***
Следующий день начался с того, что Дайске поставил перед ним на стол коробку конфет. – Я похож на Саэки? – скептически поинтересовался Хару, повертев в руках упаковку. – Спасибо, конечно, но я же сказал, что не надо. В кабинете, к счастью, пока никого не было – шеф ушёл на совещание, а остальные на работу не торопились. Дайске, которому приспичило изобразить безупречного детектива, заявился точно в срок, даже немного заранее, и сейчас с независимым видом присел на край стола, поглядывая по сторонам с тем самым бесящим надменным выражением, за которым обычно прятал неуверенность и сомнения. – Это принципы? – спросил он, вздёрнув подбородок ещё больше. – Типа того, – вздохнул Хару и переставил коробку на стол Саэки. – И как, удаётся им следовать? Разговор приобретал всё более странный оборот. – Угу. Это не так сложно, как ты думаешь. – Тебе просто не попадались достаточно соблазнительные варианты, – сказал Дайске, старательно глядя в сторону. – Потому что любого можно купить, нужно только… – Подобрать цену, – закончил за него Хару и зевнул, покосившись на часы. Иногда Дайске на чём-то переклинивало, вот как сейчас, и он бросался доказывать свою правоту; опыт подсказывал, что спорить было бесполезно – лучше промолчать и поступить по-своему. – Да, да. Конечно. Ты вообще к чему? – Думаю, чем тебя можно соблазнить, – откликнулся Дайске невозмутимо – и, как назло, ровно в ту же секунду в двери ввалился запыхавшийся Камэй. По лицу у него было видно, что последнюю реплику он прекрасно расслышал; из-за его плеча с любопытством выглядывала Саэки. – Кого-кого соблазнить? Это вы о чём? – не упустил Камэй возможность поддеть их обоих. – Флирт прямо на работе? Ай-ай-ай! – Мы про конфеты, – буркнул Хару, указав на коробку; хотел добавить что-то ещё, но радостный визг Саэки заглушил слова – и прекрасно разрядил напряжённую атмосферу. Шуточный разговор зашёл слишком далеко; Дайске смотрел слишком внимательно. Хару спинным мозгом чуял подвох, но не мог разобраться, где именно. Следующее утро прошло спокойно – ну, относительно, если не считать погоню за стримерами-извращенцами, которые решили провести прямую трансляцию из школьной раздевалки. Нарушители попытались скрыться на велосипедах. Одного парня догнал Хару, кажется, заодно побив национальный рекорд в беге по пересечённой местности – по утверждению HEUSC, по крайней мере. Другого подловил Дайске, спустив на это какую-то дикую сумму... Словом, каждый развлекался по-своему, а общий счёт достижений был один-один. «Неужели пронесло?» – успел подумать Хару за полчаса до обеда, а в следующую секунду на его столе возникла бутылка сётю. – Тебе вроде такое нравится, – непререкаемым тоном сообщил Дайске, для пущей убедительности вскинув брови. – Бери. Камэй, который до этого явно собирался тихонько улизнуть на обед, на цыпочках вернулся на место и приготовился наслаждаться представлением. Саэки распечатала пакет мармеладных рыбок и подпёрла голову ладонью, с восторгом распахнув глаза. Даже шеф протёр очки и подвинулся чуть ближе. Хару внутренне содрогнулся. – Спасибо, но, пожалуй, нет, – ответил он, не отводя взгляда от экрана. И добавил погромче, специально для Камэя: – И вообще-то я редко пью. Кто-то закашлялся; вычислить предателя по звукам не удалось. – Да? — вежливо удивился Дайске. – Но у тебя была пятилитровая бутылка. «Я не хочу его прибить, – подумал Хару, медленно выдыхая. – Я совсем не хочу его прибить». Но лицо у него, видимо, всё же перекосило, потому что Саэки закинула в рот целую горсть мармеладных рыбок, а Камэй беззвучно расхохотался. – Это для гостей, – ответил Хару угрюмо, щёлкая указательным пальцем по кнопке «delete»; отчёт вдруг резко разонравился. – Ты, кстати, тоже пил, когда со мной ночевал... Тьфу, у меня. Дайске невозмутимо кивнул: – Было вкусно. Камэй стрельнул у Саэки пару рыбок; шеф протёр запотевшие очки. «За что мне это, – простонал Хару мысленно. – Я же хороший человек... Ведь хороший?» – Ну вот и пей сам, – буркнул он, отставляя бутылку. – Одному скучно, – пожал плечами Дайске и поскрёб ногтем этикетку. – Это хороший сётю. Дорогой. Правда, рисовый, а не бататовый, но… – Вот! – не выдержал Хару и взвился, упираясь руками в столешницу. – Вот! Какой смысл в дорогом сётю? Интересно найти дешёвый и вкусный! Дешёвый, понимаешь? – Это абсурд. С точки зрения... У Хару завибрировал телефон, давая спасительную возможность законным способом завершить диалог. Беда была в том, что писала Судзуэ. «Като-сама, у вас сохранились фотографии пьяного Дайске-сама?» «Если сохранились, я готова их купить». Почти сразу пришло третье сообщение, но его он уже открывать не стал, а поманил Дайске и со смешком сунул ему под нос телефон. – Ну как, выгодная сделка? Вчитываясь в текст, Дайске подвинулся слишком близко, так, что его волосы пощекотали Хару щёку; они оказались вовсе не жёсткими, несмотря на тонну геля, а ещё от них пахло чем-то свежим, пронзительно ледяным, и дымом от сигары, и кожаным салоном автомобиля – агрессивный, очень мужской запах, который не вязался с самим Дайске. С его ростом, и с кожей, не тронутой загаром, и с этими его тонкими запястьями, которые легко было бы обхватить одной рукой – оба разом, и... «И – что?» Хару сглотнул. – Я в любом случае предложу больше, так что нет, – донеслось глухо, как через подушку. – А они у тебя действительно есть? – Больно надо мне такое фотографировать, – неловко отмахнулся Хару, не зная толком, куда девать глаза и руки. – Хотя с ванной смешно получилось. – Да. И Судзуэ нравится наряжать меня в странную одежду, – невпопад добавил Дайске, возвращая ему телефон; уши едва заметно порозовели, выдавая неловкость. – Эй, моя одежда не странная! Просто я выше и… Ай! Ну за что? Это же правда! – взвыл Хару, потирая бок после чувствительного тычка… …и вдруг понял, что стоит с Дайске нос к носу, и на них все пялятся. Саэки забыла, как надо жевать. У Камэя из пальцев вскользнул мобильник. Шеф открывал и закрывал рот – беззвучно, как большой карп. К лицу прилила кровь; Хару физически чувствовал, как краска расползается по щекам, по лбу, заливает шею… А Дайске тоже стоял и полыхал румянцем, и глазища у него были круглые. – Я…Я сейчас! В панике Хару выскочил из кабинета, драпанул по коридору и остановился только за поворотом. Там он схватился за голову – и бессильно сполз по стене. «Какого чёрта происходит?» – Почему ты покраснел, Като? – раздался рядом самый надоедливый, неуместный и…и… «Хорошо, вполне приятный голос». – А ты? – буркнул Хару. – Я подумал, – сообщил Дайске хладнокровно, впрочем, не уточняя, о чём именно. И, присев на корточки, предложил искушающе: – Может, сётю? – Иди ты. …В третьем, так и не прочитанном вовремя сообщении, Судзуэ писала: «Пожалуйста, не показывайте это Дайске-сама!» А в четвёртом, которое пришло только что: «Като-сама, вы дурак!»***
