Бег времени. Тысяча семьсот.

Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови… Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям. Эрик-Эмманюэль Шмитт. Распутник. Гидеон смотрел, с какой неуверенностью она приняла письмо от матери. Гвендолин даже не кинулась жадно его читать, даже не вскрыла конверт, лишь неуверенно смотрела на бумажный белый квадрат, будто не знала, что с ним делать. Совершенно не та реакция, которую он ожидал. Впрочем, она всегда удивляла его своими поступками. - Нужно возвращаться, – печально произнесла девушка, убирая письмо под корсет. В этой ее фразе он почувствовал неимоверную тоску и безнадежность, а вместе с тем его охватил страх, будто он теряет ее. Ему не хотелось отпускать Гвен, казалось, что если не удержит ее внимание, то больше никогда его не вернет. Поэтому он судорожно соображал, как же привлечь ее внимание, наплевав на все рамки приличия – ведь в общей зале ее ждет супруг и лишняя сотня приглашенных гостей. - Так, когда мне прийти за ответом? Двух дней хватит? – выпалил Гидеон, наблюдая, как девушка со вздохом встала и двинулась к выходу. Но услышав вопрос, Гвендолин тут же остановилась у двери и обернулась к Гидеону, словно только что вспомнив о его присутствии. Дня два-три… Как много и как одновременно мало. Успеет ли она объясниться с Бенедиктом? И сможет ли не разбить ему сердце? Потому что по личному опыту знала, каково это - оказаться одной из тех, чье сердце больше не бьется. - Я не знаю, - ответила она, глядя Гидеону в глаза. Она вернулась к нему и подошла как можно ближе, словно каждый шаг между ними создавал прекрасные условия для зерна боли. Ее взволновало то, что что-то в его действиях противоречило его же словам. И ей хотелось выяснить, что именно, - Возможно ты бы мог прийти утром после суаре, чтобы могли поговорить. Гидеон чувствовал, как в горле опять пересохло от ее испытывающего, жаждущего ответов взгляда полного… надежды? От этого юноша почувствовал, как оживает сам. «Она вернулась! Она все-таки вернулась! Ты все ещё нужен ей», - шептало сердце, боясь спугнуть счастье. Он даже на мгновение закрыл глаза, почувствовав внутри себя, как снова разгорается надежда о ней. - Сегодня? Утром?- шепотом произнес он, непонятно у кого спрашивая: то ли у себя, то ли у Гвендолин. – Конечно! Во сколько? - Часов в шесть, я думаю. В это время Бенедикт спит как убитый, - ответила Гвендолин, продолжая пристально смотреть в его зеленые глаза. Ее убивало то, что в последний раз он сказал, что они всего лишь друзья. Друзья, застигнутые обманом. Ее убивало то, что она не понимала, почему же в его взгляде было столько надежды, нежности и... боли. - Приду, обязательно приду, – и снова у Гидеона возникло это непреодолимое желание поцеловать ее. Но это чертово имя ее мужа, которое отрезвляет похлеще пощечин! И снова эта жгучая разъедающая ревность, выжигающая на ребрах все проклятия, что он мог вспомнить. – Ты любишь его? - Гидеон не хотел спрашивать, оно само сорвалось с губ. И вот фраза уже была произнесена, и ее нельзя было вернуть. Но отчего вдруг стало легче и одновременно стало так мучительно больно, словно в сердце медленно поворачивали нож? Гвендолин же вопрос застал врасплох. И хотя он должен был быть задан уже давно, ответ так и не приходил ей в голову. Любила ли она Бенедикта? Несомненно. Но какой любовью? Словно выискивая ответ в стенах дома, она то смотрела на них, то вновь обращала взор на Гидеона, ждущего ответа. - Он - единственная причина, почему я все еще жива... Я... - от бессилия она рухнула обратно на стул, - Я не могу ответить. Когда-то я любила тебя, и это не принесло мне ничего хорошего. За дверью вновь начали петь, словно напоминая, что суаре все еще продолжается. Там веселились гости, продолжая жизнь, которую Гидеон и Гвендолин на какое-то мгновение остановили для себя. "Бенедикт уже наверняка бесится", - подумала Гвен, но ей совершенно не хотелось рушить эту идиллию. Потому что Гидеон здесь, рядом с ней. Неважно, по каким причинам. А Гидеон тем временем смотрел внимательно на нее, и в нем были одни лишь противоречивые чувства, потому что ощущения было словно на американских горках. Любила ли она мужа? Непонятно. Но чувства испытывает, это точно. И вот весь мир катиться вниз, в чертову преисподнюю, утаскивая вместе с тем и самого Гидеона. «Когда-то я любила тебя». Она любила! Гвендолин была его, а он все разрушил. Позволил ей поверить в то, что вся его любовь была лишь фикцией, глупым исполнением приказа Сен-Жермена. - Почему «когда-то»? – его голос стал хриплым из-за того, что внезапно стало трудно дышать. – Теперь уже не любишь? – Де Виллер резко вдохнул, закусив нервно губу, и посмотрел в сторону, потому что не мог вынести любимого лица, которое сейчас произнесёт, как он уже догадывался, практически приговор для него. И