Семантика заботы

Шум толпы приветствует победителей. Кто-то радуется выигранной ставке на игроков, а кто-то меняется в лице от потери. Жизнь и смерть давно смешались в этой выдуманной утопии под названием «Пляж», в мире, которого нет. Победный возглас Нираги раздается из машины ещё у самых ворот. Военные почти никогда не проигрывают. Ходячие машины для убийств под предводительством Агуни. Толпа приветствует всех. Нираги с радостным улюлюканьем спрыгивает с машины, и в мгновение его лицо перекосило от боли, а ноги подкосились, но Нираги цепко сжал зубы, тут же выпрямляясь, вскидывая автомат на плечо, с привычной ухмылкой следуя вместе со всеми, ни единым мускулом на лице не давая понять, что сейчас произошло. Не в его правилах показывать слабости, он никогда не проигрывает. Заживет. Царапина. Кровавых следов в ночи все равно никто не заметит. Толпа рукоплещет и поглощает в своем шуме празднования, и Нираги быстро растворяется в ней. Неровные шаги по коридору выдают его в тишине — он медленно хромает, кривясь и сцепляя зубы от боли. Игра была несложной, всего-то шестерка пик. Почти что бег с препятствиями, но Нираги попал под пулю. Пока адреналин бил в крови, разбираться было некогда, а теперь можно возвращаться в свою нору и зализывать раны. Никто не должен видеть его таким. Кроме одной внимательной пары глаз, что безразлично наблюдала за ним с другого конца коридора. Дверь в номер захлопнулась, и Чишия с тихой ухмылкой оттолкнулся от стены, которую подпирал уже некоторое время, и, не вынимая руки из карманов, медленно последовал по кровавому следу, что тянулся за Нираги. Рука парня мягко легла на ручку двери, и та поддалась, впуская в номер яркую полоску света. Нираги сидел на полу в темноте, освещаемый лишь большим окном во всю стену, в номере пахло алкоголем. — Если рану не обработать, может развиться заражение, а ногу придется ампутировать. Не боишься потерять свой авторитет? — спокойно спросил Шунтаро, закрывая за собой дверь. — Какого, блять, хрена ты здесь делаешь? — недовольно прошипел Нираги, дернувшись, словно затравленный зверь, мгновенно схватившись за автомат, направляя дуло на Шунтаро и зло оскалившись, тут же срываясь на тихое шипение от боли в ноге. — Пришел поиздеваться? Ну, так, клянусь, это будет последнее, что ты сделаешь в своей блядской жизни. Чишия замер, скептично вскидывая брови, безразлично глядя на военного, даже не обращая внимания на направленный на него автомат. — Пуля, верно? Достал уже? Судя по всему, ты потерял много крови, повезло, если не задеты артерии, а может пуля вообще прошла навылет, — спокойно продолжал рассуждать Чишия, а затем нехотя вытащил руки из карманов и медленно поднял их вверх на уровне лица, склонив голову набок, выжидающе глядя в лицо Нираги. -Хули ты ведешь себя, словно самый умный? — зло прошипел Нираги, прищурившись, целясь прямо в Шунтаро. Чишия только слабо улыбнулся. — Доверься мне. Военный долго смотрел на него, зло прищурившись, понимая, что в чем-то он прав, и все-таки опустил оружие, потянувшись снова за бутылкой какого-то крепкого алкоголя, сразу же прикладываясь к горлышку. — Без понятия, очередная царапина, не более, затянется за пару дней, — хмыкнул Нираги, скривившись от крепости алкоголя, что явно был у него вместо обезболивающего. Чишия подошел к нему ближе и присел на корточки, внимательно рассматривая ногу, протягивая к нему руки, но Нираги тут же дернулся, снова хватаясь за автомат. Чишия замер с протянутыми руками, вскидывая на него свои кошачьи глаза, внимательно и цепко глядя на него в ответ, словно давая понять, что ничего плохого не сделает. — Нужно сделать перевязку, а ещё лучше — прижечь, — констатировал Чишия, поднимаясь с пола и направляясь в ванную. — Бинты есть? Чишия хозяйничал в его номере так, словно он ухаживал за трехлетним ребенком, а не за живой машиной для убийств, обещавшей при случае снести ему голову. — В ванной были какие-то тряпки и что-то от медикаментов, — отмахнулся Нираги, пытаясь сесть удобнее, подтягивая к себе больную ногу, а затем клацнул рукоятью автомат свет в номере. В ванной шумела вода, а затем все стихло, и Чишия вернулся с набором первой помощи и миской воды, опускаясь