The fragments of the dark matter

Когда спина Келлина прижимается к стене, он знает - это серьёзно. Даже больше, чем прежде. Безошибочная тень в глазах Джека сегодня темнее. Она пугает, и Келлину приходится отвернуться. Чёрт, он слишком хорошо знает, куда всё идёт, но это ни разу не значит, что он не удивлён, когда пальцы зарываются в его пряди. Джек тянет, пока тот не сдаётся с резким вдохом. Он дрожит, пока другой не говорит ни слова. Просто смотрит в его глаза. Он слишком хорошо знает. Он знает до боли в животе, куда всё идёт. И тогда рука отпускает его волосы, и Джек делает шаг назад. Должно быть, он читает мысли Келлина, пока просто смотрит в ответ, ожидая следующего шага. Не для того, чтобы дать Келлину право решать, что случится дальше, а вовсе наоборот. Джек следует за ним, словно настигая добычу, и Келлин знает, что в следующую секунду может оказаться брошенным на пол. Если Джек решит так сегодня. Но это лишь начало. В коридоре темно, и он может видеть лишь тусклый свет из щели в двери спальни. Он медленно идёт вперёд, зная, что не должен останавливаться. Об этом не стоит и думать. Шаги за его спиной чёткие, но такие же медленные. Когда они доходят до комнаты, он замирает неподвижно, думая, что делать дальше. Но твёрдая рука Джека на его шее толкает дальше, и он слушается, не говоря ни слова. Келлин сидит на краю кровати, глядя на свои босые ноги. Ему даже смотреть не нужно, чтобы знать, что Джек уже близко. Когда дверь закрывается, он слегка вздрагивает, и Джек уже стоит перед ним. Он задерживает дыхание в ожидании того, что будет дальше. Чем дальше всё это заходит, тем тоньше становится воздух. Рука Джека хватает его за футболку, скручивая ткань. Жёстко. До тех пор, пока она не натягивается так туго, что воротник врезается в шею. - Моя любимая футболка, - бормочет он, зная, что наверняка она уже испорчена. Джек резко дёргает, и Келлин слышит треск. Теперь она испорчена. - Мне не всё равно? Келлин не отвечает. Он просто слушает, стараясь не съёжиться. Джек вздыхает. - Настоящий вопрос - не всё равно ли тебе? На самом деле. И вот они снова здесь. Он наклоняет голову и думает о том, как долго всё продлится в этот раз. Когда ладонь сталкивается с его щекой, Келлин вздрагивает. Покалывание на коже и восхитительная боль в животе говорят о том, как сильно он этого ждал. - Ты знаешь, всё будет по-моему. Так говори, пока ещё можешь, - Джек наклоняется, нашёптывая Келлину на ухо. Что-то вспыхивает внутри Келлина и он бросает: - Я, блять, тебя ненавижу. - Говоришь так, а сам сидишь здесь. Такой послушный. Или ты уже сдался? Голос Джека низкий, и Келлин дрожит. - Нет, - Келлин сглатывает. Джек поднимает ворот футболки, показывая, что тот должен встать. И он слушается, но затем остаётся неподвижным в ожидании. Рука отпускает ткань, двигаясь ниже и забираясь под неё. Пальцы поглаживают шрамы на боку, и Келлин знает, что глаза Джека закрыты, пока он погружён в ощущения. Он улыбается. Эти мгновения мимолётны, и после футболка уже поднимается над его головой и падает на пол. Он всё ещё стоит, пока руки расстёгивают его джинсы. И он старается дышать. Так усиленно пытается набрать воздуха в лёгкие, но они горят. Джинсы стянуты прочь, и Джек сжимает его задницу. Он почти стонет. Едва сдерживая себя, он снова опускает взгляд, когда Джек делает шаг назад и снимает свою рубашку. Краем глаза Келлин видит, как она летит в одну кучу с его одеждой. Затем рука снова оказывается на его волосах, и его заставляют влезть на кровать. Он знает эту часть слишком хорошо и, удерживая руку, что запуталась в его волосах, смотрит на невозмутимое лицо Джека. Довольно быстро его прижимают к кровати, и каким-то