то, что он отвернулся от нее, стало очередным ударом точно в сердце. На какое-то мгновение Гвендолин захотелось послать все к чертям. Пусть там, в адской канцелярии, разбираются с такими проблемами, а она мирно переживет это суаре. Но нет. Когда это девушки поступали рационально? Когда позволяли разуму стать выше чувств? А ей так безумно хотелось узнать ответ на этот вопрос. Поэтому она встала и обхватила его лицо руками, поворачивая его к себе. Ей просто нужен был ответ на вопрос. Разве эта Вселенная с кучей несправедливостей не могла позволить ей хоть это. - Почему ты поцеловал меня? - спросила она дрожащим голосом, смотря ему в глаза. «Пожалуйста, только не говори, что это приказ. Только не говори этого. Промолчи». Руки непроизвольно гладили его лицо, словно стараясь запомнить каждую черточку, если ей вновь придется его потерять. Она, как всегда, сделала то, что он не ждал от нее! Вместо ожидаемого, убийственного «нет, не люблю», его лицо оказалось внезапно в ее маленьких слегка холодных руках, которые так нежно гладили кожу, опаляя своей близостью и нежностью. А глаза – синева всех морей и океанов – нереальный цвет, который утягивает, не дает опомниться. - Может, просто я все еще люблю тебя… - он накрыл своей ладонью ее руку, которая лежала на его щеке. Словно невидимую плотину сорвало: слова было уже не удержать, хотя Гидеон знал, что не должен был делать этого. Это ведь не просто игра, это жизнь и она может так резко оборваться. – Гвен, я не могу без тебя... Не бросай меня, пожалуйста. Не бросай. Он чувствовал себя маленьким ребенком, который просит защиты. В эту минуту Гидеон действительно был таким: он умолял ту, которую любит, чтобы она дала ему шанс жить, чтобы снова почувствовать себя сильным и противостоять всем и вся. Гвендолин показалось, что ее сердце остановилось, что все органы разом отказали. Это убивало ее каким-то неведомым образом и возвращало к жизни. И это было столь прекрасно, что начинало пугать ее до чертиков. Мир уже остановился? Насчет мира она была не уверена, а вот мгновение - точно. - Ты уверен, что не оставил рассудок в 21 веке? - рассмеялась Гвендолин, не находя других слов. Единственное, что приходило ей в голову это: "Вау, мне удалось получить сердечный приступ в 17 лет!". - И это ты бросил меня, а не я тебя. Лучше бы ты и вправду в монастырь отправился. Но вместо того, чтобы отодвинуться, она просто приблизилась еще ближе и поцеловала его, стараясь выразить все то, что накопилось в ней за этот год. Господи, Гвен так была влюблена в этого человека, что ему ничего не стоило делать, чтобы заслужить ее прощения. Прошлую Гвендолин это бы взбесило, но Шарлотта Бенфорд слишком азартна, чтобы упускать такой момент. И хотя ее слова про то, что Гидеон бросил ее – если бы она знала истинную причину! – все-таки задели его, поцелуй перекрыл всё. Де Виллера снова целовала девушка по имени Шарлотта, но уже другая: та, о которой он грезил, та, которая заставляет его кровь вскипать, та, от которой ощущение в груди, будто разлили бензин и подожгли. И эта любовь к ней сжигала его заживо. Он ответил ей на поцелуй, не столь страстно, как несколько минут назад, но намного нежнее, наслаждаясь счастьем. «Любит, она меня любит»… Он сильнее притянул ее к себе, заключая в объятия. Но как бы то ни было, все сказки рано или поздно подходят к концу, поэтому Гвендолин отстранилась от Гидеона и, грустно улыбнувшись, повернулась к выходу. Она прекрасно понимала, что в любой момент на нее может накинуться совесть, что в любую секунду на нее обрушится стыд - Бенедикт все еще не уходил на задний план, а это значило, что она только что совершила аж несколько ошибок за один раз. - Нам и вправду пора возвращаться, - и черт же ее дернул устроить это суаре, - Он будет в ярости. Он последовал за ней к выходу на яркий свет множества свечей, отражающихся в зеркалах, мраморе, полировке и сусальном золоте мебели. Люди уже были навеселе, вовсю хохотали, жеманничали, кто-то уже исполнял на клавесине менуэт для нескольких танцующих пар. Одна парочка все-таки заметила появившуюся хозяйку дома, а следом за ней незнакомого графа, от чего они тут же захихикали и перемигнулись между собой. «Черт! Заметили», - пронеслось в голове Гидеона, огорчившись, что подпортил репутацию Гвендолин. – «Теперь о нас точно пойдут слухи, как о любовниках!». Но тут же настроение поменялось, появилось сладкое ощущение мести для ее мужа. Пройдя в гущу людей, он увидел, как Гвендолин направилась к супругу. В этот же момент к де Виллеру прилипла очередная дама, кажется леди Ланкашир, которая своим телом закрыла весь обзор для Гидеона, наблюдавшего за Гвендолин и графом. Гвендолин даже не заметила, как Гидеон отстал, все, что она могла видеть - это разъяренные глаза Бенедикта. Он стоял у стены, всячески игнорируя томные