Работа в полиции была хороша тем, что иногда совершенно не оставляла времени для рефлексии. Как сейчас. Им опять повезло – или не повезло, как посмотреть – прибыть на место раньше ребят из первого отдела. Действо разворачивалось в торговом центре, в субботу днём, в первые часы большой распродажи, и людей там собралось гораздо больше, чем обычно. На первом этаже, около фонтана и стеклянных лифтов, девушка захватила заложников и грозилась всех перебить, а затем покончить с собой. Высокая и немного сутулая, почти без макияжа, в скромном светлом платье до колена она, скорее, напоминала школьницу, а не офисную сотрудницу, хотя ей уже исполнилось тридцать два. Она была вооружена канцелярским ножом и чем-то похожим на настоящий пистолет, а из сумки, брошенной на пол, торчали провода. – Постоянно плачет, – прошептал Хару, высунувшись из-за бортика фонтана и ещё раз взглянув на «террористку». – Плачет, извиняется и говорит, что не может. Но всё-таки не соглашается на переговоры. У неё явно есть какие-то скрытые причины так поступить. – Как у того парня, который взял заложников в поезде? – вполголоса ответил Дайске и кивнул сам себе. – Возможно. Девушка шевельнула рукой, и на шее у женщины-заложницы выступила кровь; мальчик на полу захныкал. «Нельзя медлить». – HEUSC, проверь её телефон и электронную почту, – попросил Хару, склонившись к уху напарника, точнее, к маленькой чёрной серёжке-передатчику. Дайске вздрогнул, но не отодвинулся – наоборот, снял часы и настроил проектор на бортик бассейна, чтобы можно было сразу посмотреть на результаты поисков. – Так… так… дальше… Стоп. Открой переписку с контактом «Козлина». Дальше… дальше… Ого! «Козлина», который в ранней переписке был просто «Ю-чаном», в последние недели превратился в «Ютаку-сама» – и в садиста, который выдвигал одно абсурдное требование за другим, грозясь опубликовать загадочные «материалы». HEUSC довольно быстро вычислил, что это было – восемь фотографий и два коротких ролика, где «террористка» отыгрывала роль девушки лёгкого поведения по просьбе самого Ютаки. – Судя по ракурсу, съёмка производилась без ведома партнёрши, – нейтральным тоном сообщил Дайске, закрыв фотографии, и брезгливо поморщился. – Похоже на то, – шёпотом согласился Хару. – Непонятно только, чего этот подонок добивается… Ого! Да у них тут целый клуб! Разводят девушек на секс, а потом шантажируют и хвастаются друг перед другом. – Он поколебался секунду, а потом отчётливо произнёс: – HEUSC, удали данные фото- и видеоматериалы со всех доступных носителей. – Не хватает прав для совершения данной операции. Требуется… – Подтверждаю, – тут же добавил Дайске, быстро скосив взгляд на напарника. Дождавшись механического отчёта о том, что запрос выполнен, а баланс неограничен, Хару поднялся на ноги и, не обращая внимания на угрозы «террористки» – точнее, жертвы шантажа – приблизился к ней. Виски у него повлажнели от испарины, но он точно знал: сегодня никто не умрёт. «Не в этот раз». …он успел вовремя – за несколько минут до того, как первый отдел получил разрешение на устранение «преступницы». Переговоры заняли чуть меньше четверти часа; шантажист обнаружился тут же, среди зевак, и Дайске позаботился о том, чтобы его арестовали. Девушке грозило судебное разбирательство, но с адвокатом, оплаченным семьёй Камбэ, она должна была отделаться лёгким испугом. – По крайней мере, самое страшное у неё позади, – вздохнул Хару, откидываясь спиной на тёплую стену около парковки; солнце уже садилось – всё-таки рабочие формальности заняли прилично времени. Почему-то страшно хотелось курить, но стрелять дорогущую сигару у напарника ради сиюминутного каприза было глупо. – И встречаются же такие ублюдки… Теперь нужно разобраться с их «клубом». – Разберёмся, – коротко пообещал Дайске; его профиль на фоне закатного неба казался очень чётким, точно вырезанным из бумаги. – А ты не колебался, когда нужно было использовать HEUSC, Като. Хару даже не сразу понял, что он имеет в виду, и только потом догадался. «Точно. Средства не по карману». – Удалить материалы из сети – очень дорого, да? – вздохнул он, просчитывая свой бюджет. – Я оплачу. Сколько там? Дайске назвал сумму. Под ложечкой противно заныло. «Ну, если ужаться посильнее, года за два выплачу, – отстранённо прикинул Хару. – Если переехать в квартиру похуже… Или в комнату. И ничего себе не покупать… А, можно ещё телевизор продать, наверное…» – Не жалеешь? – подал голос Дайске, не поворачивая головы. Губы сами растянулись в улыбке. – Не-а. Ты же сам видел рожу этого подонка. Оно того стоило. Повисла пауза; вдалеке завёлся мотоцикл – зачихал, зафыркал, и в тон ему тоненько затявкала истеричная собачка. В небе, не то оранжевом, не то белёсом, протянулся длинный светлый след от самолёта; от торгового центра тянуло попкорном и хот-догами. Пока ещё было жарко, но синоптики грозились, что это последние тёплые дни, а потом придёт резкое похолодание – буря, циклон, дожди… – Ты не злишься, – еле слышно произнёс Дайске. И тут же добавил громче: – Если так хочешь компенсировать мне расходы, можешь приехать сегодня в особняк и приготовить ужин. Я достаточно щедро плачу своему повару. Хару развеселился: – Ну, так я же не повар. Дайске посмотрел на него, как на идиота: – Задача моего повара – приготовить еду, которую я захочу съесть. Это именно то, что от тебя требуется, – и он развернулся, направляясь к своей машине. «И чего ему в голову стукнуло?» Несколько секунд Хару обалдело смотрел ему в спину, а затем побежал следом. – Эй! – крикнул он. – А зачем ты… Ну то есть почему… – Я кое-что понял, – нехотя ответил Дайске, милосердно дожидаясь, пока он пристегнётся, и только потом газанул. – HEUSC – не считается. Это не нарушает твои принципы. Да, ты не можешь себе его позволить, но он необходим тебе для работы. Ты не тратишь эти ресурсы на себя. Значит, – он сощурился и втопил педаль в пол, выруливая на трассу, – надо найти что-то более личное. «Давай помедленнее», – хотел попросить Хару, но язык точно примёрз к нёбу. Внутри всё переворачивалось от большой скорости, но это было какое-то странное беспокойство, незнакомое, не похожее на то, что он ощущал раньше. В салоне пахло кожаными сиденьями, дорогим табаком и чем-то остро-свежим, обжигающим, как снег на языке, как ментоловая конфета. «Запах Дайске, – крутилось в голове, пока машина летела по вечернему городу, минуя пробки и заторы. – Запах Дайске». На этом мысли, к счастью, стопорило, но в глубине души Хару боялся, что однажды они зайдут дальше.***