перед Нираги на колени. В руке Шунтаро что-то сверкнуло, и не успел Нираги дернуться, чтобы остановить его или защититься, как острый короткий нож с треском ткани скользнул вдоль штанины, разрезая ее пополам. — Какого…! — дернулся было Нираги, зарычав, но Чишия даже не обратил на него внимания, надавив на его бедро, рассматривая рану, заставляя Нираги заорать от боли и дернуться. — Вошла не глубоко. Можно не зашивать. Возможно, потребуется санация, — спокойно констатировал Чишия, все так же абсолютно безразлично относясь к его возмущению и злому взгляду. — Лучше выпей ещё и зажми чем-то рот, вынимать пулю больно, — спокойно предупредил Чишия, отпуская, наконец, его ногу и возвращаясь ко всем инструментам, которые ему удалось собрать в его номере. Нираги вообще был явно не поклонником традиционной медицины, уверенный, что все на нем заживает, как на собаке. — Тоже мне… — хмыкнул Нираги, но послушно потянулся снова за бутылкой. — Ты в прошлой жизни был врачом? — Кто знает, — уклончиво ответил Шунтаро, взяв пинцет, а затем забрал у Нираги бутылку, смочив бинт и обработав пинцет алкоголем. Он уже собирался вернуть ему «обезболивающее», как его рука дрогнула и часть жидкости пролилась на открытую рану, заставляя Сугуру снова дернуться от боли, но Чишия тут же прижал к ране смоченный в алкоголе бинт. — Мать твою, да ты охуел! — зарычал Нираги, перехватывая его руки от своей раны, дернув его следом к себе за воротник. — Я размажу твои мозги по стенке и буду смотреть на них, как на натюрморт. — Я предупреждал, будет больно, а мне нужно обработать рану, — спокойно возразил Чишия, поднимая руки, показывая, что его намерения чисты. Нираги зло прожигал его взглядом, взвешивая все «за» и «против», уже пожалев, что вообще пустил его, а затем разжал пальцы. — Что это была за игра? — решил перевести тему Чишия, аккуратно убирая кровь вокруг раны, а затем снова взявшись за пинцет. — Пики. Шестерка. Что-то вроде бега с препятствиями. Только препятствия тоже быстро бегали и, сука, отстреливали нас так же ловко. Такая нелепость… — вдруг усмехнулся Нираги, как будто погружаясь в воспоминания, совсем отвлекаясь от того, что делал Чишия. — Нужно было бежать за белым кроликом, всего-то, сука, за кроликом… А этот кролик в итоге… Блять! Нираги дернулся от боли, тут же зажав рот кулаком, кусая его со всей силы, шумно сопя в нос, пока Чишия зажал его ногу, ковыряясь в ране пинцетом, чтобы достать пулю. Лицо его было спокойным и абсолютно незаинтересованным, словно он занимался этим каждый день по 5 раз, и страдания Нираги не вызывали у него абсолютно никаких эмоций — плевать. Успокоить его, по правде, он тоже не пытался. Пуля звякнула о поднос, а следом за ней пинцет. Нираги тяжело дышал и был бледный, как полотно. Он потянулся снова за бутылкой, скривившись в лице, и шумно выдохнул. Пульсирующая боль отпускала. — Догнал кролика-то? — усмехнувшись, искоса глядя на него, продолжил Чишия, словно абсолютно ничего не случилось, и принялся разматывать бинт. — Подержи здесь, — тут же перебил его Чишия, не давая продолжить, прикладывая бинт к его ноге. — И немного согни ногу. Нираги же только послушно зажал, где его просили, и слегка согнул ногу, поморщившись, чувствуя, как кровь хлынула с новой силой, мгновенно пропитывая собой тонкий бинт. — Новички умерли сразу, — продолжил говорить Нираги, ухмыльнувшись, убирая руку, когда Чишия слегка стукнул по его пальцам. — Бесполезные куски мусора, только приходят и кричат: «Что делать?! Что делать?!». Вам — только сдохнуть. Ни на что не годные мешки с дерьмом. Слабые и никчемные, — зло шипел Нираги, глядя куда-то перед собой. — Я бы расстреливал таких на месте ещё в начале игры. Они всегда только мешают, если им удается продержаться хотя бы дольше, чем успеют сделать шаг. Жалкие ничтожества… Нираги говорил, глядя перед собой в никуда, и, казалось, даже не замечал больше Чишию. Парень как будто был не здесь. Как будто все его слова сейчас были сказаны только для самого себя, и, говорил бы в ответ что-то Чишия или нет, было бы абсолютно не важно. Но Чишия молчал. Ему вообще было все равно до чужих душевных терзаний. Он не любил копаться в душах людей, если это не