взгляды рядом стоящих дам. Когда же они увидели графиню, их взгляды тут же стал враждебным и они поспешили ретироваться. - Где ты была? - сквозь зубы спросил он, пылая от ярости. - В галерее, - просто ответила она, хотя прекрасно понимала, что тем самым лишь сильнее вызовет ярость. - С ним? - Да. Гвендолин даже на секунду испугалась, когда увидела, как сильно Бенедикт сжал кулаки. С трудом оторвав взгляд от побелевших костяшек, она вновь посмотрела на мужа. Ведь если она ничего не сделает, начнется драка. Поэтому она приблизилась к мужу и, обхватив его лицо руками, заставила посмотреть ей в глаза. - Всего лишь разговор. Бенедикт ей не поверил, хотя очень хотел бы. Но руки все-таки разжал, чтобы обнять за талию и поцеловать ее. Гвендолин тут же вспыхнула, понимая, что он пытался разозлить Гидеона, но эта приятная сладость, столь отличная от страсти Гидеона, действовала на нее лучше всех успокоительных. Его губы давали ей ощущение свободы и спокойствия. А Гидеон тем временем пытался ненавязчиво отделаться от леди Ланкашир, которая закрыла ему весь обзор. - Граф, слышала от леди Бенфорд, что вы готовитесь совершить постриг? Неужели вы готовы отречься от бренного мира ради духовности? – она игриво улыбнулась, строя глаза и делая па веером. - Ну, зная ваш… то есть наш век, - Гидеон отклонился в сторону, заглядывая за спину леди Ланкашир, и увидел, как Бенедикт обнимает Гвендолин за талию и собственнически целует в губы, вызывая пару возгласов одобрения со стороны друзей и смешки дам. От этой картины у де Виллера непроизвольно сжались кулаки от ярости и чувства ревности. Первый порыв был ворваться в их круг и «отлепить» Гвендолин от графа. А потом можно устроить драку. Его мысли отвлекли лишь, когда леди Ланкашир прикоснулась к его лицу кончиками пальцев, напоминая о своем присутствии и, невольно, о прикосновении к лицу других, более желанных рук. - Вы не договорили? – Гидеон смотрел на белое напудренное лицо дамы, а перед глазами стояли целующиеся Бенедикт и Гвендолин. – Так вы готовы отречься от бренного мира, пожертвовав главным наслаждением – любовью к женщине? Гидеону пришлось собрать всю свою волю и остатки разума, - а после сегодняшнего суаре у него точно мозги превратились в желе! – пытаясь сосредоточиться на ответе и хладнокровии, если такое понятие все еще применимо к нему. - В нашем веке, по-моему, многие аббаты, посвятившие себя Богу, щеголяют не хуже светских людей в пудре и в мушках. И, как мне знается, многие из них вовсе не проповедают в салонах куртизанок закон Божий. - Хм… Может вы и правы. Но я не знаю таких, - произнесла лживо леди Ланкашир, показывая своим видом, что, наоборот, знает порядочно аббатов, которых сан не удерживает от соблазнов. Гидеон уж было направился к Гвендолин, чтобы напомнить ей, что ему осталось присутствовать здесь только час, и чтобы контролировать ее супруга в поцелуях, как подошла другая дама. Гидеон уж было хотел грубо высказать, чтобы не цеплялась, как увидел, что сам Бенедикт, гневно смотря в глаза, направился к нему. Де Виллер встретил с вызовом взгляд соперника, внутренне готовясь к вызову на дуэль. Гвендолин шла следом за мужем, откровенно перепугавшись от его грозной фразы "Теперь с ним буду говорить я". Ей совершенно не хотелось становиться причиной чьей-то драки, особенно если вся вина, в принципе, лежит только на ней самой. - Я хотел бы поговорить с вами, граф Велидер, - стараясь оставаться спокойным, а не кинуться на парня со шпагой, произнес Бенедикт. И добавил со слабо скрытой иронией, - Если вы не возражаете. Даже не дожидаясь ответа, Бенедикт схватил свою жену и решительным шагом направился через залу, по пути откровенно игнорируя людей. Ревность заставляла в нем гореть каждый нерв, каждое чувство мгновенно зажигалось и превращалось в одну мысль. Когда за ними осталась большая часть людей, и они оказались в более-менее пустующей части залы, Бенедикт остановился возле камина, отчего Гвендолин резко врезалась в его широкую спину. Двое мужчин, увидев серьезное лицо графа и не менее суровое лицо графа Велидера, поспешили отойти подальше в сторону, чтобы дать мужчинам поговорить tet-a-tet, без компрометирующих их слушателей. - Теперь я хочу знать все, - решительно сказал он, оборачиваясь к застывшим Гвендолин и Гидеону, - Что вам здесь нужно? - Моя причина вам известна, - Гидеон кинул красноречивый взгляд на Гвендолин. - Тогда я рад сообщить, что вы потерпели неудачу. Она остается здесь, - ответил Бенедикт, продолжая сверлить Гидеона взглядом. - Бенедикт! - воскликнула Гвен, схватив его за руку, но тот отмахнулся от нее, не желая слушать возражения. Гидеона взбесило - насколько он распоряжался ей. Словно она была частью этого века, словно она и вправду принадлежала только ему. - Мне кажется, в данном случае решать не вам, граф, а вашей