Связанные музыкой

— Непривычно тихо. — Медленно, практически шёпотом проговорил Ласт, будто боясь нарушить это даже жуткое безмолвие. Квартира была абсолютно пуста, обычно он редко когда мог остаться дома один. Эррор, несмотря на его характер, в некой степени был домоседом. Поэтому чаще всего именно глюк оставался один, когда он или Блу отправлялись по делам.       Ласт неловко осмотрелся. Слишком безмятежно. А ожидание скорой, скорее всего супер тяжёлой встречи грузом давило на него. Грозя тут же превратить его, его уверенность и его психическое состояние в блинчик.       Ласт глубоко вздохнул, он так привык, что вокруг него всегда происходит какой-то пиздец. Сейчас, наконец получив редкое затишье, он был отнюдь не рад. Где же привычные громкие вопли Блу о том, что кто-то опять взял его краску для волос? И несколько гнусный, но одновременно неловкий смешок Эрра, который старательно прячет испачканные серебристой краской руки в карманы. Или же их извечные крики о том, чья же кухня, и подпустит ли Эррор Свапа к странному запертому ящику. Хотя даже если и пустит, то Голубика всё равно не сможет открыть таинственную дверцу. Он и Блу один раз попытались его открыть, когда Глюк отправился на рынок. Очевидно у них ничего не вышло, казалось, что замок крепче и хитрее, чем сама заветная шкатулка, что так заманчиво стоит на самом видном месте.       Ласт вздохнул, внезапно его глаза заблестели. Точно! Раз за долгое время, впервые никого из этих двоих нет дома… Розововолосый вышел на балкон, он хорошо скрылся между уже пожелтевшими листьями растений. Он прищурился, на секунду замер, и только потом легким движением взял горшок с жухлым растением. Спустя пару быстрых действий, небольшой слой земли исчез, открыв зип-пакетик. Ласт выудил пакет из земли, несколько брезгливо его отряхнул, вытер немного грязные пальцы платком и только после всех этих махинаций достал содержимое. Эх, даже пачку сигарет, приходится прятать будто это героин. Тонкая длинная никотиновая палочка, на конце которой разгорался огонек.       Ласт выдохнул облачко густого дыма. Надо же, он и вправду давно не делал этого. Раньше, конечно, эти двое не мешали ему. Но после того, как у него начался долгий не проходящий кашель, сигареты отправились под строгий запрет. Розововолосый, конечно, и сам понимает, что это не хорошо, но иногда сдают нервы. Как, например, сейчас, его руки слабо дрожали, губы были поджаты, а тонкие брови нахмурены. Он не знал, почему так волновался. Может потому, что он просто взял и решился на то, что не мог сделать уже как год? С бухты барахты, просто от внезапной мысли… Ласт несколько печально улыбнулся, эти двое так сильно на него повлияли?       Густой дым скрыл его лицо. Розововолосый вновь закрыл глаза, устало откинувшись на спинку стула, закинув на правую ногу левую и покачивая ей. Его взгляд был размыт, голова опущена вниз, а пряди волос лежали на лице. Он выглядел меланхолично и печально, но в тоже время эфемерно, будто готовый в ту же секунду полностью исчезнуть в облаке сигаретного дыма. Ласт постучал пальцами по столу, он не знал, чем себя занять. Конечно, пока его взгляд не зацепился за футляр от его гитары, который Блу опять вытащил на балкон. Юноша мягко рассмеялся, скрыв все улики, такие как пепел и фильтр от никотиновой палочки.       Ласт с интересом потянулся к футляру, постучав по нему, и только после этого вытащив оттуда гитару. Почему-то Блу раздражало, когда в гостиной были музыкальные инструменты, абсолютно любые, начиная от казу, которое непонятно откуда припер Эррор, заканчивая его гитарой. Поэтому Свап растаскивал их по другим местам: в кухню, на балкон, в ванную. Без разницы, главное, чтобы они не были в гостиной.       Розововолосый поудобнее взял гитару, решив не думать лишний раз о каких-то бзиках его друзей. Раздумывая о каждой странности этих двоих, он бы давно свихнулся. Юноша рассмеялся от таких мыслей, тонкие пальцы прошлись по струнам.       