Это был самый странный ужин на памяти Хару. Нет, карри вышел на славу, а Дайске съел всё до крошки, даже натто – и согласился, что запивать такое полагается исключительно дешёвым пивом из привокзального супермаркета. Но большую часть времени за столом царило гнетущее молчание, от которого кошки на душе скребли. Под конец Дайске уронил палочки себе под ноги, а когда Хару машинально наклонился, чтобы их поднять – положил ему руку на голову и чётко произнёс: – Не делай так. – Чего? – не понял Хару. – Я наелся, спасибо, – ответил он совершенно не то, что в первый раз, поднялся из-за стола и ушёл. Через несколько минут на огромную и почти пустую кухню заглянула Судзуэ, неловко переминаясь на месте. – Мне нужно поговорить с вами, Като-сама. Скажите, вы завтра свободны? – огорошила она с ходу. – Ну да, завтра воскресенье. А что? – откликнулся Хару, отряхивая мокрые руки: оставлять грязную посуду на чужую прислугу было неловко, а как включалась посудомоечная машина, он так и не понял. Судзуэ колебалась ровно секунду. – Тогда приходите в десять утра к западному входу того торгового центра, где вы были сегодня с Дайске-сама, – твёрдо попросила она. Интуиция буквально вопила, что во всём этом есть какой-то подвох, но отказывать Хару не умел – и, к сожалению, не только красивым женщинам или начальству. «Плакал мой заслуженный сон до полудня». Судзуэ ничего не сказала ни о цели встречи, ни о том, куда они пойдут; впрочем, из приличных рубашек в доме нашлось только две, совершенно одинаковые, так что особо выбирать не пришлось. «У нас как будто свидание», – подумал Хару, без четверти десять останавливаясь в назначенном месте, но эта мысль не вызывала ни привычного трепета, ни предвкушения. Возможно, потому что призрак напарника с его непонятными планами маячил на горизонте и портил всё удовольствие. «Он мне уже везде мерещится». Хару ещё успел прикинуть, как Судзуэ появится – примчится на мотоцикле, приедет на одном из тех шикарных авто из гаражей семьи Камбэ или вообще спустится с неба на вертолёте в облегающем латексном костюме – когда заметил её в толпе людей, которые шли от станции. Бело-голубой комбинезон из лёгкой ткани, пояс-бант, большие солнечные очки – узнать её можно было только по безупречной осанке… А ещё по тому, что встречные мужчины оборачивались только на неё, хотя у других девушек юбки были короче, а макияж – ярче. – Я заставила вас ждать, Като-сама, – повинилась она, подбежав к нему, и наконец сняла очки. – Простите! Год назад Хару, ослеплённый её совершенством, принялся бы что-то лепетать невпопад и краснеть, но сейчас его выдержки вполне хватило, чтобы вежливо ответить, как полагается: – Да я сам только что пришёл. Так о чём вы хотели поговорить? Чего он совершенно не ожидал, так это того, что она подхватит его под локоть и потащит в сторону торгового центра, щебеча: – Фильм скоро начнётся, Като-сама, нам нужно поторопиться! «Так вот что чувствовал тот криминальный босс, у которого она выуживала информацию, – ошалело подумал Хару, позволяя себя увести. – Вот оно, убойное обаяние семьи Камбэ. Интересно, это сила денег? Или особые феромоны? Я буду выглядеть полным идиотом, если спрошу?» Он прекрасно понимал, что здесь что-то не так, и у Судзуэ есть тайные мотивы – но сопротивляться не мог. Наверное, многие сейчас с завистью пялились на него, но среди всех взглядов выделялся один убийственно ревнивый, от которого начинало чесаться между лопатками. Хару хотел обернуться и посмотреть, кто там излучает в пространство собственнические волны, но не сумел его отыскать. «Может, показалось?» – Что-то не так, Като-сама? – А… Нет, – рассеянно откликнулся он. – Так о чём вы хотели поговорить? – После фильма, – серьёзно соврала Судзуэ, откинув за спину волосы красивым жестом. – Я хотела посмотреть его с Дайске-сама, но он так занят, так занят! Вы ведь не откажете? «Значит, дело всё-таки в Дайске». Он искренне сомневался, что напарник вообще обратил бы внимание на такую слезливую мелодраму. На сюжете фильма сложно было сосредоточиться из-за того, что актёры постоянно рыдали с надрывом и протяжно звали друг друга по именам. Но потом Хару постепенно втянулся, даже растрогался на одном моменте, когда главный герой в финале пожертвовал собой и свалился с моста в реку, спасая героиню. Побарахтавшись в ледяной воде, он красиво пошёл на дно, а героиня осталась в слезах и соплях на берегу. «Интересно, а Дайске бы посмеялся, если бы я тогда не смог выплыть?» – подумалось вдруг. Навалилась иррациональная обида. Судзуэ, словно почувствовав перемену настроения, аккуратно пристроила к нему голову на плечо – невесомое прикосновение, призрачное тепло, лёгкий цветочный запах, исходящий от волос... «Она похожа на Дайске, – отметил Хару рассеянно. – Но другая». Мысль обожгла настолько, что всякую романтику начисто вышибло из головы. Хару сидел и боялся шевелиться, дышать и думать, чтобы не додуматься до чего-нибудь совсем ужасающего; Судзуэ ёрзала у него на плече и, похоже, тоже чувствовала себя неловко, но почему-то не отодвигалась. Конец фильма они оба, кажется, пропустили и выдохнули с облегчением, когда по экрану поползли титры. – И всё-таки, Судзуэ-сан, насчёт разговора… – снова попытался Хару завершить этот балаган, когда они вынырнули из полумрака и прохлады кинозала, смешавшись с суетливой, гомонящей толпой бездельников, которые праздно бродили по торговому центру. Словно и не разворачивалась здесь вчера трагедия; словно никто и не знал, что там, внизу, у фонтана едва не оборвалась чья-то жизнь. Судзуэ проигнорировала прямой вопрос, уже и не пытаясь скрывать это за благовидными отговорками, и целеустремлённо пошла вдоль бутиков, пока не упёрлась в витрину, за которой на одежде не было ценников, а консультанты скитались между манекенами с видом утомлённых роскошью шейхов. – Какая прелестная вещичка! Дайске-сама наверняка это пойдёт! Като-сама, вы ведь мне поможете? Хару бы с удовольствием ответил «нет», потому что уже начал догадываться, зачем всё это затевается – и, главное, кем. Но тут Судзуэ схватила его за рукав и, заглянув в глаза, повторила тихо и твёрдо: – Като-сама, пожалуйста. Сердце дрогнуло. «Почему бы нет? – обречённо подумал Хару, следом за ней окунаясь в ослепительный свет белых ламп, дробящийся радугой в стеклянной витрине, пайетках и стразах. – Что такого плохого может случиться?» Но вскоре оказалось, что он жестоко заблуждался: как и все женщины семьи Камбэ, Судзуэ умела быть воистину беспощадной. – Като-сама! Примерьте ещё это, пожалуйста! Ах, спасибо, спасибо! И покрутитесь, я хочу рассмотреть с разных сторон. И Хару мерил – сперва терпеливо, затем с нарастающим отчаянием, пока взгляд консультанта, поначалу брезгливый, не превратился в сочувственный. Резаные джинсы; кожаные шорты; футболка, больше похожая на сетку; пушистый белый свитер с огромной алой задницей – или сердцем? –прямо на спине; толстовка, так густо покрытая блёстками, что издали она больше напоминала кольчугу, да и весила столько же... И самое главное, что это было совершенно бессмысленно. Во-первых, Дайске лучше бы вышел на улицу голым, чем надел такое. Во-вторых, Хару был выше почти на голову и шире в плечах, так что вещи на нём сидели совершенно иначе. «И какой толк мерить тогда? Могла бы посмотреть и на манекене», – бурлило внутри недовольство. – Ваша девушка над вами издевается? – шепнул консультант, передавая ему красную кожаную куртку в заклёпках. – Нет у меня никакой девушки, – мрачно откликнулся Хару. Консультант понял это как-то по-своему и уважительно цокнул языком. – Като-сама! – донёсся возглас из глубины магазина. – Вы обязательно должны это надеть! Раздался дробный перестук каблуков, и в кабинку просыпался дождь из цветных тряпок, кое-как соединённых извилистой застёжкой-молнией. – Что это? – тихо спросил Хару, чувствуя, как у него волосы встают дыбом. – Я сам не знаю, – с тем же невыразимым ужасом откликнулся консультант. – Может, штаны? Это был комбинезон, причём на размер меньше нужного. Влезть в него оказалось нелегко, а выпутаться – ещё сложнее; если бы власти ввели такую униформу вместо тюремной робы, то побеги прекратились