супруге: хочет ли она оставаться с вами или нет? – де Виллер специально так закончил фразу, сконцентрировав внимание графа, что Гвендолин может и не против этого века, а вот от общества некоторых она захотела бы избавиться. - Гидеон! - снова воскликнула Гвендолин, совершенно не в силах что-то придумать. Самоубийцей она себя пока что не считала. Сказать Бенедикту, что отправляется в 21 век и до конца дней слушать противный голос совести, который будет умолять вернуться в 18? Или же сказать Гидеону, что она остается в 18 веке и снова гореть в аду от разбитого сердца, где каждый день будет немыслимым "а что если"? - Вы ведете себя, как дети! - просто заключила она, стараясь принять невозмутимый вид, дернув плечами. - Пожалуй, я просто отправлюсь прямиком к Аластеру. - Насчет Аластера - не знаю, а вот даме пора оставить нас с графом наедине. Нам надо поговорить без тебя, - теперь уже Гидеон решал за Гвендолин, отсылая ее, при этом выдерживая все тот же стальной взгляд графа и отвечая тем же. Де Виллера раздражало метание Гвендолин и испуг, что они сейчас набросятся друг на друга. Поэтому, чтобы она послушалась, он повернулся и тихо проникновенно сказал, стараясь быть нежным к ней, будто извинялся за предыдущий приказной тон: – Обещаю, до драки дело не дойдет. - Черт с вами! - раздраженно воскликнула Гвендолин и, взмахнув руками, направилась в сторону толпы, бубня себе под нос, - Мне срочно нужно выпить... Гидеон снова встретился с настороженным суровым взглядом графа, которому, кажется, не понравилось, что он отослал Гвендолин, а не сам Бенедикт. - Продолжим? – на мгновение ему стало страшно перед этим мужчиной, в котором было столько же напора, как и в самом Гидеоне. Де Виллер впервые поймал себя на мысли, что встретил равного себе соперника. – Кстати, об Аластере, которого упомянула Гвендолин. Тоже не маловажная проблема. Как я понимаю, Гвендолин угрожает опасность? - О, надо же, я вижу проблески разума у вас! – чего Бенедикт делать не собирался, так это сдерживаться в высказываниях. Гвендолин была той, за которую он готов был бороться не на жизнь, а на смерть. И ему совершенно не нравилось мельтешащее лицо Гидеона, - Флорентийский Альянс решил устранить угрозу в нашем лице. И Шарлотта, - он нарочно подчеркнул ее имя, совершенно игнорируя его "Гвендолин". - Единственная, до кого они смогли добраться, раз уж граф Сен-Жермен и мадам д'Юрфе не в пределах его досягаемости. Гидеон спустил на тормозах его оскорбление по поводу его способности разумно мыслить и то, что он назвал Гвен Шарлоттой. (Если бы он знал оригинал! Хм… Если бы граф знал оригинал, то Гидеон с удовольствием сделал бы подмену). - Дело в том, что в прошлый раз Гвен (иди к черту, Бенфорд!) в конце прошлой встречи (и еще раз иди!) упомянула имя Аластера. Но дело в том, что по нашим данным, человек, которого она называет этим именем, в вашем времени еще совсем ребенок. Ему от силы лет так пять. – Затем Гидеон не удержался и парировал ему за «дурака» с елейной улыбочкой, - Неужели вам так сильно мешает мальчишка? Бенедикт, однако же, удивился. - Аластер и вправду всего лишь мальчишка. Но причем тут он? Во всех бедах виноват его отец Грегор - Аластер старший. Он управляет Флорентийским Альянсом, редко появляясь в свете, и просто тянет за нужные нити, - он вздохнул, вспоминая, в каком состоянии он нашел Шарлотту и как молился, чтобы с ней все было в порядке, - Он похитил ее, используя гувернантку, как отвлекающий маневр. К счастью, я вовремя ее нашел, - уже с победной улыбкой сказал он. Мол, а что сделал для нее ты? Бросил здесь на растерзание волкам? - Ее похищали?! Они стали действовать так решительно? – Гидеон был ошеломлён и напуган. Теперь еще больше этот век представлял опасность для Гвендолин, отчего захотелось ее схватить в охапку, сбежать и держать рядом с собой. Не зря он так боялся за нее. – Они что-нибудь сделали ей? Бенедикт хотел сказать что-то язвительное, но вовремя остановил себя. На такую тему шутить он не станет. - Показали подвал пыток. Опоили белладонной. Хотели как можно больше узнать о Хранителях, но скорее получили лишь еще одну головную боль. Гидеон ухмыльнулся и посмотрел в сторону Гвендолин, которая, в кругу дам, со стороны смотрела на беседующих мужчин. - Головную боль, кому хочешь, обеспечивать она умеет. – А про себя добавил, что именно этот недостаток больше всего в ней привлекает. Девушка вне рамок системы. – Когда она появилась в Темпле, то все Хранители схватились за свои лысеющие головы. А сколько нервов стоила моему дяде… - Он внезапно вспомнил, как увидел ее впервые, напуганную, что она хранительница генов, как орал и бесился Фальк, как злился Гидеон, что все шло прахом, и вместо милой и тогда, как он считал, любимой Шарлотты, ему досталась пожизненная напарница, которая глупа и необразованна. Скажи