Вторая зима в Арченланде

      Аравис влетела в малый зал, притворив за собой дверь. Кто бы сомневался – Янг проскользнул следом. Залился радостным лаем, увидев столько знакомых лиц разом, да еще и сидящими за столом.       – Янг! Место!.. – прикрикнула Аравис, поспешно усаживаясь сама. Щенок сел, стуча хвостом о пол. – Прошу прощения, я опять опоздала… Доброе утро, ваше величество. Привет, ребята.       – Доброе утро, Аравис. Надеюсь, сны были приятными. Кор, кажется, сегодня твоя очередь.       Кронпринц, кивнув названной сестре в знак приветствия – Корин вовсе ограничился вялым взмахом ладони, никак оголодал в ожидании – снял с кастрюли крышку и принялся раскладывать еду по тарелкам. Это оказалась густая пшенная каша с тыквой. Посреди стола стоял громадный кусок сливочного масла, нарезанный хлеб и две вазочки с вареньем – прозрачным абрикосовым и темным, почти черным из какой-то местной ягоды. Кажется, ее называли смородиной.       Полная дымящейся каши тарелка опустилась перед Аравис сразу после короля Лума. Следом была очередь Корина. Себя Кор оставил напоследок.       С расширением семейства такие вот завтраки, редко ужины, – исключительно вчетвером, без прислуги – стали всеми любимой традицией. Если не случалось чего-то, требующего королевского внимания немедленно, конечно. Раскладывать и прочее вменялось в обязанность кому-то одному, по очереди, причем Лум тоже участвовал, не слушая возражений Кора и Аравис. Корин только ржал, наблюдая за их неловкими попытками отговорить короля, вооруженного большой ложкой.       Аравис подтянула к себе вазочку с абрикосовым вареньем. Ох, это совсем не то, что спелые, дразняще рыжие фрукты с нежной кислинкой… Впрочем, в это время года спелых абрикосов и в Калормене нет – не сезон.       Кор следом за братом бухнул себе в тарелку смородинового. Нет, у их высочеств просто нет вкуса. Тыква с абрикосами сочеталась куда лучше, на взгляд Аравис. И король Лум был с ней солидарен.       – Погодка – блеск! – заговорил Корин. И впрямь повеселел, утолив первый голод. У младшего принца это были прямо-таки связанные вещи. – Вы двое, – ткнул в сторону брата и названной сестры, – идемте кататься! Будущий король Арченланда не может не уметь стоять на льду, правда, пап?       – Я умею, – невнятно возразил Кор. Внятно мешали каша и смородина.       – Ну да, если в сапогах, – хмыкнул неугомонный брат. – А надо на коньках. Пап, ну скажи ему!..       Король Лум с улыбкой глядел на сыновей.       – Боюсь, Корин, на эту забаву вы отправитесь без меня.       – Вот, слышал!.. – тот ткнул брата в бок, едва не опрокинув вазочку со смородиновым вареньем. Но вовремя поймал – реакция у Корина была отменная. Аравис тихонько фыркнула.       Шла вторая их с Кором зима в Арченланде.       Кору совершенно не давались коньки, и тот, после череды падений и безуспешных попыток брата и названной сестры не ржать слишком громко над растянувшимся кронпринцем, бросил каток. Заявил, что дел у него и без того хватает. Получил от Корина ожидаемое «Зануда!». Аравис держалась на льду чуть получше, хотя, конечно, ей было далеко до той легкости и грации, с какой рассекали лед местные.       Кронпринц хоть и с трудом, но отговорился, что ему вот просто безумно некогда, и Корин переключил свое внимание на единственную даму. Дама предпочла бы лыжи – падать с них было не так больно. И народу на лыжне меньше, чем на застывшем озере… Но король Лум сказал, что на сегодня как раз запланированы массовые катания на коньках, а рядом обещала раскинуться небольшая ярмарка, и кому-то из королевской семьи в любом случае надо показаться народу.       – И показать класс на льду! – добавил Корин. – А я не хочу один за всех отдуваться.       Аравис сдалась. Правда, показывать класс – вот это точно не к ней. В прошлом году они с Кором, конечно, попробовали все невиданные доселе развлечения с приходом зимы – и коньки, и лыжи, и сани, и снежки с крепостью. Аравис больше всего глянулись лыжи. Тем более когда она узнала, что зимой на них ходят охотиться… Но король Лум поставил жесткое условие: никакой охоты, пока не научится спокойно пробегать хотя бы пару миль.       