Raspberry scent

Смертоносный дуэт. Две противоположности, борющиеся друг с другом каждую секунду - взглядом, жестами, мыслями. От одного их присутствия воздух заряжается сталью и, кажется, вот-вот тяжелым грохотом обрушится на землю. Когда слышишь стук ее или его каблуков по позвоночнику пробегает дрожь, страх заставляет колени трястись, инстинкты самосохранения активизируются, а в ушах трещит подобно дозиметру. Спецслужбы, шпионаж, подвластные структуры, ядерное оружие - в их руках весь мир становится шахматной доской, а человеческая жизнь не стоит более жизни муравья. От осознания этого в ужасе сглатываешь слюну и на губах остается привкус странного восхищения и преклонения перед неоспоримым могуществом и величием. Напряжение, разлитое в воздухе, угнетает всех присутствующих, а проникающий в окно тусклый дневной свет только усиливает тревогу. Они всегда сидят прямо напротив друг друга на собраниях. Их глаза ведут постоянную перестрелку между собой, разыскивая малейшие намеки на слабость, сомнения. Незримое движение века в едва заметном прищуре, дрогнувшая лицевая мышца, слегка дернувшийся уголок рта постоянно прячутся и стараются ускользнуть от вражеского бдительного снайпера. Ее очи вопреки обыкновению, не скрытые за чёрными стёклами любимых очков, напоминающие замерзшие, идеально ограненные топазы, смотрят прямо на противника, готовясь отразить очередной удар янтарных глаз, устремленных на нее с противоположной стороны. Холодные взгляды, ведущие свою войну стирают всех остальных присутствующих в комнате, превращая их в интерьер, сливающийся в серые декорации на их поле битвы. Каждый, кто находится здесь, это понимает, каждый выполняет все нормы саммита, прекрасно сознавая, что пока сверхдержавы здесь, их голос, голос простых стран, значит ровно столько же, сколько тишина. Их мнения не важны, они лишь орудия в руках более влиятельных государств. Переход одной из пешек на противоположную или нейтральную сторону, бесспорно, вызвал бы некий резонанс, но решится на такое было непросто и неоправданно опасно: одно неловкое движение на политической арене и события в миг разовьются вплоть до атомного апокалипсиса. И вот тогда всё станет лишь боевой ареной для двоих, занимающих сейчас противоположные места за длинным столом. Их война невидима, но в то же время выставлена на показ, в ней нет официальных потерь, но от них обоих исходит запах смерти. Их сторонним наблюдателям невозможно представить, что у них в голове, как они видят мир и друг друга на самом деле. Через заряженный страхом и ненавистью воздух незаметно проносится нотка аромата, напоминающего малину, и моментально и бесследно растворяется в тяжелом воздухе. Мало кто может подумать о том, что едва еще живой ягодный запах идет от рук владелицы темных очков, от рук, обычно пахнущих порохом и кровью, лицемерием и притворством, военными преступлениями и ядерной зимой. Ягодный аромат становится наглым нарушителем, незваным гостем, которому было запрещено приходить сюда во что бы то ни стало. Его силы недостаточно для раскрытия страшной тайны, но он всё ещё остаётся уликой, свидетелем, которого забыли убрать. Этот последний выдох сладкого аромата видел то, что никому позволено не было и что было более секретно, чем любые документы, любые бумажки в Кремле или Пентагоне: он видел утро двоих, вокруг которых вертелся двадцатый век. Этот запах, принадлежавший на самом деле домашнему малиновому варенью, окутывал кухню в тот момент, когда девушка, проснувшаяся не более нескольких минут назад, томной улыбкой и взглядом полуоткрытых голубых глаз, приветствовала юношу в шортах и мешковатой футболке с какой-то коммунистической символикой на ней, готовившему им обоим завтрак. На ней была наскоро надетая смятая рабочая рубашка, растрепанные волосы свободно спадали на плечи. Отдельные волосинки, выделявшиеся на свету, напоминали непослушных детей, путались и сплетались в замысловатые фигуры. Только взошедшее солнце заливало апартаменты теплым персиковым светом, придя на смену бывшему здесь еще недавно покою