себе тогда, что через несколько недель он ради этой девчонки пойдет против Ложи, готовый перевернуть всю историю, влюбленный как последний дурак – ни за что бы не поверил. Как сказал бы Рафаэль, «сам бы себе в лицо плюнул». В другой ситуации Бенедикт бы посмеялся над тем, кто так нежно отзывался о женщине. Но теперь он его прекрасно понимал, потому что Шарлотта и его жизнь перевернула с ног на голову. - Как и здесь. Ворвалась в лабораторию, чуть ли ни в чем мать родила, а затем спорила с моим дядей при всех удобных случаях. А уж сколько нервов стоило мадам Деверо, чтобы научить ее манерам, - он улыбнулся, глядя, как Гвендолин спорит о чем-то с одним из слуг, показывая на свой пустой бокал, - Но Грегор сумел достаточно ее запугать. - А почему Сен-Жермен пошел против нее? – Гидеон уже знал ответ. Но насколько хорошо эту историю знает сам Бенедикт? - Он посчитал, что она шпион Флорентийского Альянса, но им оказался другой человек. Масла в огонь подлил тот факт, что она не элапсировала обратно. Поэтому он собирался добиться ее казни, - пожав плечами, ответил Бенедикт. Для него все это было очевиднее некуда. - А почему вы против ее возвращения? – Гидеон снова собрался духом и пошел в словесную атаку. – Ведь Гвендолин не из вашего века, и вы знаете, что ее ждет дома семья. Она не вашего круга, граф. Неужели вы верите, что Ложа ее отпустит так просто? Ее – Рубин, из круга двенадцати. Достаточно поменять камень в хронографе, и она снова вернется в 21 век. По-моему, глупо рассчитывать и лелеять мечты, что она останется здесь навсегда. Он знал, что жесток в словах с графом, который, как видел Гидеон, любит Гвен не меньше де Виллера. Но кто-то должен сказать правду Бенфорду, чтобы посмотрел со стороны и понял простую, но достаточно жестокую истину: у них нет будущего с этой девушкой, им просто не дадут быть вместе, и если не Гидеон, так сама Ложа. - Это будет ее выбор. Неужели вы думаете, что если она пожелает остаться здесь, то кто-то сможет ее остановить? – невероятно, сколько боли приносит каждое сказанное слово, вымученное в долгих раздумьях наедине с самим собой. И сейчас Бенедикт вкусил этого сполна. Вся его жизнь рушилась прямо перед юнцом, которого ненавидел больше всего: ведь тот пытался увести у него Шарлотту, единственную отраду всего существования, его жену! - И полагаю, вы должны знать это лучше всего. Она уже трижды обманула смерть. Вы для нее лишь очередная партия. - Хм! Вот и посмотрим, – с вызовом произнес Гидеон, но внутренне содрогаясь от правоты графа: если Гвен захочет, она действительно это сделает. - Не будь так уверен в себе, - ответил Бенедикт, понимая, что сегодня ночью Гвендолин останется с ним и только с ним. Поэтому он просто направился к ней через толпу, оставляя Гидеона в одиночестве. Гидеон скрежетнул зубами от ревности и ярости. Он понимал, что ему осталось немного находиться здесь, что исчезнув, Гвен останется наедине с мужем, и, как показала практика с поцелуями, Бенедикт точно вел себя не невинно, а как далеко они дошли – знать де Виллеру не хотелось. Но оказаться на месте Бенедикта было желанно. Он видел, как подошел к Гвендолин граф, как он, улыбаясь, что-то произнес дамам, поцеловал в щеку жену, проведя косточкой указательного пальца по изгибу ее лебединой шеи, и затем по-хозяйски положил руку ей на талию, при этом, не забыв обернуться к Гидеону, чтобы узнать - видит ли тот его действия или нет. Де Виллер стоял как вкопанный, наблюдая и безумно ревнуя: но теперь он смотрел на свою любимую и мужчину рядом с ней уже другим взглядом – всё оказывается намного сложней и запутанней, чем он думал. Бенедикт сумел посеять в нем страх, который разгорался, обезоруживая его и делая беспомощным и неуверенным: а что если она выберет не его? А минуты шли неумолимо, он терял не только время, простаивая тут, но и внимание девушки. Кажется, пора напомнить ей о том, что было когда-то. Гвендолин же, однако, если и удивилась хорошему расположению духа мужа после разговора с Гидеоном, начатый вовсе не дружелюбно, то вида не подала. Лишь улыбнулась и, накрыв ладонь Бенедикта своей, тихо спросила: - Все хорошо? - Все будет хорошо, - ответил Бенедикт, еще раз целуя ее в щеку, - И будет лучше, когда это суаре закончится. Гвендолин же лишь вздохнула, понимая, что его слова мало похожи на правду. К тому же к ним быстрым и решительным шагом уже шел Гидеон, явно планирующий что-то грандиозное. Подойдя к обществу беседующих дам с Бенедиктом во главе, при этом по дороге схватив бокал пунша и быстро осушив в пару глотков (для храбрости!), Гидеон присоединился к беседе. - А! Это вы мой милый аббат? – воскликнула леди Ланкашир. – Не хотите присоединиться к нашей беседе? Вы слышали последнюю новость про леди Сьюзенн Уистемир? – Обратилась она ко всем. - А что с ней такое? – улыбаясь, поинтересовался