Главный враг человечества

У Микасы нет времени подумать. Все происходит слишком быстро. Удивительно: у нее — отличная реакция. Микаса умеет быть проворной и ловкой, стремительной и безрассудной. Но из всех дней именно сегодня — тот самый, когда все выходит неправильно, не так, как нужно. Сначала пропал Эрен, и они долго-долго искали его, пока не нашли, а в следующий миг уже стали гостями в чужом палаточном городке. И вот они смеются, пьют и едят, учат незнакомый язык, один из многих, но что-то еще случилось, тоже здесь и совсем недавно. Микаса не хочет вспоминать, но не делать этого не может. Она слабо улыбается, что-то ест и пьет вместе со всеми, но ей холодно без причины, и Микаса думает не о странном горьком напитке или о том, что Саша уже полчаса ее тянет за рукав и не дозовется. Что она должна была ответить? Ей казалось, все так просто и понятно. И не надо ничего объяснять и говорить. Говорить ей всегда было нелегко. Слова, они тяжелые и острые, точно камни, и даются с трудом. А только найдешь — и окажется, что слова были чужие, неправильные, совсем не те. Наверное, она могла отыскать другие? Эрен — семья. Она не солгала. Просто слово, которым она привыкла называть самое дорогое, что у нее было, вдруг оказалось ложным. Кто-то затушил последний огарок, и свет погас. Стало тихо и уже чуточку теплее. — Эрен? Ровное дыхание, губы чуть приоткрыты. Микаса уже не помнит, когда видела, чтобы Эрен спал так мирно и глубоко, в последний раз. Ее саму клонит в сон. Голова тяжелая, и, ложась, Микаса без сил роняет ее на землю. Нечаянно и так неосторожно она чуть касается плеча Эрена рукой, ведь он так близко. Но Эрен не просыпается, ничто не тревожит его сон, и Микаса тоже засыпает. Не сразу: чувство, будто она забыла что-то очень-очень важное, еще какое-то время не покидает ее. Микасе снятся беспокойные сны: она потерялась в лесу, из которого не выйти, а вокруг — молчаливые чудовища и черная беззвездная пустота. Тогда, перед тем как уснуть, Микаса, конечно, будить Эрена не стала: ничего, это подождет. Пусть спит. Она обязательно скажет ему завтра то, что не успела. У нее пока было время, чтобы найти нужные слова.

/ / /

Время — его больше не осталось. Сначала они думали, что времени у них еще много, а потом вдруг оказалось слишком мало, и сделать было ничего уже нельзя. Удивительно: даже зная, как все будет, наперед, Эрен не хочет ничего менять — кроме, пожалуй, одного. Но идти вперед или пятиться назад, замирать на месте или бежать во весь опор — и это, и другое он пробовал не раз. Все одно будет так, как он в сердцах пожелал однажды. И зачем сегодня — тот из дней, когда все идет наперекосяк? Сначала он потерялся в городе из чужих воспоминаний, и ребята долго-долго искали его, пока не нашли. Но перед этим что-то еще случилось; Эрен не хочет вспоминать, но не делать этого не может. Иногда он будто в двух местах одновременно, реже — больше. Палаточный городок и смеющиеся мертвецы — одно уже произошло, а второе нет, и Эрену нужна секунда-другая разобраться, но его берут за плечо, предлагают выпить; о чем-то спрашивают, а Микаса улыбается, но не ему, и тогда он вспоминает наконец, какой сегодня день. Эрен знает, что ответ Микасы — он и должен быть таким. Семья для нее — больше, чем просто слово. Но семья — не то, чем он для нее станет: это будущее давно разменяно, и ему остается только наблюдать. Все давно уже уснули, только он один лежал и притворялся. Нет, не один. — Эрен? Ему хочется шепнуть, что она ни в чем не виновата. Может, он ответит ей завтра. Может быть, потом. Она, кажется, быстро засыпает. У Микасы — теплое дыхание, оно щекочет шею и согревает, ее рука на его плече — Эрену что-то снится, но он уже не вспомнит. Время течет вперед. Время течет назад. Время не течет совсем, а потом взрывается снопом жадного пламени, и осколки летят прямо на него.