Мысли прервало тихое поскуливание, а потом – тявкание. Янг положил передние лапы Кору на колени, склонив голову набок.       – Кор, ты опять? – возмутилась Аравис. – Сколько раз просила – не корми его за столом, потом не отучим!.. И он потом не ест то, что дают!..       Щенок – рыжий, с белыми подпалинами, неуклюжий в силу возраста и столь же веселый – затявкал вновь, тычась Кору в ладонь и тем сдавая его с потрохами.       – Предатель, – пробурчал тот под нос. Уже громче сказал, оправдываясь: – Ну он так смотрит на меня… ну не могу я! Я ж только кусочек…       – Ага. Наши лорды тоже любят умильно смотреть, когда денег из казны выпрашивают, – проворчал Корин, явно подражая отцу. – И тоже хотят себе кусочек – с медвежий носочек…       – Ну ты не сравнивай!..       – Успокойтесь, прошу, – сказал король Лум, не повышая голоса. Но сыновья умолкли, лишь сверкая друг на друга одинаково серыми глазами. – Кор, Аравис права: неговорящую собаку не надо кормить за столом.       – Надо было говорящую заводить, – вздохнул Кор, с жалостью наблюдая, как Аравис с трудом удалось отогнать Янга.       Аравис пожала плечами. Она вообще не задумывалась, что может завести собственную собаку, довольствуясь наблюдением за тем, как король Лум обихаживает охотничьих псов. Но по осени одна из собак, Мина, ощенилась. Увидев рыжего, не открывшего еще глаз увальня, Аравис растаяла. И, когда король предложил ей забрать полюбившегося щенка, не веря своему счастью, взяла его на руки. Тот открыл темные глаза – и собачья его судьба была определена.       Пусть Янг не умел говорить – он стал другом не меньшим, чем когда-то Уинни.       Пронзительно-голубую под ярким солнцем гладь озера вовсю изрезали острые лезвия коньков. Народу было много, шума и смеха – тоже. Очень отдаленно каток напоминал пестроту ташбаанского базара – арченландцы летом носили яркие цветные плащи, а зимой – шарфы и варежки, тут и там мелькавшие среди темных шуб. Король Лум как-то объяснял, что подобная красота имеет практический смысл: чтобы потерявшегося в горах было легче заметить среди однообразного пейзажа.       Аравис катилась около берега – подальше от быстро движущейся толпы. И так падать пришлось хотя бы в снежный нанос, а не на твердый лед. То, что падать придется, и не раз, сомнений не было: ноги дрожали и норовили расползтись в разные стороны. Перенести же вес на одну ногу не получалось в принципе. На лыжах всё выходило как-то само собой, а здесь…       – Так не научишься, – ворчал Корин. Пока она с трудом преодолевала пару ярдов, принц успевал уехать вперед, вернуться и крутануться вокруг своей оси. Желтый шарф его уже сбился набок. – Край сковывает движения, сковывает тебя. Нужно ощущение простора! И не смотри вниз – грохнешься тут же.       – Тебе хорошо, – привычно огрызнулась Аравис. Покосилась на противоположный берег озера, где совсем уж малышню учили кататься родители или старшие братья. Очень хотелось перебраться туда, но она боялась зашибить кого-нибудь из детей – и не хотела становиться посмешищем. – Ты поди в их возрасте научился, а я…       – И ты научишься. Если не будешь пытаться повторить лыжный ход. Это коньки, Аравис, это не лыжи! Там ноги параллельно, здесь каждая немного в сторону. Ну я показывал же!       Учителем Корин был хорошим, но терпения ему явно не доставало.       – Ладно, я пока покатаюсь одна, – сказала Аравис, у которой терпение тоже было не безграничное. Принц пожал плечами – и умчался в толпу катающихся, так что скоро она потеряла его из виду. Никто не расступался перед Корином специально, напротив – могли еще и высказать: «ваше высочество, не мешайте проехать!». Сказал бы какой-нибудь несчастный подобное любому из девятнадцати сыновей тисрока…       Аравис всё же решилась отъехать от берега. И почти сразу о том пожалела. Пришлось уворачиваться, потому что арченландцы носились с иной скоростью. И, конечно, не прошло и пяти минут, как она рухнула на лед, не успев уклониться от выделывавшего лихие пируэты мужчины. Приложилась основательно левым коленом. Попыталась подняться – и, от острой боли едва не вскрикнув, рухнула обратно.       – Ох, простите, леди!       Чьи-то руки помогли ей подняться. Колено горело, но опираться на левую ногу было можно.       – Леди Аравис? Вы не ушиблись?       Ну да, ее тут каждая собака узнает… а она-то нет.       – Благодарю, лорд…       – Тарн, – ослепительно улыбнулся тот. На глазок старше зим эдак на пять. И выше на две головы. – Вижу, вы не до конца освоились в наших обычаях? Позвольте, я помогу вам. – И, не дожидаясь согласия, подхватил Аравис за руку и помчал, с ловкостью лавируя между катающимися.       Вел новоявленный помощник неплохо. Пожалуй, даже получше Корина. Но вот трещал без умолку – и всё больше любезности рассыпал ее знойной внешности. А потом и вовсе пошел в атаку:       – Может, мы могли бы покататься как-нибудь? Попозже, чтобы… – лорд покосился на сновавшую по льду толпу, – никто не отвлекал от лицезрения вашей красоты. Хотя бы и сегодня вечером, леди Аравис.       Та уже набрала в легкие воздуха для ответа, как над ухом прозвучало:       – Боюсь, леди Аравис не сможет: она обещала покататься со мной, а сама меня бросила. – Сильные руки бесцеремонно подхватили ее под свободный локоть, и лорд с неохотой вынужден был отступить. – Негоже нарушать обещания, сестричка!..       – Сестричка, как же. Ни себе, ни людям, – пробормотал Тарн – с расчетом, чтобы услышала хотя бы Аравис. Корин вздернул бровь:       – Вы что-то сказали, лорд Тарн?       – Ровным счетом ничего, мой принц. Вам, верно, показалось. Удачного дня.       Нарочито поклонился и поехал прочь – неспешно, выбрасывая назад длинные ноги.       – Морду бы набил, – с чувством сказал Корин, увлекая Аравис в противоположную сторону. – Но отец мне не простит, если я опять устрою драку на празднике.       – Спасибо, ваше высочество, но не стоило так утруждаться. Я могла бы и сама, – чопорно ответила Аравис.       Корин фыркнул:       – Знаю-знаю. Сама лошадь украду, сама через пустыню убегу… Никто ж и не спорит. Просто мне не нравится, когда докучают девушкам. Особенно моим названным сестрам. Тем более такие типы, как этот хлыщ Тарн. У него отец недавно проигрался по-крупному, теперь оба ищут способ состояние поправить. Если он еще раз к тебе пристанет…       – То улетит в сугроб, – кивнула Аравис. – Я примерно туда его и собиралась отправить, пока ты не влез. Корин, после моего бывшего жениха местные лорды – просто образец учтивости… Я, пожалуй, пойду домой, погреюсь. Нет, провожать меня не надо.       – Как скажешь. – Корин приподнял шапку, и без того державшуюся набекрень, и вновь смешался с пестрой толпой.       Сбросив шубу и шапку на руки прислуге, Аравис хотела было пойти к себе. Но ноги будто сами повели на кухню: оттуда на весь дворец несло хлебным духом, и еще знакомыми с детства ароматами – корицей и имбирем.       Так и есть. Гора еще теплого печенья возвышалась прямо посреди огромной кухни. Ужом проскользнув мимо снующих поварят, Аравис стянула одно – в виде домика с расписной крышей.       – Леди Аравис! – обрадовался главный повар. Поправил широкий – Аравис завернулась бы дважды – передник. – Никак замерзли после прогулки? Вон как раскраснелись… Горячего вина леди!..       Один из поварят, бросив намешивать что-то в чашке, плеснул в толстую кружку вина и, захватив закопченными щипцами, поставил к огню. Бросил туда щепотку чего-то ароматного – она не рассмотрела, а по запаху не узнала – опустил палочку корицы.       – Держите, леди. Только не обожгитесь, горячо очень.       Аравис поблагодарила, про себя думая, что про «очень горячо» представления здесь, конечно, странные. Никакой глинтвейн не в состоянии был сравниться с жаром пустыни, когда казалось – в лицо дышит солнце, сжатое в руке самого Отца Время и спущенное на землю…       Отхлебнула слишком поспешный глоток и закашлялась. От пряного вкуса слезы брызнули из глаз. Ее тут же несильно хлопнули по спине.       – Аккуратнее надо, леди Аравис.       – Постараюсь, – отрывисто сказала она, продышавшись. – Дайте еще одну такую кружку. И насыпьте вон тех вкусных печений.       – Принц Кор у себя, леди, – сказал мальчишка-поваренок, вручая ей серебряный поднос с требуемым.       – Откуда ты знаешь, что я собираюсь именно к Кору?       – Дак принц Корин точно не вернулся бы еще в такой ранний час. Не к его же величеству. А больше у вас никого и нет здесь.       