Гидеон, кидая взгляд на пару рядом: Гвен озабоченно смотрела на него, а Бенедикт смотрел с интересом, но спокойно – ведь они уже выяснили свои отношения и позиции по отношению к возлюбленной. - О! Это занятно! – восторженно пропела леди Ланкашир. – Ее выкупил у мужа ее любовник, маркиз Д’Эстре. Представляете, маркиз в нее влюбился без памяти, увидев на одном балу! Он долго пытался покорить сердце девушки, но та была верна мужу. Хотя тоже имела ответное чувство к маркизу. А мы все знаем, что сэру Уистемиру не все равно на свою жену. И вот однажды, - голос леди Ланкашир понизился, она еще стала прикрывать рот веером, будто ей, этакой скромнице, стыдно говорить о таких вещах, но удержаться не может. – Произошел грандиозный скандал между супругами, жена кинулась утешаться к любовнику. Маркиз, видя сломленное состояние любимой, со шпагой кинулся к мужу, желая вызвать на дуэль. - Тут пара дам охнула, – Но дело до драки не дошло. В итоге произошла очень постыдная беседа, где маркиз в итоге предложил выкупить его жену. Вы представляете? - О, ужас! – воскликнула одна из дам. – Бедная Сьюзенн! - В итоге, леди Уистемир, тут же покинула дом мужа, как только тот получил деньги со словами: «Меня вы продали, как вещь. Теперь хозяин не вы. И не смейте мне отныне напоминать о супружеском долге». - Oh, mon Dieu! И что же дальше будет? - Думаю, развод, - заключил Гидеон. Его предположение вызвало пару усмешек, в том числе и Бенедикта. Поэтому Гидеон решил съязвить, – А вы как считаете, граф, стоило леди Сьюзенн покидать мужа? Или все-таки узы, заключенные на небесах, сильнее зова сердца? Гвендолин напрягалась, понимая, что речь идет не просто о каких-то браках и чьих-то отношениях, а вполне-таки о ее. Как резко бедная Сьюзенн стала близка ей по духу! - Думаю, оба этих понятия, имеют равную силу. Зов сердца можно спрятать под многими обстоятельствами, а вот священный союз способны разрушить лишь небеса, - Бенедикт вновь повернулся к Гвендолин и улыбнулся краем рта, понимая, что знает гораздо больше, чем этот юнец, что вознамерился разрушить его жизнь лишь одним своим присутствием, - Но все же важно, чтобы зов сердца был заключен узами священного брака. С обоюдного согласия. Дамы, стоящие рядом восхищенно закивали на такой прогрессивный взгляд графа, всем видом показывая, что они до потери пульса любили своих мужей, а все их любовники лишь способ успокоиться - все равно, что выпить на ночь отвар из целебных трав. - А что же думаете вы? Стоит ли жене покидать мужа, чтобы последовать за сердцем? Даже если этот зов только и умеет, как рушить ее жизнь? - теперь Бенедикт пристально смотрел на Гидеона, сильно сжимая руку своей жены, словно боясь, что вот-вот она исчезнет. - Я думаю, что порой нужно рушить оковы устоев, чтобы познать истинное счастье. Настоящая любовь облагораживает человека не зависимо, заключен он узами любви или нет. – Гидеон знал, что сейчас эти пуритане его высмеют, но Гвен должна понять его, она с другими нормами морали. - Ах! Вы прелестны, - рассмеялась леди Ланкашир. Затем сладко улыбнулась Гидеону и подмигнула, - Озорник, неужели вы с такими суждениями станете аббатом? - Еще чуть-чуть вашего общества и я отрекусь от этой идеи, - озорно, даже флиртуя с ней, проговорил Гидеон, при этом успев схватить еще один бокал с пуншем у слуги с подносом. - Но что если долг обязывал жену остаться с мужем? Что если она должна была забыть о том, что сердце вело ее в другую сторону? - спросила Гвендолин, не отрывая взгляда от Гидеона. Ее разозлил этот легкий флирт с леди Ланкшир, хотя она понимала, что ведет себя ничем не лучше. Из-за задетой гордости, ей захотелось сотворить что-то в ответ. - Тогда такому сердцу грош – цена. – Горько произнес Гидеон, глядя в глаза любимой. - Ибо из-за долга, оно убьет другое любящее его сердце. Это был нечестный удар: Гвен озвучила то, чего он боялся. Он не хотел быть жестоким, но это фраза… Да Гвендолин его без ножа убивала! Неужели она не видела, как он ее любил, сколько она значила для него? Сглотнув подступивший к горлу комок (надеясь, что никто не заметил, как ему было больно), Гидеон снова улыбнулся, собрав все силы, а затем залпом выпил бокал пунша, чувствуя, что живот сводит от голода, а алкоголь начал действовать сильнее. - Как насчет, помузицировать? Я с удовольствием спел бы гостям! – Гидеон решил осуществить задуманное. - Помузицировать! О святые угодники, что же вы молчали? - тут же воскликнула леди Ланкшир, с упоением глядя на Гидеона и начиная считать выпитые им бокалы с пуншем. - Я бы с удовольствием вас послушала. - Не знала, что вы любите петь, - прошептала Гвендолин, все так же не отводя от Гидеона взгляд. Только в отличие от леди Ланкшир она смотрела на него с нестерпимой болью, хотя хотелось просто остаться с ним наедине и забыть обо всем