тканью пледа, расслабляясь от тепла ткани, а затем чуть подвинула голову в сторону его ладони, будто бы ласкаясь в ответ, и потерлась макушкой о тыльную сторону руки нага. Против воли, Седрик едва сдержался, чтобы не усмехнуться. Орубе, сама того не ведая, откликалась на его нехитрую ласку, откликалась на его прикосновения, сама не зная, какие чувства она вызывала у него сейчас.       На секунду мужчина остановился, прислушался к тишине, прерываемой лишь негромким урчанием базилиадки. Сперва ему казалось это все неправильным, она не должна была столь слепо доверять ему, не должна была лезть к этим рукам, что без труда могли бы задушить её сейчас… И лишь окончательно осмелев продолжил поглаживать девушку по голове, чуть почесывая за немного заострёнными ушками. Ощущение, на самом деле, от данного действия было весьма приятное: тёмные волосы девушки были весьма мягкими на ощупь, а ощущение некого тепла и эйфории, разливающееся приятной негой внутри, казалось чем-то невероятным, после стольких кошмаров, после стольких лишений…       Седрик тяжело вздохнул, чувствуя горечь желчи на языке, но не прекратил свою нехитрую ласку, продолжая мягко водить ладонью по её голове, изредка чуть почесывая за слегка заострёнными ушками. Подумать только, как же странно и одновременно очаровательно это выглядело. Вряд-ли эта независимая и гордая по своей природе девушка позволила бы ему даже коснуться себя, что уж говорить о подобном. А ведь если подумать с другой стороны, кому она могла ещё позволять так себя касаться? Членам семьи, из которой её забрали ещё котёнком? Наставнице, которая погибла от рук сошедшей с ума бывшей стражницы?       Седрик невольно отвёл руку, чуть задевая кончик острого ушка и проводя по виску. Пальцы осторожно откинули с белого лба короткую тёмную прядь, провели по голове, словно пытаясь пригладить слегка взъерошенные его же рукой волосы. В книгах говорилось, что кошки так же мурлычат, когда пытаются успокоить себя, и то, что он, возможно ошибочно принимал за отзвук эфемерного удовольствия, звучал безмолвным плачем, сокрытым за мнимым спокойствием, скорбью, порождённой многочисленными лишениями? От этой мысли болезненно резануло в груди, метамурский наг, запечатанный, но всё ещё остающийся частью его сил, вновь взвыл от собственного бессилия. Это было слишком знакомо, слишком болезненно, и мысль об этом жгла не менее сильно, чем пламя Фобоса.       Стараясь не думать об этом, Седрик прикрыл глаза, продолжая перебирать короткие темные ленты волос, поблескивающих в тусклых отсветах лампы. Невольно лорду подумалось, что ничего приятнее по крайней мере за последние годы, он не испытывал: по ощущениям было словно прикасался к драгоценному шелку. Орубе не реагировала на эти прикосновения, не просыпалась. Она по-прежнему безмятежна, а стоит ему начать поглаживать ее по голове уже полной ладонью, как она принимается мурчать, только уже чуть громче, чем тогда.       И ведь вряд ли она осознавала сейчас, что ласкалась, потираясь своей мягкой головой о ладонь человека, что мог сотню раз сбежать из-под её бдительного контроля.       По-хорошему, уже бы и прекратить это, и вернуться наконец к мыслям об этом фолианте, но отчего-то ужасно сильно не хотелось убирать руку со слегка растрёпанной, но всё такой же мягкой россыпи чёрных волос этой необыкновенной базилиадки. Чем-то это напоминало наркотик — чем больше, тем сильнее Седрик испытывал влечение к ней, тем сильнее ему хотелось зарыться в эти густые ленты, пахнущие шампунем и солнцем, хотелось запустить ладонь полностью в тёмный шёлк, наслаждаясь прикосновениями.       Никогда ему ещё так не было хорошо. И ничем иным, кроме наваждения, Седрик не мог это назвать. Мужчина невольно прикрыл глаза, наслаждаясь этой краткой минутой эйфории, нахлынувшей на него. Если бы только у него было время, были сейчас его силы…       — Седрик? — мужчина сразу же одернул руку, и отстранившись подошёл к одной из полок, сделав вид что проверял книги. Мгновение, и Орубе медленно приоткрыла глаза, чуть поеживаясь. Сонно щурясь, она подняла наконец голову с импровизированной подушки. В глазах цвета расплавленного золота читались лёгкая растерянность и… смущение.       — Уже проснулась? Я думал, проспишь опять весь день, — произнёс ровным голосом он, не оборачиваясь в сторону полусонной девушки. Краем глаза он заметил, что плед сполз с её, открывая ему точеные округлые плечи, сокрытые лишь тонкой тканью алой блузки, нежные изгибы девичьей талии.       