Аравис поторопилась уйти с кухни. Но в коридоре остановилась, прислонившись на миг к каменной стене пылающим сперва от холода, теперь от тепла лбом.       Никого. Здесь – никого. Отец и младший брат остались за пустыней. Там же, где были и могилы предков, и две свежие, памятные особенно. Мать и старший брат. Она уже больше не вознесет в их честь жертвы. Отец… прислал письмо с единственной строкой: «Лучше бы ты умерла». Калормен считал ее предательницей. Конечно, там женщина, осмелившаяся прямо взглянуть на господина без его дозволения, наказывается за дерзость. Что уж говорить о ней, промчавшейся в мужской одежде через половину империи…       Здесь было куда лучше. Спокойнее. Свободнее. Здесь она могла сколько угодно пропадать с собаками и лошадьми, учиться стрелять из лука и ходить на лыжах, и никто не говорил ей, что то не подходит для девицы. Никто не принуждал ее выйти замуж в неполные тринадцать весен, носить чадру и опускать глаза при виде мужчин.       Здесь у нее появилось два названных брата – взамен родных, утраченных навек.       ...Полтора года тому ее признали названной сестрой принцам, дав титул леди Арченланда и вместе с тем – право делать что заблагорассудится. Король Лум как-то обмолвился с печалью в голосе, что его жена мечтала о дочери, но воплотить ту мечту не успела. Он называл Аравис дочерью, себя же предложил называть отцом. Но она не могла. Она была благодарна королю за радушный приют и ту атмосферу, которую пытались создать вокруг нее, пусть и не всегда успешно. Но называть отцом могла лишь единственного человека, с черным огнем в очах и не знающей поражения саблей, владетеля щедрого Калавара, ведущего род свой от Неумолимого Таша.       Человека, предпочевшего бы видеть ее мертвой, чем порадоваться теперешнему ее счастию.       Кор сидел у окна и сосредоточенно грыз перо, склонившись над каким-то свитком. Поднялся навстречу, забирая поднос.       – Как это мило, Аравис. Я как раз собирался просить чего-нибудь такого принести – согреться хоть немного.       Аравис улыбнулась, присаживаясь прямо на свободный угол стола. Камин в углу горел исправно, но оба до сих пор не привыкли к местному климату, с почти священным ужасом глядя на Корина, носившегося по заснеженным просторам в шапке набекрень и небрежно застегнутой шубе.       – Над чем сидишь?       – Над земельным правом восьмого века, – наморщила нос надежда Арченланда. – Понимаешь, оно не менялось с третьего века долгое время, с самого основания государства, но два века тому Арченланд всё же присоединил к себе новые земли, и потребовалось пересмотреть действовавшее законодательство. А последние два столетия его перекраивали еще трижды, но основа изменений лежит как раз...       – Пей давай. Остывшее вино, как теплый щербет: пить становится невозможно из-за потери свойств.       Аргумент подействовал – Кор наконец взял кружку, от которой еще шел легкий пар.       Печенье на подносе стремительно таяло, и Аравис цапнула одно из оставшихся – в этот раз в виде звезды. Пряный имбирь и сладкая корица угадывались в тесте. И то, и другое – из-за пустыни, из смуглых рук, с одинаковой ловкостью отсчитывавших полумесяцы – и рассекавших врагов саблями с одного удара…       – Кор, – невпопад спросила Аравис, кажется, вновь перебив его, – ты вспоминаешь Аршиша? Хоть иногда.       Она хотела было сказать «Калормен». Но так хотелось хоть с кем-то поговорить про отца. И сейчас же подумала, какую глупость ляпнула. Принцу вспоминать о бывшем рабском житье с тоской – в самом деле, как остроумно. Как душевно… и внимательно к названному брату, леди Аравис, браво!       Тем сильнее оглушило короткое:       – Да.       Аравис аккуратно положила надкусанную печенину обратно на поднос. Пересела со стола на диван у стены – и скрестила ноги, будто сидела на множестве подушек, разбросанных по узорчатому ковру. Пёстрому и яркому.       – Наверное, это кажется странным, – сказал Кор, последовав ее примеру и тоже перебравшись на диван, – но я его действительно вспоминаю. Он не худший калорменец. Всяко лучше тех двух сотен важных тарханов, перебравшихся через пустыню в поисках легкой добычи. Мы свою добычу отнимали у моря – каждый день, в солнечную и ветреную погоду, оставаясь на берегу лишь при угрозе бури. Аршиш – обычный рыбак, перебивавшийся «милостью» тисрока, как и тысячи жителей империи. Он не мог дать мне больше, чем имел сам. И, если мне когда-нибудь доведется его встретить вновь, я поклонюсь ему, как отцу. Пусть и приемному.       – Он тебя не признал бы сейчас, – хмыкнула Аравис, глядя на возмужавшего за полтора года кронпринца. Тот вырос едва не на голову и раздался в плечах, догнав Корина. Серебристый дорогой мех – соболь, норка? она так и не научилась в них разбираться – на груди и рукавах оттенял серые глаза. Лицо, ранее запавшее, на нормальной еде округлилось – со временем близнецы обещали повторить сложение отца, бывшего при всей подвижности довольно плотным.       Сложнее всего Кору было изменить взгляд, а с ним и ощущение себя – рабское, покорное. Он так и не расстался до конца с привычками неуклюжего и грубоватого мальчика Шасты. Порой казалось – он не расстанется с ними никогда. Но Аравис помнила, как этот неуклюжий, не имеющий представления о хороших манерах мальчик кинулся между ней и львом, на что без оружия не отважился бы ни один обходительный тархан. Да и с оружием – вряд ли… Не потому, что тарханы трусливы – отвага разлита в горячей южной крови. Просто ни один из них не посчитал бы подобный поступок разумным и приносящим хоть сколько-то пользы. Лучше погибнуть одному, чем двоим. Тем более женщине – ведь у каждого тархана гарем…       – Зато я бы признал его, – спокойно ответил Кор. И, вглядевшись в ее лицо, полу-утвердительно сказал, верно определив истинную причину интереса: – Кидраш-тархан давал о себе знать?       Аравис перевела взгляд за окно – на каменную грубую кладку замка, более похожего на приграничный форпост, и дальше – на высокие ели, на которых тяжело лежал снег.       – Он предпочел бы видеть меня мертвой, чем живой и свободной – ценой оскорбления богов и предательства любимого сына тисрока, да искусают его скорпионы.       Кор помолчал. Сказал с состраданием, за которое немедленно захотелось прибить, наплевав на титул:       – Аравис… не всем дано вынести свет истины.       Ах, что он вообще в этом понимает? Его-то не воспитывали в заветах Неумолимого. Рыбаки вообще хорошо если помнят, как зовут верховного бога, у них там свои, морские…       – Тебе легко говорить, – зашипела Аравис, оторвавшись от резко ставшего чужеродным пейзажа за окном. – Ты северянин… ты изначально – отсюда, твое место – здесь, в том ни у кого нет сомнений!.. Верно, тебя прозовут Кором Милосердным, раз ты находишь доброе слово даже для того, кто помыкал тобой четырнадцать весен. Я трижды рада за Арченланд, если у него будет такой король… но что делать мне? Я предательница! Не ты – ты всегда был чужаком. Я. Дочь тарханов, в чьих жилах течет кровь Таша, посмевшая пойти против своего правителя. И это клеймо не стереть, не вытравить. Тогда мы были детьми и не задумывались ни о чем, но сейчас… я понимаю, что сделала, Кор. Повторись всё – я бы сделала то же вновь. Но чести в том нет. Мой отец прав, и мне с того…       «Больно», – стучало в висках, сжимало сердце холодной – холод, здесь повсюду холод!.. – лапой. Но Аравис умолкла. Гордая тархина в прошлом, она и сейчас не любила жаловаться, а вот – поди же. Разнылась. И кому…       А – кому еще-то? Кто бы во всём Арченланде вообще понял, о чем она сейчас?       – Верно, приказ вырезать младенцев и стариков не был оскорблением калорменской чести, – недобро сказал Кор. – Коли так – ломаного полумесяца не стоит величие такой империи. И Кидраш-тархан… прости, Аравис, но боюсь, ничего другого он сказать не сможет. Иначе ему придется признать свою неправоту по отношению к тебе – а то и поставить под сомнение самую основу калорменской политики. А вечноживущие тисроки подобного не прощают. Даже если им довелось примерить ослиную шкуру.       – Все империи строятся на захвате иных территорий, на крови и костях, Кор. Это лучшее для них удобрение.       – Тогда я рад, что Арченланд никогда не был империей, – резко ответил тот. Задел Аравис коленом, но не отодвинулся. – И после всего я не могу доверять Калормену. И не я один. Отец с королем Эдмундом не зря вплотную занимались реорганизацией дозоров после Анвардской битвы. Наши страны больше не должны подвергаться риску быть застигнутыми врасплох. Калормен слишком велик, жесток и мстителен, чтобы полагаться лишь на невозможность тисрока удаляться от своего дворца.       