Новая классика

Полная луна меркнет в огнях ночного Ли Юэ. На причале сегодня сравнительно тихо. Изредка мелькают тени немногочисленных случайных прохожих, чьё внимание всё равно привлекает яркая картинка богатой столицы, а никак не одинокая фигура на не менее одиноком пирсе недалеко от моста. Спустив босые ноги в тёплую морскую воду, Нин Гуан сидела так уже почти два часа. А может и три. Она зареклась вести подсчёты, решив просто расслабиться. Просто отдохнуть, а не переосмыслить всё произошедшее. Просто отдохнуть, а не размышлять о будущем, о прошлом, о настоящем, о том, что станет, чего больше нет и что следует ожидать из того, что… Девушка прерывает водоворот мыслей и негромко усмехается самой себе. Опять. Опять Нин Гуан не справляется с простой задачей отдыха. Погружается в рабочие дела словно в глубокий омут, и не замечает ничего кроме. Не замечает, как сегодня прекрасен город, как мягкие волны греют будто бы саму её душу. Нин Гуан любила свой родной город, любила эти острые скалы, усыпанные зеленью, любила каждого хранителя покоя в Ли Юэ, даже спящих сторожевых у моста! Много чего глава группировки «Цисин» искренне любила, но всё оставалось томиться под горой служебных обязанностей перед подчинёнными, перед городом и, в конце-концов, перед самой собой. Не той Нин Гуан, что сейчас бездельничала на причале, а той, чьи портреты украшают залы славы Ли Юэ, чей образ вызвает немое восхищение даже у самых подлых злодеев. Той, от одного слова которой зависит судьба целого города. Да уж, «та» Нин Гуан была бы ею очень недовольна. Но девушка предпочитает не думать об этом. Не думать вообще ни о чём. Одна задача — расслабиться. И, кажется, она впервые в жизни с чем-то ну совсем не справляется. Ей нужна помощь. Определённо. Желательно от той самой Нин Гуан, в чьём теле она сейчас находится… Кажется, у девушки развивается какое-то расстройство. Гань Ю была как всегда права — ей следует подумать в первую очередь о себе. Редко когда Нин Гуан искренне желала помощи, и ещё реже — её просила. Статус не позволял. Гордость. Положение. И ещё куча всевозможных мелочей, что порой только душили в девушке живого человека. Но сейчас, оторвавшись от рабочей суеты даже на этот один единственный вечер, кажется, за последние несколько лет, она готова принять эту помощь. Будь то строптивая Кэ Цин или очаровательный цветочек Гань Ю… Да будь сам агент Фатуи Тарталья, что за пару месяцев принёс ей проблем больше, чем можно вообразить!.. Но архонт посылает ей нечно иное, что в сердце Нин Гуан занимало отдельную ложу… И что она, если честно, не хотела бы тревожить.  — Так и знала, что ты здесь. Нин Гуан не нужно даже поворачиваться, чтобы уже по шагам опознать хозяйку этого грубого, снова пьяного и чуток нахального голоса. А пиратке достаточно лишь едва заметного кивка, чтобы целиком и полностью овладеть всем вниманием девушки. Усмехнувшись, она, немного неуклюже ввиду слегка нетрезвого состояния, уместилась рядом, и под стать спутнице запустила ноги в воду. И, собственно, плевать, что Бэй Доу в обуви. Ей плевать, а Нин Гуан и подавно. Правда же?  — А ты как всегда празднуешь, да? — улыбнулась Нин Гуан. — Пропиваешь все деньги, гуляешь ночи напролёт, и всё равно остаёшься народной героиней…  — Кто бы мог подумать, — рассмеялась Бэй Доу. — Богатейшая женщина Тейвата завидует какой-то мелкой рыбёшке. От Бэй Доу как всегда пахнет алкоголем, морем и сырой рыбой. Нин Гуан не станет отрицать, что этот запах ей неприятен, но и никогда не скажет, что прямо до ужаса противен. Прямо как и сама Бэй Доу для неё. Что-то вроде любимого неприятеля, от общества которого никогда не в силах отказаться.  — Это не зависть, — возражает девушка.  — Это зависть, милая, — ухмыляется Бэй Доу. — Но я не осуждаю, нет… Порой, когда не хватает моры, я тоже тебе завидую. Бэй Доу как всегда до ужаса простая и прямолинейная, но не сказать, что её это не красит. Ради таких перепалок Нин Гуан никогда не была против из раза в раз предъявлять претензии к «Южному Кресту».  — Обидно, что ты видишь во мне только мору.  — А мне обидно, что ты до сих пор не выпила со мной, — парировала пиратка и, откупорив бутыль, доселе лежащую у нее на коленях, протянула пойло девушке. — Давай же, отпразднуй со мной! Она всегда такая громкая и весёлая, неудивительно, что её так любят на корабле. Заводила и дебоширка, в чьих глазах всегда горит страсть к жизни, к приключениям и всему неизведанному в этом огромном мире. Такие глаза бывают только у совсем юных детей, и для Нин Гуан Бэй Доу тоже в какой-то степени ребёнок. Ребёнок, которому, порой, хочется подарить целый мир.  — И что же мы празднуем? — усмехнулась Нин Гуан, приняв угощение, и неуверенно сжала в ладонях горлышко темной бутылки. Пойло было непонятное. Тёмное. Немного вязкое и, судя по запаху, ужасно, ужасно крепкое.  — Победу над монстром, разумеется! — Бэй Доу хлопает по плечу так размашисто, что даже больно. В общем-то, в привычной её манере.  — Какого из? За последнее время слишком много монстров развелось… Нин Гуан колеблется, но недолго: осторожно приподносит горлышко к губам и делает первые глотки. Горло сразу же обдаёт приятным жаром, а горьковатый привкус теряется на фоне сладковатых ноток. Неужели это.?  — Вино из одуванчиков? — удивляется девушка, вытирая губы. Сладко. Сладко и липко. Но вкусно.  — Подарок от поклонника, — пожимает плечами Бэй Доу и устало потягивается. …А потом вовсе укладывается на пирсе. Нин Гуан такая затея немыслима. Грязно ведь. Холодно… А если жуки?  — Ты пей, пей, я такую сладость не люблю. А тебе в самый раз. Нин Гуан лишь улыбается и не сразу отрывает взгляд от довольной жизнью собеседницы, лежащей на пирсе с таким видом, будто это самое прекрасное ложе в её жизни.  — А что же ты любишь? — спрашивает Нин Гуан, глядя куда-то вдаль. На силуэты уходящих во тьму кораблей, на огоньки горных деревушек, и на отливающую серебром полную луну, чьё отражение в воде поистине зачаровывает. Ладони по-прежнему сжимают в руках вино. Хорошее пойло, надо будет заказать.  — Ром, — губы пиратки растягиваются в улыбке.  — Как предсказуемо, — хихикнула девушка, глянув на собеседницу. — Пираты и ром. Классика.  — На то она и классика, потому что правда, — кивает сонная пиратка. — Скажи ещё, что повязка на глазу классика.  — И это тоже, — улыбается Нин Гуан. Бэйдоу не была её фавориткой. Более того, в обычное время девушка её на дух не переносила за чрезмерную наглость и безалаберность… Или того требовала та самая, «другая», мудрая Нин Гуан, глава группировки «Цисин»? Что же на самом деле испытывала к этой разящей перегаром алкогольвице та Нин Гуан, что сейчас так беспечно напивалась? Ненависть? Совсем нет. Она могла ненавидеть кого угодно в этом мире, но не её. Зависть? Немного. И то, не во всех аспектах точно. Нин Гуан относила свои чувства к разряду восхищения. Восхищения волевой натуре Бэй Доу, её храбрости и беспринципности; её репутация народной героини и покорительницы морей были самой настоящей правдой, её уважали и почитали, а Бэй Доу из раза в раз доказывала миру, что поистине заслуживает быть другом Ли Юэ. Другом и надёжным товарищем. Порой Нин Гуан сравнивала себя с ней. Невольно, как и присуще всем людям. Сравнивала их репутацию, положение, как социальное, так и финансовое, сравнивала даже длину волос и ухоженность тела и лица. Чисто из интереса, ничего более. Интереса к сильным рукам и крепким ногам, округлым бедрам, соблазнительной груди; интерес представлял и грубый голос, наспех собранные густые темные волосы, острые черты лица и этот взгляд. Взгляд, от которого не скрылось ни одно морское чудовище, ни один корабельный захватчик и… Нин Гуан. Та самая Нин Гуан, что поддалась своим самым потаённым слабостям. Взгляд Бэйдоу прикован к ней. Этот манящий, отливающим пурпурным аметистом глаз, сокрытый под небрежно отстриженной чёлкой. Нин Гуан кажется? Это всё алкоголь! …Но если нет?  — Что-то хочешь сказать? — прежде всегда ровный бархатистый тон девушки сейчас кажется слишком наигранным. — Твой взгляд такой… Странный.  — Странный? — вскидывает брови пиратка и медленно поднимается. — Я просто жду, когда ты допьешь уже и перестанешь ломаться. Прямолинейность. Порой, казалось, что вся Бэй Доу — олицетворение этого слова.  — Что? — удивляется Нин Гуан, а в груди заседает очень странное, непривычное чувство какого-то предвкушения. — Что означает твоё «ломаться»? Какой-то пиратский жаргон, который я не понимаю? Нин Гуан смеётся. Снова наигранно, так, как она умеет. Умела, по крайней мере, со всеми в этом чёртовом мире, но только не сейчас и только не с ней.  — Но слово «допивай» тебе же известно, — ухмыляется Бэй Доу. Нин Гуан долго смотрит на неё. Странно, очень странно. Странная ситуация, странная беседа и странное мондштадтское пойло, от которого так приятно тянет внутри. И что-то горит. В области сердца. Совсем там, прям вот-вот. Точно надо будет заказать. Нин Гуан приподносит горлышко к губам и допивает. Пара больших глотков не кажутся сложными, особенно на конце, где самая сладость. Будто сахар размазали по губам вязкой карамелью, и Нин Гуан, позабыв о манерах, с удовольствием проводит по ним языком, собирая остатки этого чёртового странного мондштадского пойла. …И когда заканчивает, понимает, что теперь точно опьянела. Тело приятно разносит так, что и впрямь хочется лечь на пирсе и любоваться звёздным небом. Ведь сегодня оно особенно красивое. Чистое, глубокое и синее, как бескрайний океан. Взгляд невольно тянется к самой верхушке многоэтажного города, где совсем недавно парил в облаках её личный небесный корабль, «Нефритовый дворец», бороздивший просторы облачных морей… Совсем как Бэй Доу на своём «Южном Кресте». Они и вправду похожи.  — Допила? — слышит Нин Гуан будто сквозь пелену. В пальцах приятно покалывает, глаза слипаются. Девушка расслабленно кивает и поворачивает голову к Бэй Доу. И почему же она оказалась так неожиданно близко? Когда они успели придвинуться друг к другу? Но самое главное… Почему они до сих пор просто смотрят друг на друга? Первый шаг за Бэй Доу. Наглая, беспринципная пиратка поддаётся вперёд и накрывает губы Нин Гуан своими. Вкус рома. Классика. Поцелуй выходит дерзким. Напористым. Немного смазанным, чуть-чуть развратным, но в целом — потрясающим. Нин Гуан не помнит, как дышать; те мгновения, когда Бэй Доу отстраняется — хочется только прильнуть обратно. Было ли это восхищением? Или пьяный разум решил, что только таких приключений Нин Гуан для полного счастья не хватало? Мозг думать отказывается, посылая все полномочия горячему, бьющемуся в экстазе женскому сердцу. А сердце не отвечает: до сих пор переживает терпкий вкус вина, смешанного с ромом. И запахом сырой рыбы. Фееричный коктейль. …Прямо как они с Бэй Доу. Море под ногами волнуется, тёплыми волнами обдавая босые ноги. На чужом плече спать невообразимо удобно, но Нин Гуан не хочет терять связь с реальностью ещё хотя бы чуть-чуть. Чуть-чуть душевного спокойствия, этого чёртового запаха перегара и сладкого вкуса поцелуя на губах, который не перебьёт больше ни одно даже самое изысканное пойло. Бэй Доу довольно улыбается, но причины озвучивать не торопится: лишь накрывает горячие ладони Нин Гуан своими огрубевшими пальцами и ласково, чуть сипловато шепчет на ухо какую-то чепуху.  — Нравишься ты мне, — произносит пиратка с придыханием. — Глупая, правда, но ничего. Нин Гуан тихо смеётся, даже нет — лениво хихикает. Она и вправду глупа и даже очень. А ещё беспечна и эгоистична. И так наивна, словно маленький несмышлённый ребёнок. Ребёнок, считающий, что все проблемы этого мира становятся не такими уж страшными, когда тебя целует это несносное, невоспитанное и неимоверно наглое олицетворение полнейшего хаоса. Когда держит крепко за руку, обнимает за плечи и шепчет на ухо ещё большую чепуху, чем успела наговорить ранее. «Та» Нин Гуан будет жутко ею недовольна. Определённо. Но ведь город сегодня такой красивый, а второй, более смелый, дразнящий и немного грубый поцелуй не кажется уж слишком плохой затеей… Одинокий пирс во тьме глубокой ночи, как всегда пьяная и, чёрт возьми, прекрасная Бэй Доу, и глупая, тоже пьяная и по-детски наивная Нин Гуан. Кажется, это станет их новой классикой.