Бег времени. Тысяча семьсот.

Я всегда твердил, что судьба - игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола. Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако - сильно. ... Иосиф Бродский

Четыре. Че-ты-ре. Ровно четыре чертовых часа прошло с тех пор, как я оказалась… Да, где я собственно оказалась? Мне даже не дали ответа на мой вопрос, просто отправили за решетку, словно я какая-то преступница. Да мне по их представлениям даже спрятать наворованное негде было, я же «оголенное дитя», как выразился один из Хранителей. Никто же из них даже и не догадывался, что эти лохмотья называются платьем! Че-ты-ре. Словно от того, что я повторяла это, что-то менялась. А вместо этого лишь возникали новые вопросы. Почему я здесь оказалась? И почему я не возвращаюсь обратно? - Вот она. К решетке подошел пожилой мужчина, смешно поправляющий пенсне. И я бы, наверное, даже вскочила с железного стула, если бы это был не девятый по счету посетитель. Как и все, он смотрел на меня осуждающим взглядом, впрочем, с неприкрытым интересом разглядывая мои голые ноги. Наверное, мне нужно было возмутиться. Но сил не хватало даже на то, чтобы почесать нос, что уж говорить об истерике. - Как тебя зовут, дитя? – доброжелательно спросил он, вновь поправляя свое пенсне. Вот тут мне пришлось призадуматься. Ведь он был первым, кто не просто подошел, а еще и задал столь простой вопрос. Из этого вполне можно было сделать вывод, что он был выше всех остальных по статусу. Я вздохнула, стараясь не выпалить тут же всю правду. Привет, я Гвендолин Шеферд, прибыла из 2011 года. А у вас тут уже создали тайное ложе одного такого старика, который умеет читать мысли и душить на расстоянии? Нет? О, очень жаль. Может, стоит представиться Пенелопой Грей, воспитанницей виконта Баттена и позволить их воображению дорисовать картину моего неожиданного появления в Темпле? Все, что мне нужно, это увидеть графа Сен-Жермена. Поэтому для себя я решила, что лучшая защита – нападение. - Какой это год? Хранители удивленно переглянулись, словно я только что задала самый неприличный вопрос из всех существующих. Не хотело бы их расстраивать, спросив что-нибудь еще неприличней. Старик, однако, не растерялся, его доброжелательное лицо даже не вздрогнуло. Почему-то мне казалось, что я не первая, кто задает ему этот вопрос. - 1757, - ответил он, подтвердив это кивком головы. 1757. Итак, какие у нас выводы? Ложа была создана в 1745, эту дату я запомнила очень хорошо. Но моя встреча с графом произошла только в 1782 году, и он видел меня впервые, ожидая вообще на моем месте увидеть сногсшибательную и всегда-знающую-что-делать Шарлотту Монтроуз. Так что же мне делать теперь? - Итак, как же вас зовут, дитя? – вновь спросил он, слишком дружелюбно, чтобы это было правдой. Не удивлюсь, если ночью он убивает котят в подворотнях. - Шарлотта, - ответила я, втайне молясь на то, чтобы это не вышло мне боком. - Шарлотта значит? – переспросил он. Я что, непонятно говорю? - Послушайте, тут произошла небольшая ошибка, - я вскочила со стула и подошла поближе к решетке. Как же им все объяснить? – Я – рубин и это неконтролируемый прыжок. Как же глупо это звучит со стороны. Старик, однако, снова не удивился. Может выпалить ему фразочки из того разряда, которые могли свести Джордано в могилу вместе со всеми его стразами и блестками? «Трансцендентные кривые такие кривые – вы не поверите! О, а вы знаете, что турбулентность можно создать, облучив среду звуком высокой интенсивности?» - Вы уже встречались с графом? – продолжил спрашивать старик. Надо бы спросить его имя. Не всем понравится, когда их каждый раз величают «стариком». Даже, если это происходит мысленно. - В 1782, - сходу отвечаю я. Интересно, если я прерву цепь существующих событий, я пропаду сразу или буду корчиться в муках? Вопросы сыпались