Аравис не могла не признать разумность подхода. Она имела представление о нравах тарханов куда лучшее, чем бывший сын рыбака, и была уверена: стоит ждать ответа. Не сегодня, конечно, и даже не завтра. Великая империя, подобно змее, умеет долго таиться меж песков, выжидая удачный момент. А потом бросается смертельным ударом на не успевшую ничего понять добычу…       И еще Аравис не могла забыть взгляд калорменского царевича. Взгляд человека, не привыкшего, чтобы ему перечили. Не привыкшего проигрывать. Не побоявшегося бросить вызов богу – пусть чужому, по калорменским меркам и вовсе демону. Но – в плену, на чужой территории, где были слабы уже боги Калормена… Такого не остановит угроза ослиной шкуры. И вряд ли исправило хоть на долю пребывание в оной.       – Разведка – это хорошо, – сказала она, сплетая руки в замок на левом колене. – Но я думаю, стоит заняться и реорганизацией армии. Арченланд последний раз брался за оружие семьдесят весен… зим назад. Что пользы от верного дозора, если силы войска рассредоточены и ослаблены? Тем более сейчас, когда в Нарнии не короли, а наместники… Неизвестно, придет ли она на помощь нам, как в прошлый раз. Скажи это королю Луму.       Вот только что она, Аравис, будет делать, если в числе повторно пришедших калорменцев будет ее отец? Или подросший брат. Которого она уж точно не узнает, потому что оставила совсем ребенком. И который, быть может, будет сам стремиться убить сестру, опозорившую род.       – Скажи об этом отцу сама, – предложил кронпринц. – Уверяю, он прислушается к твоим словам.       Аравис не ответила, сильнее сжимая пальцы в замок. Колено заныло, напоминая о недавнем падении на льду. Смуглая кожа рук на фоне зимней одежды по-прежнему выглядела… странно.       Как и она сама здесь.       – Аравис. Если я чем-нибудь могу облегчить твою печаль…       Кор не договорил, но она уже уткнулась ему в плечо, чувствуя, как успокаивающе мягко льнет к щеке мех рукава, как щекочат ухо отросшие белокурые волосы. Ее осторожно обняли в ответ – лишь за плечи, не спускаясь ниже. Порой они обнимались – как брат и сестра – но он никогда не касался ее спины. Хотя десять ран давно зажили и не причиняли ровным счетом никаких неудобств.       Аравис представила, как руки Кора всё же скользят по ее спине – отчего-то обнаженной. И камин пылает куда жарче, и за окном не яркое солнце, а темно, и в покоях полумрак, и…       Ее бросило в жар. Отстранившись, она поспешила встать и ухватиться ладонями за тяжелую дубовую столешницу – почувствовать ее гладкую поверхность, надежную и недвижную. Заземлиться. Сегодня определенно лезет в голову слишком много… воображаемого.       – А пойдем-ка гулять? – предложил Кор, не подозревая о ее метаниях. Покосился на недописанный свиток. – Тяжбы арченландских лордов подождут меня часок-другой. Только, чур, не на каток!..       Аравис решила взять с собой Янга. А еще они взяли с собой Корина, потому что тот встретил их по дороге и заявил, что на сегодня накатался, но не нагулялся.       Они шли втроем, болтая и перешучиваясь. Янг то убегал далеко вперед, то пыхтением и лаем возвещал свое возвращение.       Так продолжалось, пока по правому краю тропы не замаячила вдали вершина перевала, отделявшего Арченланд от северного соседа. Корин сразу помрачнел, шутки его стали злыми и язвительными. Аравис подумала, что надо было свернуть раньше, но она еще не настолько хорошо ориентировалась в местных тропах. С конца нынешнего лета Нарнию в присутствии младшего принца старались не упоминать – настроение у того портилось мгновенно и надолго.       Опасения ее подтвердились: Корин, слепив плотный снежок, с силой швырнул его в сторону перевала. Тот шмякнулся о ель так, что с нижних лап обрушились комья снега. С верхних вспорхнула стайка красногрудых снегирей, недовольно гомоня, полетела прочь. Янг залаял им вслед.       – Ну и зачем? – укоризненно спросил Кор. Брат только засунул руки прямо в варежках в карманы, сам став похожим на нахохлившуюся птицу.       – Козлы нарнийцы, – буркнул Корин. – Хоть Риндон отдать могли бы…       Ну начинается!       – Один поэт сказал: когда отрублена рука, о перстне не тужи*, – вздохнула Аравис.       …Исчезновение Четверых ударило не только по Нарнии. Аравис с горечью вспоминала, как радушно ее встретила королева Люси. Сама совсем еще молодая девушка, она помогла Аравис освоиться в незнакомом замке – и просто утешила после всех злоключений. Кор, повстречав короля Эдмунда первым из северян, был так поражен непохожестью его на калорменских вельмож, что, узнав о собственном происхождении, заявил: «Если мне всё же придется стать королем, то таким, как король Эдмунд». Корин же, знавший нарнийцев с самого детства, практически вырос на руках у Верховного Короля.       Услыхав о пропавших королях, они не поверили. Никто не поверил. Поехали в Нарнию сами – все трое. Грусть и тишина вместо веселых песен царили кругом. Кэр-Паравел стоял печальный и строгий, будто дом, откуда навек уехали подросшие дети. Нарнийцы укладывали вещи королей в сундуки и запирали те на засов – вместе с собственными сердцами. Корин хотел забрать меч Верховного – на память и в пользование, о чем мечтал едва не с трех зим – но ему не дали. Принц даже повздорил с Тумнусом и парочкой кентавров, но те стояли на своем, предлагая взамен любую другую вещь. На меньшее Корин был не согласен, заявив в конце концов, что ему не нужны вещи, чтобы помнить. Повторил сказанные когда-то Питером слова…       Кор забрал перстень Эдмунда. У Серебряного короля была слабость к кольцам, и, когда одно из них выпало из сундука прямо к ногам Кора, нарнийцы не стали противиться. Серебряный перстень с изумрудом был слишком велик принцу, и поначалу он просто хранил его, но Аравис как-то обмолвилась, что любой сносный ювелир подгоняет кольца под размер. Спустя день на левой руке Кора красовалось кольцо, которое тот не снимал, кажется, вообще никогда.       – Тебе легко говорить!.. – зло отозвался Корин. – Ты не… – Он пнул ближайший сугроб, взметая фонтан снежинок. – Вы оба – что вы вообще о них знали? Он мне за брата был. И возился не потому что я чёртов принц, а… А, да что с вами говорить!       Он зашагал вперед, ускоряя шаг. Аравис с Кором переглянулись – и, не сговариваясь, поспешили его догнать.       – Корин, – мягко заговорил Кор, положив руку брату на плечо – которую, впрочем, тот немедленно сбросил, – мне никогда не сравниться с Верховным Королем. Но я тоже твой брат, и поверь – я любил бы тебя не меньше, окажись ты не принцем, а хоть свинопасом.       «А то и больше бы», – подумала Аравис, вспоминая, как весь прошлый год Кор ходил за братом тенью, уговаривая того поменяться обратно. Взяла сама Корина под локоть, и тот не вырвался.       – Пошёл ты, – буркнул, но уже без прежнего напора.       – Ты не одинок в своей тоске, Корин, – продолжал Кор. – Как там… сейчас. – Он прикрыл глаза, вспоминая. – В море мук омыл я руки, смыл с ладоней след надежды, рвался к счастью и увидел бездну пасти роковой**.       Аравис невольно улыбнулась, заслышав знакомые строки. Корин же дернулся, сбрасывая уже и ее руку. Повернул к ним обоим перекошенное – будто в отчаянной попытке не разрыдаться – лицо.       – Ну и в бездну эту бездну тогда! Это нечестно! Это как зуб с корнем выдрать… как под ребрами дыру пробить… Что они сделали не так? А я что не так сделал, раз больше никогда его не увижу? А целая Нарния, которая осталась брошена на произвол судьбы – она-то в чем провинилась? И не надо мне больше стихов читать, – он все-таки шмыгнул носом. – Я и сам это умею. Питер стихи любил… – добавил уже совсем тихо и шмыгнул носом второй раз.       – Да почему – любил-то? – всплеснула руками Аравис. – Любит! Он же не умер, Корин! Никто из Четверых не умер! Они живы, просто где-то… – она запнулась, не очень хорошо представляя, где же находится загадочный круглый мир, с которого явилась Весна Нарнии, – где-то у себя. И они вернутся.       – Ну да, в час великой нужды, – Корина ничто не успокаивало. – Я сам скоро эту нужду устрою!..       – Корин, перестань, – в голосе Кора впервые за весь день прорезались властные нотки. Брат тоже это заметил, ощетинившись:       – А не то что? Выпороть на конюшне велите, ваше наследное высочество? По славным калорменским обычаям…       – Никто в Арченланде не причинит зла Нарнии, пока мое слово имеет хоть какой-то вес, – негромко сказал Кор, проигнорировав выпад. – Ты первый, кто поддержит меня в этом, Корин. Но ты не думал о том, что Четверо тоже могли тосковать по своему дому? Что их могли ждать? Ты же видел, как тосковал отец эти четырнадцать зим. Что, если и по ним там, в их мире, тосковали их родители? Если надеялись вновь увидеть детей, обнять и просто жить – всей семьей. Если там их тоже любили… и любят. Что, если у Верховного Короля есть еще друзья, которые не меньше, чем ты, хотят его внимания?.. Пока ты был с ним здесь, они тосковали в разлуке, Корин. Сейчас тоскуешь ты. Больно, но справедливо.       И добавил уже насмешливо:       – И вообще, если ты так переживаешь о соседях, надо было нарнийскую корону брать, когда предлагали. Глядишь, и великая нужда уже бы настала, с эдаким королем…       Аравис засмеялась. Кор удивительно быстро перенял от братца способность язвить. Вот уж воистину – с кем поведешься…       Взревев: «Ах ты ж!..», Корин бросился на близнеца. Оба рухнули в снег, колошматя друг друга и взметая вокруг мириады снежинок, слепивших глаза на ярком солнце. Аравис мгновенно перестала разбирать, кто есть кто. Но в этот раз братские разборки наблюдал еще один участник.       Янг вылетел из-за ели с заливистым лаем. Остановился, умильно склонив голову набок и глядя на хозяйку: мол, чего эти ненормальные опять удумали? Аравис взглянула на его морду – и в голову пришла хулиганская идея.       Раскинув руки, с криком «Береги-и-ись!» она прыгнула в кучу-малу. Янг с лаем кинулся следом, не позволяя никому обижать хозяйку, да и поучаствовать в возне был только рад. Один из близнецов в конце концов оказался внизу кучи-малы, второй на пару с Аравис уселся первому на грудь с видом победителя, и она всё еще не разбирала, кто где.       Но вот тот, что лежал, страдальчески откинул голову и застонал, изображая подло поверженного гиганта. Интрига разбилась. Аравис и Кор стукнулись кулаками с довольными улыбками.       – Двое на одного, – простонал снизу Корин. – В одиночку-то рыбья кишка тонка, а, братец? Янг, да не лижи ты, щеко-о-отно!..       Довольный возней щенок принялся лизать поверженному лицо, повизгивая. Корин боялся щекотки и задергался, пытаясь встать. Но Кор и Аравис общими усилиями не дали ему это сделать. Только Янг раззадорился еще сильнее.       – Аравис, да отзови его!.. – взмолился принц.       – Янг, ко мне, – наконец смилостивилась та, вставая. Оба близнеца поднялись, растрепанные, в сбитых шапках и размотавшихся желтых шарфах, похожие более на снеговиков, чем на сыновей Адама. Верно, и сама Аравис выглядела не лучше.       – Трое на одного, – уточнил Корин, отряхиваясь. – Никакой честной битвы с вами не устроишь…       Поглядел на Аравис, на Янга у ее ног, вилявшего хвостом, на близнеца, подпиравшего ель. Хмыкнул:       – Сестричка, если ты всегда так будешь ему помогать, я за Арченланд спокоен.       Повернулся и пошел по тропе – не той широкой, по которой они шли, а незаметному с первого взгляда ответвлению. Аравис рванулась было следом, но ее удержали.       – Не надо, – сказал Кор, глядя вслед брату. – Он сам должен понять. Мы не проживем за него его жизнь, Аравис. Тем более король Питер и впрямь был ему лучшим другом. Примиряться с переменами всегда трудно, мы оба слишком хорошо это знаем…       Когда Корин скрылся за поворотом, Кор протянул руку Аравис – в зеленой варежке, на которой гроздьями висел слипшийся снег. Ее, бордовая, была не лучше.       – Я уверена, из тебя выйдет прекрасный король, – сказала она, когда они взялись за руки. – Король Лум будет тобой гордиться. И король Эдмунд, когда вернется, – тоже.       Кор улыбнулся – застенчиво, как и всегда. Но открещиваться, как раньше, уже не стал. Ответил просто:       – Надеюсь.       Тропинка вилась между скал, ели высились по ее краям подобно великанам. Янг носился с лаем, абсолютно счастливый, рыжий на сверкающем снегу. Аравис подумала, что, пожалуй, в холоде всё же есть своя прелесть.       Как и в переменах. *Саади **Джами