раз и навсегда… А потом мировая общественность осудила бы жестокое обращение с заключёнными. «Что, если я не смогу его снять? – меланхолично размышлял Хару, пытаясь дотянуться до молнии, что даже с его растяжкой вышло далеко не с первого раза. – Меня в нём выставят в витрине, как манекен?» Судзуэ снаружи уже несколько раз что-то спросила взволнованно; он ответил невнятным мычанием, с заведёнными за спину руками пытаясь нащупать замок… …и совершенно не ожидал, что она толкнёт дверь и ввалится внутрь спиной вперёд, сбивая его с ног. – Като-са… Ах! Когда Хару проморгался, и звёздочки перед глазами рассеялись, он понял, что лежит с расставленными ногами, руки у него намертво запутались в переплетении тряпочек, а Судзуэ сидит на нём верхом, вся пунцовая, и дрожит. «Если Дайске это спланировал… – с отстранённым спокойствием подумал Хару. – Если он действительно её об этом попросил, я его поколочу». Потому что это было неправильно; потому что Судзуэ не заслуживала такого. – Вы определились? – проблеял консультант издалека, предусмотрительно не заглядывая внутрь. – Мы берём, – ответила она. Губы у неё тряслись, а взгляд бегал. – Упакуйте. – Что именно? – Всё! – крикнула она, опустив голову. – Мы берём всё! ...На улице к вечеру изрядно похолодало. Хару изрядно озяб в одной рубашке, Судзуэ тоже – в своём лёгком костюмчике; они медленно тащились к станции – пешком, хотя с таким количеством пакетов логичнее было бы взять такси. Никто не говорил ни слова. «На похоронах и то веселее». – Судзуэ-сан, подождите здесь минуту, – со вздохом попросил Хару, сгружая пакеты на лавку. – Я быстро. Он бегом метнулся до ближайшего автомата и скормил ему горсть мелочи в обмен на две банки горячего кофе. Одну взял себе, другую предложил Судзуэ, и она вцепилась в неё так, что костяшки пальцев побелели. – Спа... спасибо. Хару присел рядом, откупоривая свою банку, и запрокинул лицо к небу. Кофе одновременно и горчил, и был таким приторным, что скулы сводило. – Мне понравился фильм. Сходим ещё как-нибудь вместе, Судзуэ-сан? Плечи у неё затряслись; сначала он испугался, что она плачет, но её колотил смех, а значит, напряжение потихоньку отпускало. – Спасибо, Като-сама. С большим удовольствием. – И я не буду спрашивать ничего… ну, про это всё, – добавил он, глядя в сторону. Мимо прошла стайка хихикающих школьниц; у каждой было по хрустящему бумажному пакету с логотипом какого-нибудь недорогого магазина – и по мороженому. Голые коленки, голые локти, открытые сандалии… «И ведь не мёрзнут же», – мелькнула мысль. Северный край неба затягивало тучами. – Вы хороший человек, Като-сама, – тихо сказала Судзуэ, положив ему голову на плечо, почти как тогда, в кино, но всё-таки немного иначе. – Возьмёте себе вещи? Пожалуйста. У Дайске-сама другой размер, и… и… «И он попросил тебя втюхать мне кучу бесполезных шмоток». Хару почувствовал себя очень усталым человеком – и отнюдь не хорошим. – Да, – ответил он негромко. – Я возьму, конечно. Спасибо.***
Назавтра в висках свербело, как после разнузданной попойки, хотя на самом деле выходные прошли в плане алкоголя совершенно бездарно. Отражение тоже не радовало – синяки под глазами, трещинки на губах… Полночи Хару проворочался, раздумывая, что дальше делать, а ещё полночи – видел кошмары о том, как сверху сыплются вещи, целая гора, и погребают его под собой. Очнулся он в полшестого утра – в холодном поту и с твёрдым решением разобраться сегодня с напарником и положить конец этому цирку. Добраться до работы получилось с трудом – и с солидным опозданием, потому что движение поездов прервали почти на полчаса из-за погоды; ливень отступил так же быстро, как налетел, и ветер утих, и вскоре о буйстве непогоды напоминала только прохлада, разлитая в воздухе, и мокрые тротуары. – Доброе утро, Като-кун! – радостно поприветствовал его шеф, вынырнув из-за очередной деревянной модельки. – Ты сегодня задержался, что-то непохоже на тебя. – Доброе, – сердито буркнул Хару и, окинув кабинет взглядом, быстро выцепил напарника. – Камбэ, на пару слов. Сейчас. Удивительно, но Дайске послушался – молча поднялся и пошёл следом за ним на крышу, а там терпеливо подождал, давая время подобрать нужные слова. Его хотелось взять за шиворот и хорошенько встряхнуть, так, чтоб голова мотнулась из стороны в сторону, а зубы клацнули – хотелось не в первый раз с момента знакомства, если честно, но прежде в таких ситуациях удавалось как-то обуздать начальный порыв, взять под контроль… А сейчас с каждой секундой злость становилась всё сильнее, и казалось, что голова от неё вот-вот взорвётся. «Ладно, я, я-то уже привык, – одна и та же мысль настойчиво билась внутри черепной коробки. – Но теперь он впутал Судзуэ. И ради чего? Чтобы принципы мои под сомнение поставить?» – Ты взял одежду, – первым нарушил молчание Дайске. – Да-да. Доволен? Добился своего? – отрывисто спросил Хару, то сжимая пальцы в кулаки, то расслабляя; костяшки чесались и просили честного удара, хотя бы вполсилы. «Ещё и ухмыляется». – Нет, – вызывающе ответил напарник. – Конечно, такое ты не сможешь себе позволить, даже если будешь десять лет работать только на одежду. Но ты её не хотел. Если взял, но не хотел – не считается. А вот Судзуэ… Хару сам не понял, когда успел сграбастать его за грудки и хорошенько тряхнуть. – Оставь её в покое, – выдавил он, из последних сил не срываясь на крик. – Она не может тебе отказать. Даже если ей не нравится. Прекрати. Дайске, кажется, нисколько не испугался; наоборот, взгляд у него стал задумчивым. – О, вот как, – произнёс он коротко. – С одеждой не получилось, но сама Судзуэ… Это она – твой соблазн? То, к чему лучше не привыкать, потому что не можешь себе это позволить? Хару резко развернулся и впечатал его в стенку с такой силой, что пыль посыпалась. – Перестань, Камбэ. Тот вскинул брови: – Я не угадал? …он вёл себя так, словно и впрямь не понимал, что делает не так. Словно мир – весь, целиком – должен был идти навстречу его желаниям, потакать его сиюминутному любопытству, и неважно, какой ценой. Хару бросило в жар; он задыхался – от непонятной злости, которая всё никак не унималась, от усталости, от резкой, агрессивной, жгучей свежести, от запаха кожаного салона в автомобиле и табака… От запаха Дайске, который был здесь, рядом, с неприятной усмешкой на губах, которую хотелось стереть, сбить, сцеловать… – Ха-а… – выдохнул Хару потерянно, остановившись в каком-то сантиметре от чужих губ – и от непоправимой ошибки. Его колотило крупной дрожью. – Ха-а… Зрачки у Дайске расширились. – Не Судзуэ. Это я сам, верно? Да, Като? Ему и не требовалось подтверждение – выражение лица Хару, вероятно, всё сказало за него. – Не смей, – беспомощно попросил он, не в состоянии даже хватку на чужом воротнике ослабить, не то что отступить. – Вот просто не смей, Камбэ. Дайске привстал на мыски и потянулся к нему – ближе, ближе… Хлопнула дверь на крышу. – Ох ты, чёрт! – искренне удивился Камэй. – Вы, это, ребята… Извините, я пошёл. И дверь хлопнула второй раз, даже громче; по лестнице загремели шаги, отдаляясь. С Хару точно заклятие спало. Он разжал пальцы и сделал шаг назад, потом ещё и ещё, пока не оступился и не шлёпнулся на задницу. Дайске, хотя и не тронулся с места, но в то же время будто бы нависал над ним, как гора, и глаза у него блестели от предвкушения. – Ты умеешь удивлять, Като. «Я умею найти себе проблемы», – хотел возразить Хару, но не смог – из горла ни звука не вырвалось. Переговоры, очевидно, провалились; вместо того чтобы положить конец цирку, он вывел его на новый, прежде недосягаемый уровень.***
