Ни к чему мне денег звон

Сизый непроглядный туман окутывает горделивую воительницу «Морриган», неспешно идущую на вёслах и старающуюся не налететь на острые зубья скал, которые возникают то далеко, то слишком близко к бортам. Шэй и его команда не первый раз на Карибах, но именно в эти места его никогда не заводила судьба. — Смотрите внимательнее по сторонам, говорят, что в этих водах полно опасностей, — кричит команде Гист, хотя по большей части его слова адресованы именно Кормаку, сжимающему штурвал крепкими руками. — Неужели ты считаешь, Крис, что Богиня Войны не выйдет из какой-то передряги целой и невредимой? — с усмешкой произносит Шэй, кидая взгляд на своего старпома, который несколько нервно теребит собственную шляпу в руках. — Не то чтобы я был суеверным, Шэй, но многие поговаривают, что в этих водах водятся такие существа, как русалки. Кормак смеётся и оборачивается к Гисту, убирая одну руку с штурвала. Мужчина выглядит напряженным, на его лице залегли тёмные тени, он мрачен, и Шэй понимает, что это домыслы и старые байки моряков серьезно тревожат друга. — Крис, ты веришь в эти глупости? Мы плавали везде, где только может пройти «Морриган» и никакие русалки не встретились на нашем пути. С чего бы сейчас мы должны их встретить? Мужчина замялся. Капитан корабля знает, что старпом обдумывает, что сказать в ответ, чтобы это звучало убедительно и вразумительно. Шэй никогда не верил в сказки. С самого детства он отвергал их правдивость, когда другие с ужасом или самозабвенным восторгом рассказывали, что видели сказочных персонажей. Но это дети. А здесь взрослый и серьёзный человек. — Никто не возвращался, чтобы опровергнуть теорию существования русалок. — Но и никто не возвращался, чтобы подтвердить эту теорию. Они замолкают. И некоторое время стоят на капитанском мостике, не обмениваясь ни словом друг с другом. Матросы на палубе хором горланят песню. Гист морщится, но ничего не произносит. Он знает, что пение в туман не к добру, ведь можно накликать на себя беду, вот только Кормак не будет слушать. Он заупрямится, скажет, чтобы продолжили дальше петь, ведь тишина его слишком угнетает и давит на череп изнутри. Но только Шэй рявкает на матросов заткнуться, встревоженный странным плеском, который, кажется, доносится откуда-то снизу прям рядом с бортом «Морриган». — Надоели драть глотки, — небрежно бросает капитан, скрывая свою подозрительность за равнодушием. Он мысленно ругает себя за то, что поддаётся глупой панике, не подкрепленной ничем, но все равно прислушивается к тихому плеску волн и какой-то страной тишине, не похожей на ту самую обычную «тишь» морского простора. — Действительно, — кивает старпом и косится на море за бортом. Туман окутывает всё, обволакивает, как тонкое кисейное покрывало. Дальше, чем на ярд ничего не видно. Обстановка от чего-то становится очень угнетающей. Капитан сдавленным шепотом цедит сквозь зуб проклятья, сжимая крепче штурвал корабля. За бортом раздаётся звонкий, громкий и отчетливый всплеск, словно акула или кит на мгновение вынырнули или шлепнули своим хвостом по воде. Но ни одна морская живность не подходит так близко к кораблю. Гист тоже это слышал, он вздрогнул, услышав этот звук, но постарался не придавать этому значения и не обращать внимание Кормака. Быть может это все проделки фантазии и страха. Да, самого обычного страха. — Моё сердце так тоскует… — со стороны из-за борта доносится нежный, пленяющий женский голос. Шэя всего передёргивает и он невольно кидает взгляд на Кристофера, у которого уже похолодели конечности и сам он оцепенел. Матросы на палубе тоже застыли, кто-то — так с щеткой и ведром в руках. Общее напряжение расползается по кораблю вместе с тихим перешептывание мужчин. Каждый считает своим долгом спросить у товарища, а не показалось ли ему. — Ни к чему мне денег звон, — мягко разливается звонкая песня, действуя с первых строчек, как дурман или тёмный ирландский эль. — Я же говорил, — тихо, выделяя каждое слово, говорит квартирмейстер. — Ты