образом его разум уже доверху забит мыслями, которых он не хочет. - Чувствуется мне, это будет тяжёлая ночка для тебя, - Джек бормочет, пока тот ёрзает. Келлин моргает и слегка кивает, его горло сжимается. Это взгляд, которого он ждал. Маленькая искорка в глазах Джека, от которой хочется кричать. Она пропадает так быстро, словно ему это причудилось, но он знает его слишком хорошо. И каждой частичкой своей сущности он ненавидит себя, ведь знает, что будет дальше, и как сильно он этого хочет. - С чего хочешь начать? Джек держит его своим телом и его грубые пальцы продираются сквозь волосы Келлина, наклоняя его голову вбок. Келлин сглатывает и с низким криком уступает. Он знает, что это не настоящий вопрос. Джек ему просто подсказывает. Заставляя его чувствовать всё. Тревога уже кипит в его крови. - Всё ещё молчишь? Где же твоя злость? - Джек бормочет ему в ухо и смотрит, как натягивается кожа на шее. Другая рука Джека скользит по его груди и ниже к ребрам, но лишь когда пальцы касаются шрамов, он задыхается. Его пальцы нежны. Мягко обводя прямые линии, замирают на секунду, прежде чем перейти к следующей. Келлин смотрит в эти серьёзные глаза, которые словно видят сквозь него. Джек мысленно что-то напевает, и крошечные волоски на его шее колышутся. - Красота, - произносит Джек, точно зная, что это делает с Келлином. Тот тихонько стонет и трется головой о ладонь, лежащую в его волосах. Джек вздыхает и медленно качает головой. То, как Келлин всегда умолял его продолжать, словами или действиями, заводило его. Келлину никогда не требовалось много времени, чтобы достичь определённой точки, но ему всегда было интересно знать, что это за время. И посему он награждает другого рывком, и он может поклясться, что это уже началось. Келлин стонет и поддается, но боль на коже не проходит, как обычно, и его глаза вспыхивают. Джек даже не выдаёт ухмылку. Не выдаёт ничего, и так должно быть. Келлин в ожидании кусает губу. Зная, что его ждёт больше, и сейчас Джек просто испытывает его волю. Или, может, ему вовсе плевать. Что тоже вполне нормально. Сердце Келлина бьётся быстро, и он уверен, что Джек это чувствует. Тот отстраняется, выпуская прядь волос, и он с облегчением выдыхает. Он хочет задать вопрос, но часть его не хочет знать. Джек садится и достаёт из кармана нож. Келлин смотрит, как тот открывает его, обнажая лезвие. Блестящий острый перочинный нож, и у Келлина перехватывает дыхание. - Сомневаешься? Тот тяжело сглатывает и откидывается, пытаясь успокоиться. Он не колеблется. Не так, как имел в виду Джек. Он в ужасе от исхода. От того, какую тьму Джек вырвет из него на этот раз. Кто-то скажет, это катарсис, но ему это необходимо. Неизбежно. Его личный ад, которого он может коснуться и вдохнуть. И он знает, что Джек все еще не спрашивает. То, как он смотрит в ответ, вызывает боль где-то глубоко внутри. Тонкий хрип вырывается из его горла, когда тот приближается. Он так напуган. Страх накатывает волнами, и он вскакивает, пытаясь уйти. Но Джек быстр, его рука уже в волосах и заставляет сдаться. И хуже всего, что Джек знает его лучше, чем он сам. Он знает все темные уголки его разума, даже те, о которых не хочется говорить. И он должен их увидеть. Как и каждый раз. - Келлин. Посмотри на меня, - говорит Джек, и взгляд Келлина перемещается с ножа на его глаза, - Ты знаешь. Он кивает. Он знает. Знает всё, но страх берёт верх. Джек медленно опускает нож перед собой и, поскольку другая рука всё ещё держит волосы, он исчезает из поля зрения. Взгляд замирает на нём, и Келлин прикусывает губу, чтобы молчать. Тогда он уже чувствует холодную сталь на своей коже и почему-то забывает, как дышать. Джек проводит ножом