В религиозной концепции ад – то место, где человека настигает воздаяние за грехи; с такой точки зрения отдел по предотвращению преступлений определённо превратился в ад. С одной маленькой поправкой: находиться там полагалось при жизни, в чётко отведённое время, с девяти до шести. – Като-кун, ты ведь напишешь отчёт по участию в программе обмена опытом по борьбе с киберпреступлениями? –попросил шеф, водружая на край стола пухлую стопку из программок, брошюр, списков и планов. Я бы с удовольствием сделал это сам, но, стыдно признаться, мой английский не слишком хорош, ха, ха! Камэй, нацепив наушники, старательно делал вид, что проверяет подозрительный сайт и ну никак не может оторваться; Саэки на диване ела чипсы и листала журнал, а значит, помощи от неё можно было не ждать, пока не закончится пачка. – Мой английский тоже не слишком хорош, – сквозь зубы процедил Хару, стоя в полушаге оттого, чтобы впервые нахамить непосредственному начальству. – Ах, это вовсе не проблема! – всплеснул руками шеф, улыбаясь. – Камбэ-кун с удовольствием тебе поможет. Дайске, который только того и ждал, с пугающим, почти садистским предвкушением снял тёмные очки, в которых манипулировал виртуальными документами, поднялся со своего места и медленно-медленно пошёл в сторону напарника, не скрывая улыбку: – Конечно, я помогу, Като. С огромным удовольствием. Внутренне обмирая от ужаса, Хару услышал чужие шаги совсем близко; потом звуки стихли – и, спустя несколько мучительно долгих секунд, к его спине прильнуло живое, тёплое, опасное. «Меня сожрут, – пронеслось в голове. – А никто и не заметит». – Что тебе не понятно, Като? – мурлыкнул Дайске, словно бы невзначай прижимаясь щекой к его щеке, накрывая его руку – своей рукой, мягко обхватывая пальцы, судорожно сжавшие мышку. – Я тебе всё объясню. Здесь? Или здесь? …со стороны, наверное, это звучало как эротическая аудиопостановка. – Я сам, – хрипло выдохнул Хару, чувствуя, что ещё немного – и сознание поплывёт. Дайске шевельнул пальцами, откровенно поглаживая тыльную сторону его ладони. – Не надо брать всё на себя, Като. Мы же напарники. В горле пересохло; Хару обречённо зажмурился. Хуже всего было то, что где-то в глубине души ему даже нравилось происходящее – больше внимания, больше прикосновений, дразнящая мимолётная ласка… Вот только последние крохи удовольствия отравляло понимание, что это просто игра, прихоть, азартный порыв, которому в любой момент может прийти конец. И тогда всё станет как раньше, только в сто, в тысячу раз хуже. Благоразумная, взрослая часть требовала прекратить дурацкий спектакль прямо сейчас: честным разговором, прямой просьбой, а если понадобится – переводом на работу в другой город на год-другой. Но кроме той, осторожной части была ещё и вторая, жадная, которая нашёптывала: «А зачем? Получай удовольствие, пока можешь, а о последствиях подумаешь и потом. В конце концов, ничего из ряда вон выходящего пока и не происходит». В этом была доля правды. Пока – только пока – Дайске действительно не переступал черту. Он никогда не начинал первым, спокойно сидел на своём месте, занимался делами и выжидал, но если появлялась возможность – использовал её на все сто процентов. Ходил по грани, наблюдал за реакцией, провоцировал… Появлялось ложное ощущение, что он и впрямь добивается ответного шага, ждёт его с нетерпением. Когда рассуждения уходили в опасную сторону, Хару мысленно отвешивал себе оплеуху и, стискивая зубы, возвращался обратно в реальность. «Дайске вообще здесь временно, – думал он, ожесточённо молотя по клавиатуре; на один правильный знак было две опечатки, которые тут же приходилось исправлять. – Через пару лет ему надоест играть в полицейского, и он вернётся к семейному бизнесу. А моё место тут. Нельзя замахиваться… претендовать…» Ему почти удавалось убедить себя в этом. А потом Дайске снова делал что-нибудь невозможное – шептал вопрос на ухо, прихватывая губами мочку, снимал пальцем пенку от капучино с краешка рта и слизывал напоказ… И снова в груди разливался жар, и хотелось поверить, включиться в игру, несмотря ни на что. Если поначалу за бесплатным спектаклем с радостью наблюдал весь отдел, то теперь даже охочий до развлечений Камэй старательно делал вид, что ничего не замечает. А Саэки под конец прониклась сочувствием и даже как-то утащила Хару обедать вдвоём – спрятала от напарника под своим заботливым крылышком. – Всё наладится, – робко ободрила она его, придвигая стакан с убийственно сладким моккачино. – Вот, попей. Ты же знаешь, дел сейчас толком нет. Ему просто скучно. – Да я знаю, – кивнул Хару, вяло ковыряясь в тарелке. Есть в последнее время почти не хотелось; строго говоря, ему вообще не хотелось ничего, кроме Дайске. – Наиграется и перестанет. А я должен быть умнее, взрослее и, это… Извини, – оборвал он себя и кое-как улыбнулся. – Чего-то перебор с жалобами. Устал, наверное, вот и всё. Как ни странно, слова Саэки оказались пророческими. В преддверии декабрьского рок-фестиваля в столицу хлынул поток туристов, и неприятностей прибавилось. Некоторые расследования были попроще – например, мошенничество с билетами, какие-то посложнее – над делом о появлении нового наркотика пришлось потрудиться, чтобы распутать все ниточки, но главное, что свободного времени теперь почти не оставалось. Хару работал, не разгибаясь – иногда один, иногда с напарником, брал дежурства по выходным, и сил реагировать на что-либо постороннее у него не было. И если сперва Дайске по инерции продолжал свои издевательства, то потом, не добившись желаемой реакции, заскучал и тоже переключился на работу. Это было правильно, ожидаемо… и обидно. «Значит, он действительно просто развлекался», – снова и снова возвращалась одна и та же тоскливая мысль. Избавиться от неё не получалось, только заглушить всё тем же трудом на износ, но в какой-то момент безотказный способ дал сбой – двое суток напряжённой слежки за подозреваемым с фееричной погоней в финале принесли не облегчение, а обморок от усталости в самый неудачный момент. Если бы не помощь первого отдела и лично Хошино – парой ушибов и ссадиной на лбу Хару бы не отделался. – Отпуск на три дня, Като-кун, – сообщил шеф, узнав об этом, и его голос в тот момент – удивительное дело – звенел металлом не хуже, чем у генерала полиции. – И не спорь. Саэки сунула ему в сумку целую коробку печенья со сливой, Камэй – пару подозрительных журналов. Дайске великодушно вызывал и оплатил такси, но даже из-за своего стола не поднялся, чтобы попрощаться, и от этого в груди неприятно щемило. Первый день Хару дисциплинированно отсыпался – так усердно, что на следующее утро почувствовал себя более-менее живым и выбрался на пробежку. Над городом висели низкие серые тучи; временами начинал накрапывать