и сыпались, иногда я отвечала сразу, выдавая голую правду, иногда увиливала, стараясь придумать оптимальный вариант. Меня не тянуло гореть сегодня на костре инквизиции за ересь или за незаконное проникновение в «тайную ложу». Кажется, допрос шел еще один час. Итого. Пять. Пять часов в 1757 году. Вот теперь паника уверенно подступала ко мне, через пятки пробираясь в сознание. Когда же я вернусь обратно? Я сидела на тех лохмотьях, что мне принесли, обхватив коленки руками и раскачиваясь из стороны в сторону, поднимая голову лишь для того, чтобы ответить на очередной вопрос старика, чье имя я так и не выяснила. Он не обращал внимания ни на то, что происходило за его спиной, ни на то, что я больше не могла говорить сквозь слезы. Горло болело, глаза саднило, казалось бы, сколько боли способно вынести мое сердце? Оно уже словно разорвано. Нет больше ничего целого, что можно забрать и восстановить. Наконец-то старик ушел, прихватив с собой всех любопытных Хранителей (накричав на них так сильно, что я даже возликовала, узнав, что он не такой уж и дружелюбный, а значит и версия с котятами имеет место быть). Меня даже не волновало то, что ни один из них не попрощался и не дал мне никакого ясного ответа. Мне нужно было сосредоточиться и понять, что происходит. Но и на это мне времени не дали. Старик вернулся, неся с собой какие-то цветные тряпки, которые, однако, оказались простым, но изумительным выходным платьем. - Я и граф Бенфорд ожидаем Вас в Зале Дракона, - он положил около меня платье и встал около решетки в ожидании, и даже не соизволил отвернуться. Кажется, меня ожидает весьма бурное приключение во времени. Вот бы мне еще и вернуться обратно в будущее, как раз в тот момент, когда я сниму платье. Что может быть веселее, чем предстать перед мистером Марли вот в таком вот виде. Беднягу ждет инфаркт. В Зале меня и вправду ждал граф, вот только его лицо я видела впервые. Потому что такое лицо я бы обязательно запомнила. Оно вызывало во мне какое-то странное чувство. Он выглядел молодо, ему было от силы 25 лет. У него были черные, как у меня, волосы, собранные сзади, что безо всяких сомнений тут же напомнило мне Гидеона. Вот только глаза у графа были черными и издалека казались безжизненными, что заставило меня на мгновение окоченеть от страха. Он напоминал мне Ракоци более раннего периода. Но едва я переступила порог, как он широко улыбнулся, отчего всякие страхи тут же улетучились. Нет. В его глазах оказалось столько жизни, сколько не соберешь в остальных. -Шарлотта, верно? - сказал он, перед тем, как поднять мою руку и поцеловать в ладонь. Ей-богу, неужели Шарлотта такое странное имя для 18 века. Гвендолин, наверное, и вовсе звучит как "интегральное исчисление". – Меня зовут граф Бенедикт Бенфорд II. И я счастлив познакомиться с вами. Наверное, я выглядела как чокнутая. Потому что я была настолько шокирована, что только и могла, что, разинув рот, пялиться на него, совершенно позабыв о поклоне. Но едва я вспомнила о нем, заговорил старик. Таким саркастическим тоном, что я даже диву далась, откуда в таком маленьком теле столько иронии. - Распутник он, а не граф, - пробурчал он, смешно усаживаясь за стол, посередине Зала. - Дядюшка, ну же, прекратите говорить всякие глупости, - он смеется так звонко, что мне кажется, что еще немного и стекло разлетится вдребезги. - Так изволь, племянник, вести себя подобающе, - вновь пробурчал старик. Серьезно? Этот жизнерадостный парень и этот ворчун родственники? Граф с улыбкой закатил глаза, глянул на меня с видом «Он такой зануда» и сел на стоявшую в углу софу. Она была темно-зеленой и так напоминала мне о 1956 годе, что в глазах неприятно защипало. Бессмысленные дни, потраченные на наивную веру. И глупое «мы ведь всегда будем хорошими друзьями». - Это ли не платье той дамы, что была обвинена