***
Напрягая зрение, я различаю посреди серой толпы знакомый силуэт. Ты стоишь соблазнительно красивый, столь необычный и притягивающий по сравнению с другими. Я напряженно слежу за тобой. Смотрю так, что не замечаю больше никого. Хочется запоминать каждый взмах коротких ресниц. Хочется ставить печати поцелуев на бархатно сияющей коже. Хочется в бесконечном кругу пересчитывать веснушки. Хочется прикоснуться, удостовериться, что ты рядом. Хочется тебя. Только одного тебя. Подхожу нарочито медленно, встаю рядом и растягиваю губы в мечтательной улыбке. Ты улыбаешься в ответ – черт, ты не поверишь, но это греет меня сильнее любого одеяла. — Филч нас ищет. — Я не горю желанием тратить вечер на скучную отработку, — хмыкаю несколько недовольно, но уже через секунду загораюсь идеей. — Есть предложение получше. — Ну-ка, удиви, – клянусь, после этих слов у тебя искры в глазах мерцают. — Пока Филч так усердно пытается нас отыскать, можно раскрасить дверь в его подсобное помещение, — жду ответа, пока ты в задумчивости поглядываешь в стену. — Какая-то детская шалость, — жадно смотрю на то, как ты в коротком мгновении прикусываешь губу. — Тогда уж давай миссис Норрис разукрасим. Как считаешь? — Черт знает. — Так я тебя и спрашиваю, — фирменно подмигиваешь. Смеешься по-особенному. Для меня ты некто действительно особенный, непохожий на других. Меня притягивало твое лицо. Лицо до страшного совпадения схожее с моим собственным, так часто улыбающееся, покрытое невидимыми весенними проталинами. Эти цветы, ненароком распускающиеся на острых скулах, могу рассмотреть лишь я единственный. Странно, что другие их не замечают. Ты радуешь одним своим существованием. Одной своей улыбкой.***
В один момент наступает период, когда ты отдаляешься. Нет, ты, конечно, продолжаешь соглашаться прогулять очередной урок, идешь каждый раз со мной взрывать очередную петарду в коридоре, все также смешно и остроумно заканчиваешь за мной фразы. Ты улыбаешься теперь не мне, а своим мыслям, в которых поселился кто-то иной, посторонний в нашем дуэте. Она действительно красива. Могу признать, что в любом другом случае я сам бы проникся к ней искренней симпатией, но отныне не желаю иметь между нами ничего общего – тебя в том числе. Мне не нравится твое новое увлечение. Но я продолжу молчать, будто совсем слепой. Будто рад за тебя. Будто я не эгоист.***
— Анджелина, — ты нежным шёпотом окликаешь девушку по имени – Что? – она несколько недоуменно смотрит в нашу сторону, держа в руке клочок кинутой бумаги. — Ты хочешь пойти на бал со мной? — На бал? — Анджелина недолго думает, смотрит на своих подружек и коротко кивает головой с искренне счастливым видом. — Да, хорошо. Улыбаюсь, даже издаю смешок. Под строгим взором профессора Снейпа тихо смеюсь, скорее от нервов, чем от нелепого вида Рона напротив. Смотрю на тебя, на широкую улыбку. Меня беспокоит ее причина.Ты нашел прекрасную пару, наконец, решился сделать первый шаг. Я радуюсь твоему счастью, пряча за смехом человека, скомкавшегося в преждевременной ломке. Я не готов к этому.***
Танцую на балу с красивой девушкой. Аккуратно сжимаю ее талию и улыбаюсь ей, кружа в вальсе. Она смеется, звонко и весело, но я и замечаю кое-что другое. Черт возьми, мне чудишься ты даже в облике спутницы, которую я пригласил лишь под твоим натиском. «Ну, Джордж, не подводи. На балу мы непременно должны появиться вместе в сопровождении самых красивых дам. Без нашего дуэта этот вечер никто даже не запомнит толком.» Не знаю, запомнили ли вечер другие, но лично я буду помнить об этом еще очень долго по одной простой причине: ты впервые поцеловал её. После продолжительных танцев я присел за стол, в руке сжимая бокал с освежающим коктейлем. Вокруг была неплохая атмосфера. Мне удалось отвлечься от моей тревожности. По привычке повернув голову в бок, чтобы предложить тебе вернуться в комнату, я осекся. Твой силуэт виднелся в куче танцующих людей. Даже будучи в нескольких метрах я разглядел счастливое лицо Анджелины. Девушка прижалась к тебе сильнее, смущенно улыбнулась и, прикрыв глаза, потянулась навстречу твоим губам. Она поцеловала тебя, зарывшись руками в рыжие волосы. После вы исчезли с моего поля зрения. Есть подозрение, что она затащила тебя под омелу, где вы поцеловались не один десяток раз. У меня закружилась голова, чуть позже подступила легкая тошнота. Едва держась на ногах, я дошел до гостиной Гриффиндора и, не найдя усилий подниматься по лестнице, упал в кресло около камина. Перед глазами стояла картина вашего поцелуя. Разыгравшаяся фантазия рисовала картинки, как вы с ней уединяетесь в одном из закоулков длинных коридоров. Она, прижатая к стене, проводит рукой по твоим волосам. Ты яро целуешь её, спуская руку к талии. В короткие промежутки между поцелуями ты отпускаешь ей комплименты и оглаживаешь ее щеки. Я в страхе трясу головой в попытке избавиться от мыслей. Сжимаю руки в кулаки и скриплю зубами. Внутри что-то дрожит, мешая дышать. Мне больно, но на эту саднящую