дождь, а прогноз погоды и вовсе грозился снегом ближе к началу фестиваля. В магазинах был ажиотаж – не такой бешеный, как перед рождеством, скорее, вялая репетиция грядущего хаоса. По дороге домой Хару заскочил за продуктами для набэ, потом наконец прибрался и вытащил из подсобки котацу. Принял ванну, приготовил еду, пощёлкал пультом, выбирая сериал – и понял, что ему одиноко. Наверное, поэтому он не послал Дайске сразу, как увидел его на пороге с бутылкой в руках. – Я пришёл извиниться, – неискренне сообщил напарник, вздёрнув подбородок. – Моё поведение было недопустимым. – Извинения приняты, всего доброго, – быстро ответил Хару и попытался захлопнуть дверь. Не тут-то было. Дайске неожиданно ловко для человека в костюме за целое состояние подставил ногу и протиснулся в щель одним плечом. – Я бы хотел извиниться по-настоящему. Впусти, Като. От этого «по-настоящему» по спине мурашки пробежали, и Хару поспешно замотал головой: – Нет. – Я уже отослал машину и не могу вернуться. – Такси вызови, Камбэ. Или Судзуэ на вертолёте. – Впусти, Като. – Нет. – Като-сан. – Нет. – Като-семпай. Хару вздрогнул уже всем телом и выругался про себя. – Ты же не думаешь, что я на это куплюсь, Камбэ? Но Дайске, к сожалению, слишком быстро сопоставлял факты и умел пользоваться ситуацией. – Като-семпай, м-м? Семпай, пожалуйста. Рука ослабела, дверь приоткрылась, и Дайске победоносно вступил на захваченную территорию. Набэ к тому времени как раз дошло до нужной кондиции, и пришлось доставать дополнительную тарелку и палочки. Потом, выставляя на стол керамические чашки для сакэ, Хару подспудно почуял неладное, но, к сожалению, слишком поздно понял, в чём дело. Сам Дайске не пил – а вот ему алкоголь подливал более чем щедро. «Да он меня спаивает, – оцепенело подумал Хару, едва не подавившись глотком. – Зачем? Не прокатило с домогательствами, и он решил… что? И зачем?» Всё это настолько не укладывалось в голове, было так неправильно и абсурдно, что мысли разбегались, а слова никак не выстраивались в цепочки. Как удар под дых, как внезапное предательство… Хару поймал себя на том, что руки у него дрожат. – Что-то не так? – спросил Дайске, внимательно оглядывая его: наверное, искал признаки опьянения. Маленькая комната с котацу была слишком тесной для таких сложных проблем, для расчётов, коварства и драм, выходящих за пределы плохо написанных диалогов для вечернего сериала. Простые керамические стаканчики не подходили для коллекционного сакэ; так и не разобранные пакеты с дорогущими шмотками выглядели просто кучей мусора в углу скромной квартиры. «Если всё так плохо, – подумал вдруг Хару, – то пусть станет ещё хуже. Пусть произойдёт самое-самое плохое, что может быть, чтоб потом уже не бояться». Он допил сакэ – тёплое, горьковатое – и мотнул головой: – Нет. Всё, как надо. От дорогого алкоголя опьянение наваливалось мягко, почти незаметно. Немного шумело в ушах, и картинка расплывалась перед глазами – и в то же время казалось, что мысли пока вполне ясные. А потом пол просто ткнулся в спину, потолок закружился, и стало ясно – всё, финал. – Зачем? – спросил Хару куда-то вверх, часто моргая; глаза от света резало, и они слезились. – Чего ты… чего ты хочешь? Дайске вдруг возник рядом и навис над ним; Хару захотел отстраниться, но сил не хватило, и тогда он просто закрыл руками глаза. Комната раскачивалась из стороны в сторону, как лодка, которую несёт по реке. – А ты чего хочешь? – прозвучал ответный вопрос. Запах выделанной кожи, обжигающей свежести, табака, а теперь ещё и разгорячённого тела плескался вокруг, проникал повсюду; Хару плыл в нём, погружаясь глубже и глубже. «Чего я хочу?..» – Утонуть насовсем, – сказал он честно. И вдруг увидел, как наяву, ту самую сцену на мосту, в первый день знакомства; себя, такого нелепого, и Дайске – недосягаемого и непонятного… И попросил, не зная, к кому именно обращается: – Руку. Дай мне руку. Но Дайске, разумеется, не ответил – ни тот, призрачный, ни настоящий. Хару сорвался в воду и захлебнулся. – Утонул, – сказал он и засмеялся – или подумал, что засмеялся. Ладонь у него почему-то стала мокрая, и лицо тоже.***
Дайске в тот вечер ушёл, не дожидаясь его пробуждения, но зачем-то перед уходом помыл посуду, убрался – мусор, конечно, пришлось сортировать заново – и забрал с собой пакеты с дурацкими шмотками, кроме того свитера с задницей-сердцем. Хару весьма смутно помнил, что наделал или наговорил спьяну, но, кажется, ничего особо страшного. По крайней мере, напарник не начал его избегать или брезгливо морщиться при встрече, наоборот – они словно вернулись в старые добрые времена. Никаких домогательств, этических ловушек и прочей ерунды – просто напарники, просто работа. С облегчением выдохнули все, включая шефа, а Саэки и вовсе устроила пир, угостив коллег домашним печеньем. Правда, сохранились некоторые странности. Порой Дайске словно выпадал из реальности, в упор разглядывая напарника, неосознанно трогал собственные губы указательным пальцем и рвано выдыхал. К счастью, это случалось редко, продолжалось считанные секунды, а затем всё возвращалось на круги своя. Погода планомерно ухудшалась; работа копилась, как снежный ком; рок-фестиваль приближался с неотвратимостью поезда, несущегося по рельсам. Но любое затишье рано или поздно подходит к концу. – Като-кун, Камбэ-кун – у нас сообщение о готовящемся теракте, – сообщил по телефону шеф, выдёргивая их с другого расследования, где оставалось только схватить мошенников с поличным и препроводить в участок. – Первый отдел уже по уши увяз в другом деле, они не приедут. Я вышлю вам на подмену Камэя… Успеете? Саэки-чан, отправь им информацию, – попросил он куда-то в сторону. Хару переглянулся с напарником. Тот кивнул: – Поедем на моей машине, как только прибудет Камэй. Судзуэ его подстрахует, так что накладок быть не должно. Ты готов? – Ещё бы! Перед фестивалем в городе обустроили и реорганизовали несколько концертных площадок. Одну из них, в парке Уэно, у озера, выделили под выступления «камерных» групп с небольшим количеством поклонников. Но кто-то из активистов вытащил на свет божий старый ролик, в котором одна из таких групп громила сцену в другом городе… Начались сборы подписей в защиту павильона, протесты – а теперь, когда фестиваль запустили на полную катушку, и угрозы. Информация о взрывном устройстве могла быть фейком – а могла и не быть, и тогда бы погибло много народу. – Они отказались эвакуировать людей? – не поверил своим глазам Хару, прочитав сообщение Саэки. – Рехнулись они, что ли? Какие деньги? Жизни дороже! Дайске задумчиво побарабанил пальцами по рулю, виртуозно лавируя в потоке машин. – Я прикидывал, не стоит ли выкупить права и прервать концерт, – ответил он наконец. – Но если устройством управляют вручную, то есть риск, что его подорвут при первых признаках эвакуации. – У нас есть сорок минут до срока, указанного в предупреждении, – пробормотал Хару, в который раз перечитав текст. – Ты можешь ехать побыстрее? Дайске усмехнулся, искоса взглянув на него: – Ты сам попросил, Като. В итоге до места они добрались в рекордные сроки. Подъехать прямо к сцене не удалось – повсюду были