Мягкая мелодия начала звучать слабо, но с каждой секундой нарастала, становясь всё более громкой. Ласт хотел бы чего-нибудь спокойного и не волнительного, просто расслабиться. — Там, там, там, — пытался подобрать мотив и тон голоса розововолосый, хотя это и выглядело, как простой, непримечательный  напев. Нежно проводя пальцами по струнам, Ласт задумался, прежде, чем вновь сделать попытку. Музыка вновь начала звучать, в этот раз более спокойная, и не такая мягкая. Но даже так юноша всё ещё не мог подобрать, что ему сыграть, продолжая бессвязно выдавать мелодию. Зато кто-то на другой стороне ответил молниеносно. Виолончель звучала радостно и даже как-то слишком энергично, будто бы говоря «Я готов с тобой сыграть».       Ласт мягко рассмеялся на это, вновь вспоминая разные мелодии и пытаясь, что-то сыграть. С той стороны вновь послышался звучный ответ. Но юноше всё ещё хотелось чего-то другого, не яркого или энергичного. — Девочка влюбилась в море. — Его голос был нежным и протяжным, так хорошо подходящим для песни. Наконец, найдя нужные строки, подушечки пальцев начали уже более уверенно касаться струн, играя знакомую мелодию. На той стороне застыли, будто не ожидая, что ему ответят таким тоном. Вот только его соулмейт адаптировался очень быстро. Может он даже и не знал этой песни, но виолончель сыграла похожую мелодию, не такую, будто не зная, что именно нужно, но пытаясь её повторить. — Оно звало её за собой. — Ласт закрыл глаза и склонился немного вниз, так ему было удобнее. Он не любил заучивать песни и аккорды, они сами приедались к нему. Его музыка была лишь для души, поэтому он не хотел изучать то, что ему не нравится. Розововолосый подумал, что его соулмейт имел подобные мысли насчёт этого. Ведь сейчас виолончель никак не могла настроиться на непривычную мелодию, хотя уперто старалась, иногда протяжно фальшивя. Юноша улыбнулся на такие попытки его соулмейта. — Солнце освещало тропою. — Ласт вновь пропел строчку песни. Она ему нравилась, хотя играл он её редко. На той стороне упрямо пытались подстроиться под мелодию, но всё чаще проскальзывала фальш. Юноша не злился, даже если это портило всё звучание. Его даже радовал тот факт, что та сторона продолжала пытаться ради него. Виолончель продолжила несколько фальшивить, пока резко мелодия не стала нормальной. Ласт выгнул бровь, кажется тот нашёл аккорды к этой песни в интернете? — Путь овеянный мглой. — Розововолосый улыбнулся, виолончель, наконец, пристроилась к его мелодии. Было даже как-то непривычно слышать из неё такие звучания, ведь обычно они энергичны, ярки и позитивны. — Море волнуется раз. — Ласт прислушивался к той стороне, а волнении он уже и забыл, полностью погруженный в музыку. Его соулмейт будто только и ждал этого, когда он тихо пропел «Море волнуется два». Юноша не мог не признать, что прекрасный голос той стороны, для него стал звучать ещё более невероятно. Столь непривычный серьёзный и спокойный тон, что так завораживает разум и слух. «Море волнуется три», Ласт, чтобы ещё раз услышать этот чистый спокойный голос, пропустил строчку, отдав её соулмейту. — Море волнуется раз. Море волнуется два. Море волнуется три. — В этот раз их голоса вновь звучали в унисон. Юноша чувствовал, как сердце начинало стучать громче, почти сбивая его с ритма. Но даже так всё, о чём он мог сейчас думать, был лишь голос, столь прекрасный, когда тон его спокоен, а страсть к песне самая настоящая. Ах, ещё немного и он может влюбиться лишь в этот голос и завораживающие звуки виолончели. Протягивая последние слово, их голоса звучащие в унисон, будто превращались в один. -Ты не успеешь проснуться. — Ласт почувствовал некую печаль, когда на той стороне замолчали уступая ему строчку. Его тонкие пальцы вновь прошлись по острым и жёстким струнам гитары. Мелодия стала громче, полностью отвечая своему музыканту и его чувствам. Она вновь стала тише, когда на той стороне послышалось «Кричали ей птицы вдали», уступая место виолончели, что всё сильнее и сильнее звучала. — Дайте хоть раз в любви захлебнуться. — Ласт вновь подхватил строчку, когда началась его очередь. Столь знакомая ему и даже родная. Именно в неё он всегда вкладывал больше всего эмоций. Гитара и её звуки стали более протяжными и тихими. Другая сторона будто тоже это поняла, отчего звук его инструмента ослаб, будто теперь играя где-то вдали. Казалось, соулмейт прислушался к эмоциям Ласта в этот момент, почувствовав доселе хорошо скрываемую меланхоличную печаль. Розововолосый быстро собрался, и вернул привычный тон и ритм гитары. «Вздохнула