боль у меня чудом остаются силы злиться. Могу признать, что слезы ревности и отчаянной злости достаточно горькие на вкус. — Почему мне не сказал, когда ушел? — слышу шаги в мою сторону. — Я тебя искал. — Не верится что-то, — огрызаюсь, снимая с себя галстук. — Почему же не верится? — ты присаживаешься на подлокотник и смотришь в камин. Я этому искренне радуюсь, так как успеваю вытереть влагу со своего лица, которую ты благополучно не замечаешь. Или не хочешь замечать. — Ты видел, как я целовался с Анджелиной, да? — недолго помолчав, ты говоришь немного хриплым голосом. — Даже если так, меня это не касается, — на полувыдохе говорю тихо, едва сам себя слышу. У меня нет сил говорить о том, что приносит мне боль, но ты не уйдешь теперь так просто. — Так чего тогда взвелся? — Я спокоен. — Конечно, вижу. — Молодец. — Всегда такой. Ты больше ничего не говоришь. Молчишь упрямо, смотришь на огонь в камине. — Ты боишься меня потерять? Иногда ты поражаешь меня своим умением из определённых фактов видеть целую картину происходящего. — Возможно, — я выдаю неохотно, не смотрю на тебя даже. — Слушай, — ты поворачиваешь голову и долго смотришь на меня, не сводя глаз. Я немного теряюсь, руками впиваюсь в обивку кресла и вопросительно поднимаю бровь. — Что бы не случилось, знай, ты самый дорогой человек для меня. Ты им был, есть и будешь. Запомни это и не накручивайся пожалуйста. Видеть тебя таким для меня просто мучительно. Я будто сам нахожусь в твоем состоянии, чувствую это, ощущаю всем нутром. Понимаешь, я хочу для тебя только самого лучшего и не смогу оставить никогда… Тут я не выдерживаю. Меня начинает трясти. — Я самый дорогой человек? Хочешь сказать, что не собираешься заводить семью? Будешь со мной до старости? Впервые это говорю, но я тебе не верю. Не верю твоим словам. Такого быть просто не может. Резко сокращаю расстояние между нами, с близкого расстояния рассматриваю твое лицо. Держу прямой зрительный контакт и продолжаю, не давая тебе и слова вставить: — Я не чувствую больше той связи между нами, ты меняешься, когда я словно остаюсь прежним. Дикая привязанность не дает мне дышать, когда я вижу тебя рядом с ней. Хочешь знать, каково мне было, пока смотрел на ваши поцелуи? Меня тошнило. Тошнило. А теперь скажи мне, что чувствовал тоже самое. Соври мне, и я сделаю вид, что поверил, закрою глаза и уши. Нет между нами прежней связи. Ты стал другим. Ты не мой Дред, которого я знал! Мой Дред не любил девчонок, помимо нашей сестры, не мог прожить спокойно и дня, был рядом со мной и был более чутким! Был-был-был. Где он сейчас? — последние слова чуть ли не выкрикиваю, хватая тебя за воротник рубашки. Я не контролирую себя, лишь чувствую обжигающую боль, разливающуюся по венам и наполняющую меня дьявольской смелостью. Ты встаешь с кресла вслед за мной. Смотришь смело, щуря глаза и мягко улыбаясь. — Любишь меня что ли? — ты неожиданно выдаешь и мои напряженные руки берешь в свои. Я от неожиданности вопроса отпускаю воротник и смотрю на тебя с широко открытыми глазами. Ты не устаешь меня поражать сегодня. Какими своими неосторожными словами я выдал себя? — Правду услышать не боишься? — я не решаюсь выдернуть запястья из твоей хватки. Сейчас в твоих прикосновениях у меня есть острая необходимость. Не могу заставить себя отдалиться. — А что, признаться слабо? — детским приемом «на слабо» хочешь взять, но даже не подозреваешь, что я уже без боя готов тебе сдаться. Здравый ум, ошарашенный происходящим и свободный в данную минуту от нетрезвых чувств, продолжал работать и искать подвох. У меня начали появляться подозрения, что все это глупая шутка. Ты снова пытаешься разыграть меня, отвести от темы разговора. Если я сейчас скажу правду, то может произойти что угодно. — Я тебя люблю, — на выдохе говорю достаточно громко, чтобы вся гостиная Гриффиндора подхватила это от моего голоса. Мне становится страшно. — Вот, все. Никаких усилий не стоит сказать эти три слова, но сколько времени прошло, пока ты мне признался, — ты устало улыбаешься и одной рукой оглаживаешь мою щеку. Я молчу, вот-вот ожидая какой-то остроумной шутки, смеха в лицо и чего-нибудь в этом духе. Этого не происходит. Ты вздыхаешь, ловишь мой бегающий по полу взгляд. Берешь меня за подбородок и пальцем оглаживаешь очертания сухих губ. Меня трясет от такой близости, в моем сознании являющейся чуть ли не интимным. Ты настолько близок, что я вижу знакомые мне веснушки, будто впервые, снова считаю их, разглядываю невидимые никому проталины. Чувства захватывают меня с ног до головы. Не верится. Твои губы, желанные мною столько ночей подряд, приближаются к моему лицу. У меня сбивается дыхание. Сердце дрожит. — Я хочу остаться с тобой наедине, целовать каждый сантиметр твоего тела, предаваться греху, не слушая злой осуждающий рокот за спиной. Ты нужен мне в бесконечности, ведь мои чувства неизмеримы ни одним прибором. У меня лишь одно желание. Застыть с тобой во времени и потеряться в блеске огней. Навсегда.Я люблю тебя.