Точно наваждение.       — Послушай, Седрик…       — Не стоит благодарности. Я за кофе, — и накинув на ходу своё малиновое пальто, вылетел на улицу, прежде чем Орубе хоть что-то смогла понять. Тем лучше для неё, он и так слишком много позволил себе.       Холодный осенний воздух должен был быстро отрезвить мысли и привести разум в должное состояние. Седрик остановился на крыльце, оперся о железные перила, медленно и тяжело выдыхая, потянулся за сигаретой. Он ненавидел курить, ненавидел прогорклый вкус табака, но находил его неплохим успокоительным. Морщась и проклиная землян за эту странную привычку, он сделал первую затяжку. Облачко сизого дыма мерно поднялось из его рта, вызывая отвратное ощущение тошноты и гнили. Впрочем, он уже не давился этим, как в первые разы, давно к этому привык, привык к земному грязному воздуху, к землянам и их идиотским причудам. Но то, что он испытывал несколько мгновений назад, тот невероятный спектр противоречивых чувств, казался чем-то невероятным, чем-то одновременно естественным и невозможным.       Это было слишком ново для него.       Руки, всё ещё сохраняющие крохи чужого тепла, невольно дрожали. До чего же это было непривычно, ощущать колючий холод после чужого тепла, прикосновений шёлка волос, в которые он хотел бы зарыться носом, вдыхая аромат цветов, вишни и мёда, что будоражил его нутро не хуже сладкого вина. С каким наслаждением он вновь запустил бы ладони в лилейные ленты тёмных волос, перебирая их в бесхитростной ласке…       Запертый в теле наг ехидно зашипел, словно насмехаясь. Подумать только — он сам позволил поддаться соблазну, сам позволил схватить себя за хвост, вопреки собственной осторожности. Седрик не был тем, кто поддавался эмоциональным порывам, не был тем, кто терял легко контроль над собой. Сказывались долгие годы на службе у Фобоса. В конце концов, это было единственным, что позволило ему сохранять рассудок в Башне Туманов, позволило ему пережить своего господина, и выжить, вопреки собственному отчаянию и бессилию. Когда он получил этот призрачный шанс на освобождение, ему казалось, что эти дурацкие игрища с Кандракаром и стражницами наконец будут закончены… Небрежным движением Седрик стряхнул сероватый пепел с кончика, и затянулся вновь. Что ж, он был прав. Игра кончилась ещё тогда, когда её нога бесшумно переступила порог его магазина, когда нежный, но твёрдый голос отозвался странным холодком по коже, когда она произносила его имя.       Ссылка на землю давно перестала ему казаться карой небес, но в последнее время Седрик ловил себя на мысли, что Орубе сыграла в этом далеко не последнюю роль.       Раздражённо хмыкнув собственным мыслям и выкинув недокуренную сигарету прямо на мокрый от дождя асфальт, Седрик повернулся к окну. Изящный силуэт Орубе утопал в полумраке комнаты, золотые отсветы падали, обрисовывая её обманчиво хрупкую фигуру, играя бликами на тёмных лентах волос. Она, сама того не ведая, манила его к себе, искушала, не осознавая, с какой горячностью и какой привязанностью боролся он каждый раз, когда видел её рядом с собой.       В былые времена он мог пожелать любую женщину, красивые аристократки и дворянки сами лезли в его постель, пока их маменьки лелеляли надежду подобраться поближе к теплому месту. Он не помнил сейчас даже имён, что уж говорить о кукольных личиках, на которые он даже не смотрел, предпочитая делать всё быстро и без лишних телодвижений. На любезности, впрочем, никогда не было времени. Уходила одна, приходила другая, такая же смазливая и робкая, как и предыдущие особы. Но вот Орубе… Искренняя, прямолинейная, яркая, на их фоне она смотрелась словно диким цветком среди скучных роз. Она будто сталь, завернутая в шёлк, цветок белого шиповника, нежный, но колючий. Никакой другой женщины опальный лорд бы не пожелал. Если бы только мог, он попросил бы остаться её рядом с ним, и может быть даже… полюбил?       Мужчина невольно потер виски, чувствуя неприятное покалывание. И отчего же он вновь вернулся к этим мыслям? Не то чтобы это было неприятно, но звучало это столь необыкновенно и столь невозможно… Но раз она осталась в эту ночь с ним, то может, не стоит упускать шанса. Что-то подсказывало ему, что второго ему определённо придётся ждать долго.       Стеклянный колокольчик отозвался нежными перезвонами, когда Седрик открыл дверь.       Кофе на сей раз мог и подождать.