хуже суеверной бабы, Гист, — пытается отмахнуться Кормак, но так просто проигнорировать весомый аргумент, как нежный женский голос посреди бескрайнего моря и тумана, очень сложно. Шэя охватывает любопытство, но внутри всё равно горит недоверие. Он никогда не любил сказки. Они всё время лгут. — Лишь моряк меня утешит. Ведь дороже злата он, — тянет всё тот же голос. Гист сжимает зубы. Шэй же первым сдаёт позицию и отпускает штурвал корабля. Он медленно, без спешки, но движимый интересом, подходит к борту. Команда следует за своим капитаном. Лишь немногие остаются стоять на месте, занимая сторону квартирмейстера. Кормак смотрит вниз, опираясь о край борта и стараясь высунуться как можно дальше. Всего в нескольких футах от корабля над самой водой миловидная девушка с лукавой улыбкой смотрит вверх. Едва только она замечает Шэя, как откидывает свои тёмные, смольные волосы и подплывает ещё ближе к борту и со звонким смехом касается обшивки, но тут же отплывает обратно и манит тамплиера пальцем за собой. — Гист, только взгляни на неё, — Кормак оборачивается к старпому, но тот как стоял на одном месте, так и продолжает стоять. — Я не буду подходить к борту, — мужчина качает головой. Из цепких лап русалки ещё никто и никогда не выбирался, а он ещё дорожит своей жизнью, в отличие от бесшабашного Шэя, который уже вновь вглядывается в тёмную толщу воды, где только что мелькнул чешуйчатый хвост. — Шлюпку на воду! — кричит капитан и как шальной слетает с капитанского мостика. Он пробегает по палубе. На воду спускают вельбот и перекидывают веревочную лестницу на том месте, где должен быть трап. Кормак самый первый спускается в шлюп, за ним лезут ещё несколько матросов. Многим хочется взглянуть на то, о чём так часто твердили пираты, пугая баб и суеверных моряков. Не глядя тамплиер вручает кому-то весло, и шлюпка отчаливает от «Морриган». Но вокруг никого. С палубы доносятся невнятные слова и просьбы, но никто к ним не прислушивается. Из воды рядом с лодкой высовывается голова. Девушка мило улыбается Кормаку. Именно её он видел с капитанского мостика, и именно её голос доносился до экипажа. Теперь Шэй может лучше разглядеть её лицо, обрамляемое чёрными волосами. Серо-синие глаза внимательно смотрят на капитана. И это взгляд действует на мужчину не хуже, чем ром. Она красива. Её лицо… Её голос… Русалка склоняет на бок голову и со звонким хохотом уходит под воду. Но через мгновение вновь появляется, а рядом с ней ещё несколько подруг. — Моё сердце так тоскует, — тянет темноволосая. — Ни к чему мне денег звон, — подхватывают ещё несколько десятков голосов, и Кормак невольно оглядывается вокруг. Они окружены прекрасными нимфами. Но лишь одна из них так упорно пытается завладеть вниманием капитана. — Как тебя зовут? — севшим голосом спрашивает тамплиер, слегка наклоняясь к воде. Она молчит и никак не реагирует на вопрос капитана, лишь кладёт тонкую бледную руку на борт шлюпки. Глаза русалки светятся чистотой. Божественное создание, — мелькает в голове в Шэя, хоть он в море меньше всего вспоминает о Боге. Темноволосая улыбается одними губами, но Кормак очарован этой улыбкой. Она так хрупка, мила и красива, что даже не верится, что именно это создание может причинить хоть какой-то вред. Но так говорят сказки, а Шэй сказкам не верит. — У тебя нет имени, не так ли? — мягко произносит капитан и склоняется всё ниже, словно тянется за поцелуем. — Лишь моряк нам дарит голос, плывущий по волнам, — девушка протягивает руки и обвивает ими шею Кормака, мужчина же касается тыльной стороной ладони её холодной и мокрой щеки. — Капитан… — Шэй! Отойди! Кормак! — доносится крик старпома с корабля, который наблюдал за всем происходящим. Но тамплиер не слышит. Он смотрит в эти глаза, в два бездонных омута, в которых Кормак тонет, уходит на дно. И милая улыбка… Русалка вцепляется крепче в камзол капитана, хватает за ремни и резко дергает того на себя, вынуждая покинуть лодку и оказаться в воде. Она утаскивает его за собой.