и ринулась вниз». На той стороне это поняли, но даже так звуки виолончели казались более тихими и печальными, чем раньше. Это ещё больше погружало в песню. — Море волнуется раз. — Их голоса вновь слились практически в один. Это помогло Ласту очнуться от той печати, что пожирала его сердце изнутри. Кажется теперь он вспомнил, почему-то так редко играл эту песню. На той стороне виолончель стала ещё тише, практически исчезнув в мелодии его гитары. Но в чужом голосе проскальзывали обеспокоенные нотки, заставляя тот дрожать. — Море волнуется два. — Ласт попытался звучать менее печальным, он не хотел, чтобы его соулмейт волновался. Опять пропев строчку в унисон с той стороной, ему стало ещё легче. Песня близилась к концу и они оба это знали. Они редко играли вместе, но когда это происходило, их полностью охватывали эмоции. Для них обоих это было недопустимо, наверно поэтому они так редко это делали. — Море волнуется три. — Последняя строчка, сильное желание не расставаться вновь и последние жалобные звуки их инструментов. Ласт, наконец, открыл глаза  и увидел, как что-то мягко сеяло, будто нить, что тянулась вдаль. Но она тут же исчезла, словно мираж или эфемерный образ.       Розововолосый вернул гитару обратно в футляр, его некогда хаотичные эмоции вновь улеглись, став похожими на чистую водную гладь. Хотя, что-то внутри него всё ещё заставляло его взгляд быть тоскливым, а пальцы мелко подрагивать. Но даже так Ласт улыбался. Он включил телефон, посмотрев на время. До пяти часов осталось меньше десяти минут, которые он решил потратить на то, чтобы привести себя в порядок.       И ровно в пять часов. По всей квартире раздался ритмичный стук, столь чёткий и ровный, словно кто-то специально выверял ритм в миллисекундах. Розововолосый нервно сглотнул и в тоже время облегченно выдохнул. Он поспешил открыть дверь, и сразу же столкнулся с взглядом чёрных как мгла глаз. Киллер выглядел весьма необычно без своей извечной улыбки и растрепанных чёрных волос, что так привлекала к нему других. Ласт вздрогнул, но и в тоже время понял нечто важное. Сейчас Киллер абсолютно серьёзен, похоже теперь он решил, что пора покончить с проблемой, которая затянулась больше чем на год.       Розововолосый отошёл с пути, приглашая того внутрь. Киллер смерил того странным взглядом, будто смесь замешательства, настороженности и чего-то ещё. Ласт поспешил закрыть дверь и отправится в зал. Рыбка, так он раньше называл Киллера, присел на диван, скрестил руки на груди и выгнул чёрную бровь. Повисла неловкая тишина, разъедая спокойствие изнутри, оставляя лишь панику. — Удивительно, что ты позвал меня. Я думал, что ты всё ещё ненавидишь меня, — усмехнулся Киллер, но в его голосе совсем не было веселья, лишь хорошо скрытая вина и даже какая-то грусть. Ласт сжался, ему не хотелось вспомнить тот день, когда они поссорились. Он просто хотел… Забыть? Нет. Он хотел принять это и двигаться дальше. — Что было, то прошло. Я тоже был виноват в этом. — Розововолосый попытался улыбнуться, но уголки его губ дрогнули, показав, что тот действительно ничего не забыл. Собеседник удивлённо моргнул, прежде чем и вовсе недоверчиво посмотреть на человека напротив. Его чёрные брови приподнялись, а глупая ухмылка и вовсе исчезла. Киллер нервно рассмеялся. Ласт вздохнул, он что настолько сильно его шокировал? Он помнил, что защитной реакцией Рыбки на сильные эмоции и шокирующие вещи был смех. Розововолосый вздохнул, расплывчатые воспоминания вновь стали чёткими, будто налаживаясь поверх происходящего. Ласт слегка сжал свои волосы рукой, пытаясь заставить себя держаться в полном здравом уме.       И это было правильным решением, вскоре Киллер затих, смотря куда-то вбок. — Не врешь? — Спросил он, посмотрев прямо на розововолосого, его взгляд был пронзительным, будто добираясь до глубины души, заставляя ту болеть. — Не вру. Клянусь тем тапком, что ты хранишь как трофей, — мягко улыбаясь, проговорил Ласт, но в конце не сдержавшись, тихо хихикнул. Киллер тем более не смог, рассмеявшись. Он был удивлён, что тот всё ещё помнит. — Друзья? — Улыбался брюнет, протягивая свою бледную исцарапанную руку вперёд. — Безусловно, — улыбаясь, ответил Ласт, взяв чужую ладонь в свои, согревая ту, ибо его руки были намного теплее.