люди, люди, люди, какое-то огромное количество людей; те, кто не смог занять места в зале, пытались послушать концерт снаружи. Все подъездные аллеи оказались забиты транспортом… Даже на озере – и то было не протолкнуться, хотя пользоваться лодками и катамаранами перед фестивалем запретили. Найти в этом хаосе бомбу было всё равно что отыскать иголку в стоге сена, которое постоянно перемешивают. А времени оставалось всё меньше… – Устройство пронесли до концерта, значит, это сделал кто-то из персонала, – бормотал Хару, повторно просматривая видео на ускоренной промотке. – Но в объективы камер никто подозрительный не попал… HEUSC может найти взрывчатку? – Дроны ищут, – коротко ответил Дайске. – Не так много мест, где она может быть. Хотя странно, что её ещё никто не заметил. «Не заметил… – эхом отдалось в голове. – Не заметил…» Озарение было ярким, как вспышка молнии. – Пиротехника! – хрипло выдохнул Хару. – Зачем им тащить коробки с пиротехникой, если её запретили использовать на концерте? …они всё-таки успели – в последний момент. Бомба обнаружилась в одном из ящиков с неиспользуемым реквизитом, который сгрузили сбоку от сцены. Разумный ход – никто бы и не подумал туда заглянуть, пока не стало бы слишком поздно. Дроны облепили смертоносное устройство – и взмыли выше, выше… Взрыв прогремел на безопасном расстоянии, но кое-что предотвратить не удалось. Панику. Обезумевшая толпа буквально вынесла их наружу и высыпала на берег озера. Хару сбили с ног и едва не затоптали; Дайске повезло чуть больше – его оттеснили на деревянный мостик-дорожку над озером, где было более-менее безопасно – даже в панике люди инстинктивно старались держаться подальше от холодной воды, тем более что с неба тоже временами начинал сыпать снежок… Через несколько минут всё более-менее успокоилось. Начали прибывать патрульные машины – шеф запросил подкрепление; конечно, оставалось ещё самое сложное – найти злоумышленника, но взрыва со множеством жертв уже удалось избежать. «Неужели повезло?» – подумал Хару. И – увидел чётко, как в замедленной съёмке, как высокая фигура-декорация в виде свечи падает прямо на деревянный мост. Вся конструкция затрещала, накренилась, разваливаясь… Дайске не успел среагировать – и съехал в ледяную воду, как был, в пальто и в ботинках. Никогда ещё Хару не бегал так быстро. Глубина в том месте не представляла особой опасности – летом, когда было тепло. Но не сейчас, в декабре, когда температура воды ошеломляла, а тяжёлая одежда тянула на дно вернее, чем ведро с бетоном из гангстерских фильмов. Он скинул с себя куртку на ходу, сбросил ботинки – и съехал по накренившемуся мостику прямо на глубину. Вода была обжигающей – настолько, что в первый момент от шока едва не выбило весь воздух из лёгких. Дайске ещё барахтался, но никак не мог выпутаться из пальто и всплыть. Хару сам не понял, как умудрился вытянуть его – и затем выбраться на мост, проскальзывая по мокрому дереву. На берегу Дайске некрасиво вывернуло озёрной водой, а затем скрутило кашлем, но на сей раз самое страшное действительно было позади. – Пиджак сними, он мокрый, – сказал Хару, стряхивая влагу с волос, и протянул ему свою куртку – грязноватую, но совершенно сухую. – И надень. Ему самому сейчас было жарко – на контрасте, но он знал, что это только на полминуты, не больше, а затем пойдёт обратная реакция. – А т-ты? – спросил Дайске, глядя совершенно круглыми от шока глазами. – Я крепче, – коротко ответил он и, не дожидаясь, пока напарник очухается, вытряхнул его из мокрого пиджака, сдёрнул рубашку – и напялил на него сверху тёплую, сухую куртку. – HEUSC, забронируй номер в ближайшем отеле, – донеслось глухо из-под капюшона. – То есть – нет? А… Да. Да, подтверждаю. …Порой даже деньги Камбэ оказывались бессильны – нельзя оплатить номер, если за него заплатил кто-то ещё. Все окрестные отели и впрямь оказались забитыми из-за фестиваля, но один номер нашёлся – в гостинице аккурат за тем местом, где они бросили автомобиль. Правда, именно что один, и даже не люкс. – Т-тут нет ванны, – удивлённо крикнул Дайске, заглянув за дверь. – Т-только душ. У него уже зуб на зуб не попадал от холода. Кондиционер в номере работал во всю свою невеликую мощь, нагнетая тёплый воздух температурой двадцать восемь градусов, но комната не могла прогреться быстро. – Иди первым, – сказал Хару, с трудом стягивая с себя мокрые джинсы – они словно примёрзли к ногам; его тоже колотило, но напарнику горячая вода явно была нужнее. – Я потерплю. – Здесь большая кабина. Пойдём вместе. Хару показалось, что он ослышался. – Чего? Дайске стоял в дверях ванной, невозмутимо стягивая с себя одежду – точнее, лицо-то у него полыхало, но это могло быть следствие недавнего купания в озере. Зато голос уже пришёл в норму, и привычные высокомерные интонации вернулись тоже. – Я сказал, иди сюда, здесь большая кабина. Температура тела разом подскочила, и пульс зачастил. – Нет. – Тебе нужно согреться. – Я… я потерплю. Абсолютно голый и безупречно самоуверенный, Дайске скрестил руки на груди и глянул на него свысока: – Ты меня боишься, Като? Это был, во-первых, бред, а во-вторых, явная провокация, но Хару повёлся. – Кто кого должен бояться, – пробубнил он, стаскивая мокрые носки по одному. – Я выше тебя на десять сантиметров. – Ну, если это всё, чем ты можешь гордиться, у меня для тебя плохие новости, Като, – донеслось из ванной. «Ещё и издевается!» Первые три минуты им действительно было не до неловкостей. Они просто стояли спиной к спине под металлическим кругом, из которого били тугие струи горячей воды, и впитывали тепло. Постепенно дрожь отпускала; одеревеневшие мышцы расслаблялись. Вскоре Хару понял, что уже может думать о чём-то другом, кроме того, как ему холодно, и машинально потянулся за шампунем, чтобы вымыть из волос запах озёрной тины. И – наткнулся на руку Дайске. От внезапного осознания кинуло в жар. «Мы наедине. Вдвоём. Без денег, без супер-техники, даже без HEUSC… И без одежды». – Что такое, Като? – протянул Дайске насмешливо и, отпихнув его руку, первым выхватил бутылочку с гелем. – Какие-то проблемы? «Ну да, – растерянно подумал Хару, боясь пошевелиться. Напарник, фыркая, намылил волосы; затем к сливу потекла пена. – Всего одна проблема, но она увеличивается в размерах». – Тебе помочь? – вкрадчиво прозвучал вопрос за плечом. – Разумеется, я имею в виду волосы. Ты знаешь, что у тебя водоросли за ухом? Одно лёгкое прикосновение – вскользь, кончиками пальцев – обожгло плечо, и почти сразу же на затылок плюхнулась порция прохладного геля. – Камбэ. Прекрати, – тихо попросил Хару. Его снова била дрожь, но на сей раз не из-за переохлаждения. – Прекратить – что? – насмешливо отозвался Дайске, запуская пальцы ему в волосы и мягко массируя кожу; пена быстро смывалась под струями воды и щекотно утекала по спине между лопатками. – Я всего лишь помогаю своему семпаю. – Не… не надо. – Но я же должен отблагодарить семпая за спасение моей жизни? – И перестань меня так называть. – Но ты ведь семпай, м-м? Семпай. Семпа-а-ай… Хару резко развернулся, попавшись на провокацию – и тут же понял, что это была ошибка. Они оказались лицом к лицу, очень-очень близко, и Дайске