другом мире. - О! Поверьте, графиня, я очень сильно изменился за последнее время. – Он видел боль в ее глазах причинённую им. Это действует слишком отрезвляюще, нужен еще один бокал пунша. – Леди Ланкашир, - де Виллер выпил еще один бокал, чувствуя приятное ощущение опьянения. Гидеон улыбнулся самой обворожительной улыбкой, готовясь реализовать то, что затеял. - Я с удовольствием спел бы с вами! Но сегодня граф аккомпанировал леди… леди… как её там? Ах! Не важно! Так вот, сегодня хозяин дома имел место быть у клавесина, пора уже и хозяйке дома побывать там. А? Леди Шарлотта? Как на счет спеть дуэтом? - Ну что вы, милейший, я ничуть не против. Ох, милочка, я слышала, вы прекрасно поете! Так чудесно! Гвендолин казалось еще немного и эта леди будет порхать вокруг них, как бабочка, чтобы привлечь внимание уже подвыпившего Гидеона. Нет, скорее, как птеродактиль, мечтающий поймать столь интересную и вкусную наживку. От всего этого начинала кружиться голова. - Не думаю, что сегодня я способна петь. Не много ли вы выпили, милорд? - она грозно глянула на Гидеона, стараясь глазами высказать ему все то, что она думает. Это был фирменный взгляд - "Какого черта ты творишь?". Чему-чему, а командовать она училась уже год, свыкаясь со своим статусом. - Ничуть! Не беспокойтесь, графиня, я трезв. И хочу вам напомнить, что вы задолжали мне. Помнится, на одном суаре вы попросили меня исполнить вам романс, я согласился. Теперь ваша очередь, пора отдавать долг. – Гидеон с нескрываемым удовольствием смотрел на стеснение Гвендолин. - На каком суаре? - тут же спросил Бенедикт, не припоминая Гидеона ни на одном из суаре, к тому же ни разу не помнил, чтобы этот наглец играл на клавесине для его Шарлотты. - Я вас не просила, вы сами направились следом, - пробурчала Гвендолин, борясь с сомнениями, нарастающими по мере утекающих секунд. А Гидеон смотрел на нее так же, как её братик Ник, который когда-то смотрел на вывеску цирка, понимая, что его ожидает яркое шоу. - Черт бы тебя побрал, де Виллер, - почти беззвучно прошептала она, чтобы этого не услышала леди Ланкашир. Хотя, кто удивился бы такой выходке от местной дикарки? Поэтому она схватила свой бокал с пуншем и, быстро его осушив, решительно глянула на Гидеона. Если он хотел шоу, так пусть его получит! - И что исполняем, граф Велидер? Что нынче поют будущие аббаты? - Аббаты нынче поют «One hand one heart»* между псалмами. – Потом Гидеон наигранно вздохнул, - Набожные люди такие романтики! Что с них взять? Он пропустил ее вперед к клавесину, чувствуя на своей спине жгучий убийственный взгляд Бенедикта. Подойдя к инструменту, Гидеон с Гвендолин подождали, пока леди Ланкашир сделает объявление всем, чтобы заинтересовались и прекратили свои разговоры. Гости обступили со всех сторон, заключив пару в немое живое кольцо, жаждущее услышать «замечательный дуэт милейшего графа Велидера и обворожительной, гостеприимной хозяйки вечера – графини Бенфорд». Гидеон чувствовал, что пьян, так как будучи трезвым на такое не согласился бы. Призвав свое мужество и пустив все на самотек, он размял пальцы и кивнул Гвендолин, что готов. Легко касаясь клавиш, он начал наигрывать мелодию из мюзикла «Вестсайдская история». В исполнении клавесина она была почти не узнаваема и была похожа на романс 18 века. К слову, в детстве Гидеон дико ненавидел такой предмет, как пение. После ломки голоса в подростковом периоде, он старался не прибегать к этой мере. Хотя мог бы, голос у Гидеона был неплохой, но всё равно - не мужское дело петь романсы, что уж говорить о таком понятии, как караоке. Гидеон начал петь сначала тихо и неуверенно, дав в начале петуха на некоторых моментах. Но потом голос стал уверенней, и он вошел в некий транс, где нет никого, лишь только песня, лишь только строчки «Наши клятвы станут последней клятвой, только смерть разлучит нас». Пока Гидеон пел первый куплет, Гвендолин старалась совладать с шоком, смотря на него. Он говорил, что ненавидит мюзиклы, она прекрасно запомнила этот факт, хотя тогда была в стельку пьяна. Теперь же изрядно набрался сам Гидеон, который в принципе должен был следить за аутентичностью. Но он так приятно пел, сначала неуверенно, затем постепенно набирая силу. Словно в этой песне что-то было, такое, что не хотелось терять. "Сделай так, чтобы наши жизни слились воедино. День за днем, одна жизнь". И она закрыла глаза, чтобы представить себе эту жизнь: такую прекрасную, вместе с ним. Где каждый день был бы наполнен только ими. Ведь можно же просто представить? "Все начинается сейчас, и мы будем жить рука об руку, одной жизнью. Даже смерть не разлучит нас", - пела она вместе с Гидеоном, а хотелось кричать. Кричать во весь голос: "Вернись ко мне. Просто вернись и все будет как прежде". Их голоса сплетались, сливались, вторили, будто они были созданы для