ночи. Юноша сразу заметил девушку, стоявшую в дверном проеме и на его лице также появилась скромная улыбка. Он ничего не успел сказать или сделать перед тем, как его щеки оказались в ее ладонях, а на губы лёг короткий и простой, но искренний поцелуй. После этого их взгляды на мгновение встретились. Куда пропали меткие стрелки, грозящие друг другу днем? Подсолнечные поля и только распустившиеся незабудки тянулись к друг другу, не веря, что днем им вновь придется испачкаться в грязи и крови. Девушка села за стол и они начали незамысловатый утренний разговор, легкий смех растворялся в уютной тишине. Юноша поставил на стол тарелку горячих дымящихся блинчиков. Они продолжили свою беседу, уже активнее обсуждая что-то, настойчиво отгоняя досадную думу о том, что им скоро придется идти на работу. Особенно неприятна эта мысль была тем, что их работа, ни много ни мало, - это быть злейшими врагами. И нет, не притворяться, быть - они действительно терпеть не могут взглядов и мнений друг друга по многим вопросам, они шпионят и конкурируют по настоящему, они делят планету на две враждующие стороны совершенно осознанно и искренне. Однако, в мире, где есть только две державы, имеющие подобную власть и мощь, для них, иронично, не оказалось никого более понимающего и подходящего, чем злейший враг. Их отношения были до удивления естественными, словно текущий весенний ручей: они понимали друг друга без слов, им не приходилось прилагать больших усилий, чтобы избегать темы, которые могли создать конфликт. Между врагами, не упускавшим ни одной возможности подставить подножку друг другу, за стенами офиса возникало неподвластное пониманию природное и чистое доверие. Несмотря на то, что столько раз, будучи друг у друга в квартирах они имели шанс порыться в чужих планах и документах, никто не воспользовался такой манящей возможностью. Взаимопонимание и, как бы они не хотели это утаить, уважение к достойному сопернику им не позволяли. Они были слишком похожи, чтобы это сделать. Тем не менее, они также были слишком похожи, чтобы мирно сосуществовать на геополитической арене. Девушка облизывала испачканные в варенье пальцы , что-то оживленно рассказывая собеседнику. Сложно даже представить реакцию их подчиненных, если бы они знали, как проходит утро главных потенциальных зачинателей третьей мировой. Это было глупо, сюрреалистично, неправильно. Что если бы те, у кого душа в пятки уходит от одного упоминания имен этих двоих в одном предложении, знали, что происходит под темной пеленой ночи? Когда ненависть и злость, не вымещенная за счет очередной военной базы, внезапно превращается в страсть, желание овладеть миром проявляет себя в царапинах на спине, засосах и укусах по всему телу, а не увидевшие свет взрывы бомб и залпы орудий отдаленно слышатся в протяжных стонах. Сладость губ, смешанная с металлическим привкусом крови, поцелуи, сдерживающие в себе искренние чувства, которые так страшно превратить в слова. Страшно признаться не другому, а самому себе. Страшно само осознание ситуации, в которую они оба загнали себя - два паука, запутавшиеся в их общей паутине, которую они плели, думая, что создают ловушку для другого. Но это уже и не так важно - ночное небо заберет все их переживания вглубь бесконечной холодной космической пустоты, которую они так мечтают покорить. Вдыхая успокаивающий аромат чужих волос, смешавшийся с духом одеколона, они вновь забудут о своих обязанностях, идеологиях, строях, войнах. Каждый вечер, скрываясь от глаз всего мира, они сбрасывают с себя это бремя, которое с удовольствием примерили бы на себя многие. Саммит наконец-то закончился, люди в офисной строгой одежде расходятся по своим рабочим местам. Когда в кабинете не остается никого, кроме двух сверхдержав, США, собираясь уходить, встает из за стола и смотрит на СССР, позволяя искре теплоты на мгновение промелькнуть в холодных глазах. За окном медленно начинает темнеть. Уже в дверном проеме, стоя к нему спиной, девушка, все еще отстраненным и равнодушным голосом тихо спрашивает: - 10 p.m., as always? - Да.