по груди, внимательно наблюдая за выражением его лица. Нож не режет и не царапает, он просто холоден. Настолько холоден, что Келлин понимает, как обострились чувства, и что Джек был прав - это будет тяжелая ночь для него. И от первого пореза действительно больно. Так больно, что как ни старайся, он не может сдержать крик, срывающийся с губ. Джек отвечает поцелуем, заглатывая испуганные крики. Он резко ахает, когда Джек вдруг прерывает поцелуй, и лезвие исчезает с кожи. Порез чистый и прямой, он быстро заживёт. Но суть даже не в этом. Лезвие вновь прижимается к его коже, и он зажмуривается. Как будто его бьёт током, покалывает каждый дюйм. Это четвертый порез, который он уже не в силах вынести. Его прерывистое дыхание обволакивает кожу Джека, когда пальцы сжимаются вокруг его запястья. - В самом деле? - говорит Джек, но это всё ещё не вопрос. Он знает, что это ещё не конец. И Джек тоже это знает. Джек отпускает волосы и снова отстраняется. Келлин чувствует, как кровь стекает по его коже и медленно впитывается в простыни, но не может смотреть. Не сейчас, когда глаза Джека такие безжалостные, и он едва дышит. - Джек, - лепечет он, пока тот парит над ним. - Чего? - отвечает другой, но нож уже возле горла. Острый кончик следует за линией подбородка, прижимаясь к чувствительной точке под ухом. Он быстро думает об артериях и о том, сколько там крови. О том, что он захлебнётся в собственной крови. - Что случилось? - Джек толкает нож чуть сильнее к его коже. Келлин всхлипывает, его рука пытается найти запястье Джека, но тот отталкивает его. Закрыв глаза, он считает. Удары сердца, вдохи, что угодно. Его разум балансирует на грани паники, хоть он и знает, что должен продержаться до конца. Он медленно сглатывает, чувствуя, как кончик лезвия сильнее врезается в кожу. Джек наклоняется, осторожно облизывая нижнюю губу, прежде чем обвести её, а затем погрузиться в полный поцелуй. Келлин знает, что двигаться нельзя, он знает, что не должен. Но он погружается с головой, и мягкие губы так сильно волнуют. Его пальцы нащупывают простыни и сжимают, пытаясь найти, за что держаться. Он хочет угнаться за всеми эмоциями и мыслями, плывущими в голове, но это уже слишком. Это слишком, и он тонет. Джек прерывает поцелуй и отступает, давая ему достаточно места, чтобы дышать. Как будто бы он может. Нож падает на стол, но Келлин даже не замечает. - Как ты страдаешь... - шепчет Джек, и Келлин дрожит. Он почти на краю, и Джек, прекрасно понимая, делает всё ещё хуже. Как и каждый раз. Медленно рука Джека сжимает его горло, и он тихо всхлипывает. Его словно уже и нет здесь. Глаза пронзают насквозь, а большой палец слегка сжимается. Он кашляет, жадно вдыхая, и его руки находят руку Джека, царапают кожу, но Джек давит всё сильнее. - Пожалуйста, - он скулит, чувствуя знакомый ком в горле. Глаза Джека слегка сужаются, пока тот хрипит, хватая ртом воздух. Он пытается понять: это потому, что кислород не поступает в лёгкие, или из-за этих глаз, но порезы, кажется, пульсируют, словно из них бьётся малиновая кровь. - Ты, блять, умоляешь? Он стонет, не в силах выдавить и слова. Конечно, он умоляет. И Джек знает, что это правда. - Умоляешь или нет? - он надавливает ещё немного, но этого достаточно, чтобы тот попытался оторвать руку от своего горла. Но Джек отталкивает его и качает головой. Рука сжимается ещё сильнее, и хрип, срывающийся с губ Келлина, удивляет даже его самого. Края его зрения постепенно темнеют, и теперь он слышит лишь биение собственного сердца в ушах. Вдруг рука исчезает, и он делает несколько резких вдохов. Джек все еще смотрит на него, но тот не может даже поднять глаз. - Ты - ёбаное ничтожество. Келлин отвечает болезненным стоном, но рука вновь оказывается на его горле, и он удивленно вскрикивает. Его дыхание снова перекрыто, и теперь он знает, что началась следующая фаза. В уме он всегда разбивал их на фазы. От этого становилось чуть легче. Другая рука Джека тянется к его члену, и он стонет, едва в силах это сделать. Он ненавидит себя, презирает даже. Корчится вот так и стонет, пока его душат и дрочат. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение, как он себя чувствует. Он на грани ещё быстрее, а это значит, что удар будет тяжелее. Джек тоже это знает. Губы снова соединяются с его губами, пока он пытается сохранять рассудок. От того, как медленно Джек его целует, заставляя выносить всё это, он почти горит. Теперь он дрожит, и, когда Джек мычит ему в губы, он понимает, что чувства взаимны. Но затем Джек прерывает поцелуй, большой палец сильнее впивается в его кожу, и он кашляет. Моргая, он пытается дышать, но теперь он даже не может набрать кислород в легкие. Дыхание полностью перекрыто, и единственное, что он может сейчас - сосредоточиться на руке, гладящей его, и на том, как слезы продолжают гореть в его глазах. И на том, что творится у него внутри. Это похоже на лавину. Он жалобно ноет, и Джек наклоняет голову. - Что такое? А теперь задыхается. Не из-за руки вокруг его горла, а из-за чувств внутри него. Его живот скручивается, и он открывает рот в беззвучном крике. И вот оно. Первая слеза, которую Джек так терпеливо ждал. Он смотрит, как блестящая капля медленно скатывается по щеке Келлина и облизывает губу. Но он не останавливается. Только набирая скорость, Джек дрочит ему. Другая рука, душащая Келлина, немного ослабляет хватку, и он снова может дышать. Он задыхается и снова моргает. Снова катятся слезы. - Тебе больно? Келлин кивает. Он прекрасно знает, как сильно Джек любит агонию на его лице. Джек хочет увидеть её всю. - Я... не могу, - говорит Келлин дрожащим тихим голосом. - Келлин, ты знаешь, - вздыхает Джек, и тот стонет. Он и вправду не может. Это слишком много и это никогда не кончится. Джек наклоняется, целуя его, и пальцы Келлина снова хватаются за руку на его шее. Джек уже и не давит, его ладонь просто лежит там. Но этого достаточно. И он не может этого объяснить. Эйфория поглощает его, и оргазм накрывает, пока тот снова глотает его стоны и вдохи. Долгое время всё оставалось так. Губы Джека касаются его губ, и он пытается удержать последние капли рассудка. Момент ясности, отсутствие боли, в то время как всё остальное, что заменяет её, поглощает его так божественно. Но это всего лишь небольшая часть и временное явление, и то, что случится после - то, что ему нужно. Джек двигается, глядя на него, слишком хорошо зная это состояние, и вытирает руку о простыни, которые всё равно придётся отстирывать от крови. Глаза Келлина ищут его, неподвижно наблюдая за каждым движением. "Божественность" уходит быстро, даже быстрее, чем в прошлый раз. А потом все кончено, и Келлин потёрян. Он совершенно пуст, и то, как Джек смотрит на него, заставляет его горло снова сжиматься. Рука нежно скользит по его волосам, и Келлин знает, что это единственное утешение, которое он получит. Намного меньше, чем он хочет, но вполне достаточно для того, что ему нужно. Келлин в панике снова вздыхает, слезы текут по его лицу. В комнате внезапно стало холоднее, и их словно поглотила тьма. Его грудь вздымается, и он даже не может пошевелиться. - Позволь спросить ещё разок, - Джек рычит и тянет за волосы, пока тот даже не слышит поначалу: - Ты всё? Что он может поделать? Он знает, это не так. - Келлин. Это конец? И он даже не может сказать. Он качает головой из последних сил, понимая, что Джек