в воровстве? – граф продолжал разглядывать меня с интересом, словно я была экспонатом в музее. Что это еще значит «не то ли это платье»? - Да, то самое платье. Не держать же ее в темнице голой. Помилуйте! Нужно было ее одеть хоть во что-то! Вот и нашли платье... Как ее? Ах да, Марии Смит, - просто отвечает старик. Совершенно безразлично. - Хорошая была казнь. Глянь, даже воротник не пострадал. У Льюса и вправду золотые руки, ни одной капли крови на ткани! Она была бы счастлива. Кажется, меня сейчас вырвет. Перед глазами мелькала картина, как какой-то бедной женщине отрубают голову, она катится по земле, собирая грязь, а потом останавливается, смотрит на меня и выдает «Платье не пострадало»! И счастливо умирает. Все-таки еще немного и меня и вправду вырвет. Вытащите меня из этого платья! Перспектива прогуляться голой по 18 веку теперь уже и не казалась мне такой бредовой. Я была готова одеть даже те лохмотья, что мне принесли в камеру, только не это платье. - Итак, Шарлотта, ты утверждаешь, что ты рубин, - начал старик, положив локти на стол и сплетя пальцы. Он смотрел на меня так выжидающе, словно после слова «рубин» я должна была, как минимум сделать тройное сальто. А все, на что меня хватало, это держать рот закрытым, дабы не ошарашить их яичницей, которую я быстро съела утром. «Обед подан, милорд. Извините, что в таком виде, у Льюиса сегодня был плохой день. Ну, вы же знаете, как это бывает, когда капли крови все-таки остаются на платье. Бедный Льюис». Да и как я собственно должна была на это ответить? Да если бы у меня спросили пароль, мой труп давно бы уже лежал в том подземелье и преспокойно себе гнил. В этом платье немало народу перемрет. Черт возьми, когда же я вернусь в свое время? Мне так хотелось обнять маму, уткнувшись ей в плечо и пожаловаться на эту несправедливую жизнь. Я никогда не хотела быть здесь, не я, Шарлотта, должна была унаследовать этот чертов ген, испортивший мне всю жизнь. И пусть никогда бы не смогла стать смелее, я бы не подвергала свою жизнь каждодневной опасности и Гидеон… Его бы я даже никогда не узнала. И что тогда лучше? Не знать боли и жить дальше? Или испытать все эти чувства, чтобы понять, что на свете есть прекрасное, даже если оно было все лишь ложью? - Ты запугал девушку до смерти, дядя. - Если она рубин, то ее должны были всю жизнь готовить к этому. Голоса едва различимы, так глубоко я погрузилась в свои воспоминания. Ну, почему же именно сейчас? Оставьте меня в покое, просто дайте мне жить спокойно. Я. Хочу. Домой. - Ее рождение предсказали еще в 20ых. Как же звали этого высокомерного старика… Что-то связанное с новой модой… Вечно ходил угрюмым, - продолжал бурчать старик. Да он просто мастер бурчания! - Исаак Ньютон, - все-таки ответила я, стараясь все-таки совладать со своим, охваченным ужасом, сердцем. И желудком. - А! Верно! – воскликнул он так неожиданно, что я даже подскочила. - Итак, что же нам с тобой делать? Что угодно, только вытащите меня из этого платья. И здания. И века. - Она очень много знает, вряд ли это проделки Флорентийского Альянса. Ты только глянь на нее, даже мой пес выглядит опаснее, чем она, - граф усмехнулся, вновь с задором осмотрев меня с ног до головы и задержав на мгновения взгляд на декольте. Кажется, его совершенно не волновало, что когда-то в нем убили женщину. Еще бы! У Льюиса же золотые руки! Да что это еще за идиотское сравнение с каким-то псом? - Благодарствую, милорд. Смею заметить, что вы тоже гораздо очаровательней, чем моя комнатная мышь. Что я несу, черт возьми. Следом почему-то захотелось во всю силу закричать «Не отправляйте меня, пожалуйста, на виселицу!». - О, спасибо. Значит, комнатная мышь… Кажется, казни мне таки не избежать. Надеюсь, у Льюиса сегодня хорошее настроение. Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79021515.png