запрокинул голову, словно тоже ждал… словно хотел… Губы у него были розовые – и слегка приоткрытые. «Нельзя привыкать к тому, что не можешь себе позволить, – повторил мысленно Хару, чувствуя, что уже плывёт. – Нельзя. Нельзя». И – склонился, заключая чужое лицо в рамку своих ладоней. Первый поцелуй вышел долгим и медленным, неловким из-за того, что вода стекала по лицу и попадала в рот. Сначала Дайске замер, только позволяя себя гладить везде, где получалось дотянуться, а затем сам подался навстречу, прижимаясь всем телом, и обнял в ответ. «Нельзя. Нельзя. Нельзя… А, к чёрту». Хару отстранился и, поймав его взгляд, ясно произнёс: – Я тебя люблю. Если Дайске и хотел что-то сказать, то явно забыл, что именно; глаза у него распахнулись широко-широко. – Что? – Я тебя люблю, – повторил Хару, потому что так было честно. Пусть слова пришли только сейчас, но чувство – то самое, обжигающее и холодное одновременно – появилось уже давно. Может, в тот день, когда он орал на Дайске на крыше; или даже раньше, вместе с той дурацкой коробкой конфет… «Может быть, оно вообще было с самого начала». – Погоди, – тихо попросил Дайске, легонько отталкивая его. Лицо у него стало растерянным. – Я… Дыхание на секунду перехватило. «Понятно. Значит, надо будет завтра запросить перевод куда-нибудь подальше». Хару осторожно поцеловал его в висок и, отодвинув ширму, сделал шаг из кабинки, оскальзываясь на мокрой плитке. – Стоять, – прилетел ему окрик в спину. Когда Дайске нервничал, то совершенно забывал, что людям можно не только отдавать приказы, но и просить. – Сядь на кровать и жди. Я сейчас. «Сейчас» растянулось на полчаса. Кондиционер продолжал шпарить, превращая номер в настоящее пекло. Волосы у Хару даже успели просохнуть и теперь стояли дыбом. В коридоре иногда слышались голоса – звукоизоляция тут хромала. Наконец шум воды в ванной стих. – Нам надо поговорить, – произнёс Дайске, появляясь на пороге комнаты. Вокруг бёдер у него было повязано полотенце; кожа порозовела от тепла –словом, смотреть на напарника сейчас было сродни пытке. – Угу, – кивнул Хару сдавленно, опустив взгляд на собственные пальцы, сцепленные в замок. – Думаю, нам не повредит немного откровенности, – добавил Дайске, подходя ближе, и остановился в двух шагах, скрестив руки на груди. – Во-первых, мне нравится над тобой издеваться: ты забавно реагируешь. И не держишь обиды. От неожиданности меланхоличные мысли об увольнении вышибло из головы куда подальше. – Чего? – Я не собираюсь повторять, Като, – вздёрнул он подбородок ещё выше. – Во-вторых, я не просил Судзуэ вешаться тебе на шею. И фильм – тоже её инициатива. А когда она вернулась домой, то ударила меня. Вот сюда, – и он постучал пальцем по линии челюсти, усмехнувшись. – А у Судзуэ сильный удар. Хару вспомнил маленькие, но очень быстрые кулачки, и ему стало смешно: – Ну, ещё бы. – В-третьих, – спокойно продолжил перечислять Дайске, – я тебя поцеловал. В тот раз, когда напоил, и ты отключился. И это заставило меня… задуматься. «О чём?» – хотел спросить Хару, но не рискнул. В горле у него резко пересохло. – В-четвёртых, я собираюсь оплатить тебе психотерапевта: у тебя явные проблемы с заниженной самооценкой на фоне повышенной ответственности. А лучше было бы наоборот. Полотенце с шелестом упало на пол; Дайске переступил через него и сделал один, два, три шага, пока не очутился вплотную… а затем сел к Хару верхом на колени так, словно это была самая естественная вещь на свете. – А теперь, – сказал он, растягивая губы в нервной улыбке, – мы продолжим с того момента, где остановились. В коридоре кто-то взвизгнул, рассмеялся, побежал, впечатывая пятки в пол; забранилась горничная, громко сетуя на опрокинутую тележку. Из-за того, что в номере царил полумрак, подсвеченный контур двери казался ярким, точно подведённым краской. Пахло мылом и чистотой; из ванной до сих пор валил пар, и слышно было, как вода капает в душевой кабинке. «Да у него тоже стоит, – с опозданием осознал Хару. – Он что, хочет? Правда?..» А вслух спросил только, положив ему руку на поясницу: – Можно? Лицо у Дайске полыхало; румянец уже заливал шею и даже плечи, но голос оставался ледяным – хоть сейчас овощи морозить: – Я думал, что выразился вполне однозначно. И Хару не выдержал – стиснул его в объятиях, насколько сил хватило, целуя, куда только дотягивался, и шепча: – Люблю, люблю, люблю, люблю. А потом замер, тяжело дыша. «Это взаправду. Взаправду». Дайске поёрзал у него на коленях, утыкаясь носом в чувствительное место между шеей и плечом, и еле слышно выдохнул: – Мы займёмся сексом? – М-м, угу. – Я подготовился. Хару недоверчиво моргнул. И – скользнул пальцами ему по пояснице ниже, ниже, между ягодиц… – Ого, – пробормотал он. – Ничего себе. «Так вот на что он потратил эти полчаса». – Давай, – сквозь зубы приказал Дайске, вцепившись ногтями ему в спину. Больше медлить было уже физически невозможно. Гостиничные простыни немного царапали кожу и пахли дешёвой прачечной; за дверью ходили, громко переругивались, хохотали, стучали каблуками, горланили песни… Но сейчас это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме Дайске, который жмурился, вздрагивал, тяжело дышал – но всё равно тянулся навстречу, целовал, выгибался и разводил ноги пошире. «Какой же ты… – думал Хару, выцеловывая ему ключицы – а может, и говорил вслух. – Какой же ты, а…» У чистой кожи был вкус; а если вылизывать шею языком, то можно было проследить сердцебиение, которое участилось, когда Дайске почувствовал проникновение – и напрягся на мгновение, а затем рвано, неровно выдохнул, явно заставляя себя расслабиться. – Ты царапаешься, – шепнул Хару, ощутив цепкую хватку у себя на плечах. – А ты тормозишь, Като… х-ха… семпай. Хару ничего не ответил и толкнулся сильнее. Дайске застонал ему в шею и сжал коленями бока. «Мой, – крутилось в голове. – Мой, мой, мой…» А потом тело под ним выгнулось как-то по-особенному и разом обмякло, и почти тут же Хару тоже стало очень хорошо. Где-то под кроватью в кармане куртки надрывался мобильник – коллеги их явно потеряли и уже почти отчаялись найти. – Давай ещё, – прозвучал расслабленный голос над ухом. – Хочу. Хару не возражал; в конце концов, номер они сняли до следующего утра.***
…Все подушки и одеяла Дайске подгрёб под себя, словно так и надо. Из вороха ткани виднелось только плечо, взъерошенный затылок и ухо. – Не считается, – невнятно произнёс он. У Хару аж в глазах потемнело. «Это в каком смысле?» – оторопело подумал он. – Не считается, – повторил Дайске. – Я про нарушение принципов. «Нет смысла привыкать к тому, что ты не можешь себе позволить». Но ты можешь. Так что не считается. Повисла пауза. – Знаешь, – хмыкнул Хару, почесав в затылке. – Над признанием тебе ещё работать и работать… Ай! Ну зачем пяткой-то? Гора подушек и одеял невнятно пробубнила что-то в ответ, явно не испытывая ни малейших угрызений совести. Хару обнял её, закидывая ногу поверх для надёжности, и закрыл глаза. Было очень хорошо. …а на языке почему-то ощущался привкус шоколадных конфет, тех самых, которые не по карману обычному человеку – с согревающей перечной остротой и обжигающим ментоловым холодком. Очень сладких.