больше не спросит. Джек отпускает волосы, но другая рука уже у него на боку, и высокий крик эхом отражается от стен, когда она задевает порезы. Они жалят и горят, а кровь струится вновь. - Мне нравится, как я заставляю тебя истекать кровью. Келлин не может остановить слезы. Он не знает, от боли это или от слов. И Джек имел в виду не эту кровь. - Я ненавижу тебя, - он шепчет. Он борется с желанием схватить Джека за руку, понимая, что это ничего не изменит. Это не конец, пока Джек сам этого не скажет. Глаза Джека вспыхивают, и он проговаривает тихо: - Я это уже слышал. А что ты ненавидишь больше всего? То, что я заставляю тебя чувствовать? Страх? Блядские страдания? Боль, которая никогда не уходит? - Я не могу... - Да, но придётся. Всегда есть ещё немного местечка, - отвечает Джек и намеренно медленно давит большим пальцем на первый порез. Келлин запрокидывает голову, он может лишь ныть от боли. И он даже не знает, от физической больше или от моральной. - Хочешь, чтобы я повторил всё заново? Качая головой, Келлин задыхается. Он разбивается на части, и Джек это видит. Он знает, что это неизбежно. Но ему не нужно слышать слова, достаточно лишь напомнить о том, что они есть. Джек хватается за его подбородок, и Келлин чувствует запах крови, размазанной по его лицу. Тот видит его сквозь слезы, и Келлин может лишь смотреть в ответ. А затем Джек отстраняется, оставляя его холодным и задыхающимся. Он ложится на бок и сворачивается калачиком, недоверчиво наблюдая, как тот просто встает, хватает рубашку с пола и натягивает на себя. Рано или поздно это должно было случиться. Джек дал ему то, что было нужно, и забрал всё, что хотел. Он осторожно тянется, чтобы схватить Джека за рубашку, но тот хлопает его по руке, внимательно наблюдая, как состояние его разума катится в пропасть. Мольба вот-вот слетит с его губ, но Келлин вовремя закусил губу и проглотил слова. Не то чтобы это было важно. Джек слишком хорошо его знает. - Этот бардак мне не убрать. И Келлин знает. Он знает всё, и Джек говорит не о порезах, которые должны зажить, не об одежде и не о простынях, которые пора сменить. Джек имеет в виду бардак, который снова в его голове, и теперь он сам должен взять себя в руки. Джек поднимает со стола нож, и на секунду Келлину кажется, что всё начнётся заново. Что это ещё не конец, хотя Джек уже сказал об этом. Что ему придется собраться с силами, чтобы выдержать больше. Но всё должно быть не так. Келлин вздрагивает, когда Джек приближается, вытирая лезвие о простыни. Дальше нож исчезает в кармане. Джек смотрит на драгоценные слезы, всё ещё бегущие по лицу Келлина, и приподнимает бровь. Он знает, что всё должно быть по правилам. И он всегда их соблюдал. И не то, чтобы он хотел жаловаться. Келлин хочет что-то сказать, но не может найти слов. Он хочет думать, что он - вовсе не такой бардак, каким является, но отрицать этого не может. Дрожь сотрясает его до глубины души, когда он сворачивается ещё сильнее. Он закрывает глаза, пытаясь выровнить дыхание. - Келлин. Ты знаешь... Опять это слово. Он знает. А ещё он знает, что Джек уходит, и это то, что ему нужно. И он знает, что справляться с этой тьмой придётся в одиночку. - Тебе не нужно успокоение,- говорит Джек, его глаза горят на коже Келлина еще несколько секунд. Келлин медленно кивает. Теперь он вдыхает страх, не желая более существовать, потому что худшее ещё впереди. Дверь закрывается, и он слышит шаги в коридоре. Пальцами на своем горле он сосредотачивается, чтобы почувствовать нежную кожу, гадая, какой оттенок синяков будет на этот раз наиболее заметным. Он так и остается лежать, молчаливый и неподвижный, ожидая, когда первая волна утопит его изнутри.