могло принести ему собственной выгоды. За словами же Нираги скрывались тонны обожженных чувств, которые взвоют, если их коснуться. Собака вонзает клыки в каждого не от хорошей жизни, но даже самого злого зверя можно укротить лаской. — Готово, — оповестил его Чишия, завязывая последний узелок потуже. — Не болей, — насмешливо сказал парень, отряхнув руки. Повязка была простой, но выглядела профессионально. Кое-где сквозь бинты просвечивались бурые пятна крови, однако больше это не было похоже на кровавое месиво. — Держи трофей, — хмыкнул Чишия, всунув в его руку пулю, вытащенную из ноги. Парень уже было собрался подняться и уйти, как вдруг Нираги резко схватил его за руку и дернул обратно на себя, заставляя парня пошатнуться, выставляя вперед руки, падая обратно почти перед лицом Нираги, встречаясь с его черным, блестящим взглядом. — Какого хрена ты замышляешь? — тихо прошипел Нираги, вглядываясь в его глаза. Чишия безмятежно улыбнулся, удивленно вскинув брови. — О чем ты? — Нахера ты меня сейчас перебинтовал? Потом с меня возьмешь должок? А? Посмеяться надо мной вздумал? Говори, блять, — Нираги почти рычал, глядя в его лицо, пытаясь найти хоть малейший подвох в его спокойной улыбке, которая раздражала до дрожи.  — Все зависит от того, с какой стороны посмотреть, — уклончиво пожал плечами Чишия, продолжая спокойно улыбаться, холодным взглядом глядя в его глаза. — Думаешь, я растаю и буду рассыпаться в благодарностях? Дохуя хочешь, скажи спасибо, что мозги по стене не размазал, — прорычал Нираги, почти отшвырнув от себя Чишию. Сейчас он очень напоминал загнанную бешеную псину, которая привыкла бросаться на любую протянутую руку, и Чишия это прекрасно понимал. Если собаку постоянно бить кнутом, то даже пряник рано или поздно начнет причинять боль. Нираги же просто не знал, что такое пряники. Боль, похороненная под коркой брони, выращенной острыми шипами наружу, рано или поздно кислотой прожигала плоть, заставляя уничтожать вокруг все, что могло вызывать чувства, давно похороненные под грудой обломков собственной души. Нираги боялся этой боли больше всего. — Советую не напрягать ногу, быстрее заживет, — вдруг окликнул его Чишия, остановившись у двери, привычно не вынимая руки из карманов. — На мне все как на собаке заживает, — огрызнулся Нираги, делая очередной глоток из бутылки. Чишия усмехнулся, искоса посмотрев на него, и уже было потянулся к ручке двери, как Нираги его снова окликнул. — И спасибо, что побеспокоился, — голос его звучал как-то неуверенно и чуть более неровно, словно он долго собирался с силами ради этой фразы, но тут же он перебил сам себя, рыкнув уже более зло. — Скажешь кому-нибудь — убью. Чишия, наконец, повернул голову в сторону Нираги, и встретился с его глубоким, темным взглядом, словно пытаясь найти в нем что-то. Что-то, что выдавало в нем ещё человека, хотя бы из прежнего мира. — Спокойной ночи, Нираги, — усмехнулся Чишия и, наконец, взялся за ручку двери, оставляя Нираги в одиночестве. Парень ещё долго смотрит на свою перебинтованную ногу, и его распирает злость. Какого хрена он это сделал? Что он от него хочет? Никто в этом мире не делает ничего просто так. Никто никогда не делал для Нираги ничего просто так. Все всегда используют других, и эта блядская улыбка в первую очередь говорила о том, что Шунтаро — тот ещё мерзкий тип. Нираги злился, но в первую очередь на себя. Что-то предательски дрогнуло в нем под толстой броней шипов. Дверь тихо закрылась за его спиной. Чишия привычно засунул руки в карманы и огляделся — в коридоре было пусто. Накинув капюшон, парень, тихонько мурлыча себе под нос незамысловатую мелодию, неспешно направился к себе в комнату. Он и сам не знал, что заставило его пойти за Нираги. Вербовать его к себе в напарники он не собирался — себе дороже. Порой, он ненавидел Нираги каждой частичкой своей души. Скука? Ему было чем заняться. Жалость? Чишия давно потерял ее после прибытия в это странное место. Возможно, впервые за долгое время в нем шевельнулось что-то настоящее, что он давно похоронил в прежнем мире. Возможно, в первые он захотел помочь просто так. Тихо насвистывая себе под нос, Чишия только шире ухмыльнулся. Его время придет.