этой песни, будто пели ее тысячу раз до этого. Гидеон чувствовал ее поддержку, он посмотрел в ее глаза и оказался в плену этой синевы. Заносчивый и самовлюбленный де Виллер впервые пел для кого-то и о ком-то. Вот оно, то чувство, что поэты называли единением душ, о чем пели менестрели, что хотели донести художники, о чем мечтает каждый, но испытывают лишь избранные. Наверное, так и должно быть, наверное, это чувство существовало еще до тех времен, когда караваны начали пересекать пустыни, когда люди молились звездам и учились строить Вавилонские башни, чтобы дотянуться до луны. «Вот бы всегда так», - пронеслось в голове у Гидеона. А сам отдавался голосу Гвендолин, вторя за ней, как заклинание: «Пускай наши жизни соединятся в одну, День за днем одна жизнь на двоих. Все начинается здесь и сейчас, мы будем жить, Соединив воедино руки и сердца. Даже смерть не разлучит нас". Песня подошла к концу. Весь зал начал хлопать и улюлюкать, ведь зрелище получилось и вправду незабываемым. Шум заполнял зал, а она смотрела только на него, ожидая чего-то, какого-то знака свыше, чтобы убежать с ним прямо сейчас, наплевав на все устои, наплевав на совесть и на боль в сердце. И в какой-то момент Гвендолин успокоилась. Перестала волноваться в этот момент и стала счастливой. - Это было... восхитительно, - радостно воскликнула Гвен, подбегая к де Виллеру, - Почему ты не спел со мной на том суаре? Лишь обвинял меня во всех смертных грехах. Она уперла руки в бока. - И гляньте на него, сам напился в зюзю, а на меня кричал тогда. В ней словно проснулась та Гвендолин Шеферд, которой она была, на секунду забыв, что теперь Шарлотта Бенфорд. Она просто влюбленная девчонка, что только что получила невероятную порцию эйфории. - Ты невыносим, - сделала она заключение, все так же улыбаясь. И слава богу и всем новым аббатам, что в зале было слишком шумно, чтобы кто-нибудь ее услышал. Хотя на всех порах к ним уже мчались и леди, всеми силами старающиеся привлечь внимание Гидеона, и Бенедикт, слишком старающийся не допустить соединения старых друзей. - Поверь, ты еще не обо всех талантах моих знаешь, - внезапно в Гидеоне заговорил Рафаэль, когда он флиртовал с девушками. Де Виллер рассмеялся и подмигнул ей, наблюдая восторг любимой. - Граф, вы срочно должны спеть со мной! - Сэр, напишите мне, пожалуйста, ноты и текст этой чудо-песни! - Спойте еще что-нибудь! Мы просим! Голоса раздавались отовсюду и от всех. - Простите, господа! Но, увы, я не могу. Мне уже надо покидать ваше общество, иначе опоздаю на корабль. – Гидеон понимал, что у него осталось минут десять до возвращения. Скоро появятся первые симптомы элапсирования. - Как, вы уже уезжаете? - Какой корабль? - Неужели сейчас? Нельзя ли что-нибудь сделать? -Простите еще раз. Но я итак задержался и, нарушив все правила, посетил этот гостеприимный дом. Граф, - Гидеон повернулся к обескураженному Бенфорду, который до этого, де Виллер готов поклясться, придушил бы его собственноручно на глазах у всей публики. – Спешу откланяться. Благодарю вас за столь приятный вечер. Но, увы, корабль не будет ждать. А мне еще до него ехать и ехать. - Уже? - забеспокоилась Гвендолин, растерянно глядя то ли на Гидеона, то ли сквозь него. А казалось, что прошло так мало времени! Кажется, ей всегда будет его мало. - Вы больше не вернетесь? - Но как же так? Откажитесь от такой идеи, молодой человек! - Останьтесь! Голоса заглушали нарастающую панику где-то в груди - это сердце колотилось, как отчаянное. - Было приятно увидеть вас, милорд, - поклонилась Гвендолин, как и подобает, понимая, что Гидеону нельзя задерживаться, если он не хочет исчезнуть у всех перед глазами. Сама она уже давно отвыкла от элапсации. - Благодарю, графиня, - он сделал поклон ей, а затем графу - тот лишь учтиво кивнул. – Прощайте господа. Он раскланялся и с тяжелым сердцем пошел к двери, поклявшись не оборачиваться. Ему всегда ее общества будет мало. А прощаться он не любил. Слишком тяжело было. Гвендолин смотрела вслед слегка шатающемуся Гидеону ровно до тех пор, пока к ней, обняв ее за талию, не приблизился Бенедикт. - Думается мне, дамы, вы скоро увидите его снова, - не слишком радостным тоном сказал он, а затем, отпустив жену, направился в сторону слуг, разносящих пунш. К концу вечера он намеревался напиться, чтобы забыть все то, что произошло сегодня. Потому что терять сердце оказалось гораздо сложнее, чем терять рассудок от любви. И если Гвендолин и собиралась покинуть его, то ему стоило спуститься в ад гораздо раньше, чтобы этого не видеть. *«One hand one heart» (West Side Story) – «Одна рука – одно сердце», мюзикл «Вестсайдская история» Приглашаем вас в нашу группу по фанфику: http://vk.com/begvremeni Иллюстрации к главе: http://radikall.com/images/2014/02/26/olZ4w.png http://radikall.com/images/2014/02/26/HacCD.png