Тихие объятия Бездны

Голова медленно оторвалась от подушки, поднимаясь как будто со скрипом. Длинные каштановые волосы опали вниз и теперь свисали с головы обратно на поверхность кровати. Девушка прислонила руку к переносице и немного помассировала её пальцами, продирая глаза. Затем издала стон. Время, по стандартному времени ЦГиВП, близилось к вечеру, на космической станции рядом, по совпадению, тоже готовились ко сну. Кряхтя и охая, пробуждавшаяся дева присела на кровати. В голове у неё была полная каша, сдобренная обрывками последнего сна, а единственная трезвая мысль гласила, что исправить эту кашу может лишь ударная доза кофе. Девушка покачнулась влево, затем вправо. Наконец она медленно стянула с ног одеяло, опустилась обеими ступнями на пол и встала. Не поворачивая головы, она взяла с прикроватного столика очки и надела их себе на нос. Мир медленно проявился перед её заспанными глазами. В голове раздалась новая мысль — «Пить». Всё так же не оборачиваясь, девушка взяла с того же столика стакан воды и сделала несколько глотков. — Доброе утро, Кали, — раздалось откуда-то слева. Кали обернулась. Её взгляду предстала бесконечная даль космоса за стеклом основного смотрового окна корабля, затем его приборная доска с лежащим на ней огромным «талмудом» бортового журнала, кресло пилота и, наконец, самое главное. Голографическая панель в полу посередине ближнего края комнаты, и обитательница этой панели — тщательно создаваемая несколькими направленными лучами света с панели вторая девушка. На ней были белая рубашка с закруглённым воротником, чёрный бант на шее и чёрная юбка, а с головы спускались густые бирюзовые волосы до самого пола. Точнее, до границы голограммы, в которой расплывались и терялись как её ступни, так и конец этих невероятно длинных волос. — Доброе, Скайа. Скайа повернула голову слегка вбок и улыбнулась. Кали потянулась, зевнула и голышом направилась к кухонному столу. На нём её ждало замысловатое самодельное устройство. Дело в том, что Кали очень любила кофе, приготовленный на раскалённом песке, но вот чего она не любила, так это ждать, пока песок для этого кофе нагреется. Девушка подошла к столу, на котором стояла ёмкость с песком и её странная цилиндрическая машина, после чего поставила одно на другое и нажала кнопку. Раздался гул. Песок взмыл вверх, перебираемый мощным потоком воздуха и закружился в аппарате как в торнадо. Затем из середины крышки изнутри вырвался мощный язык пламени. Машинка для нагревания тщательно перебирала воздушным потоком весь песок в ёмкости и прокаливала его этим огнём. Всего за тридцать секунд, которые Кали отсчитала чисто по внутреннему ощущению, песок был раскалён так же, как на обычной электроплитке раскалялся бы за полтора часа. Удовлетворившись этим, девушка нажала кнопку ещё раз, выключая чудо-агрегат, затем убрала его и принялась за готовку самого кофе. Это был целый ритуал. Сначала она провела рукой туда-сюда по нескольким банкам с разными сортами кофе, в нерешимости какую из них взять. Затем, определившись, сняла нужную банку с полки и насыпала ровно три с половиной чайные ложки кофейных зёрен в кофемолку. Смолов их за ещё одни тридцать секунд, она переложила ароматный порошок всё той же ложкой в джезву. Теперь настал черёд пряностей. Кали ещё немного постояла в муках выбора, после чего отколола лепесток от засушенного цветка бадьяна и отправила в турку следом за кофе. Дальше она взяла обычный кувшин с водой и перелила немного воды в чайничек, который отличался особо ровной и управляемой струёй из носика. Потом, кружкой, высыпая песок в небольшой ковшик, выкопала в нём ямку для турки. Поставила джезву внутрь песка без воды, быстро засыпала по бокам песком из ковшика и только затем налила из чайничка воду, ровно до сужения горлышка. Первая и важнейшая часть утренней рутины была совершена. Зевая, Кали двинулась в душ, который стоял в конце комнаты, отделённый от кровати стоявшим между ними комодом. Она открыла воду погорячее и тщательно обтёрла своё тело мочалкой, после чего постояла под струями горячей воды ещё несколько минут просто так. Это было важно, чтобы одновременно прогнать последние остатки сна, но при этом расслабиться. Затем, Кали повернула кран смесителя в положение «выключено» и вышла из душа. Вытершись, она обогнула комод — лицом он был обращён к кровати — и принялась наносить на тело многочисленные крема. Сначала на руки и ноги крем для тела, затем на лицо — утренний (Её логика — когда проснулась, тогда и утро) крем для лица, потом на ладони крем для рук, а затем, в качестве завершающего штриха, бальзам на губы. Теперь пришло время одеваться. Первым делом она взяла из большой стопки трусов самые верхние, надела через обе ноги до колена, взяла из коробочки с крыши комода прокладку-ежедневку, деловито наклеила в трусы, и, наконец, натянула их до конца. Затем настал черёд остальной одежды. Девушка извлекла из комода и надела на себя одну из мириады своих красных клетчатых рубашек и удобную коричневую юбку с карманами. Кофе к этому моменту уже дошёл до готовности. Развернувшись на пятках, одетая Кали направилась назад к кухонному закутку корабля. В миниатюрном жилом блоке малого космического судна не было комнат, в нём были закутки. Одним движением выдернув джезву из песка, Кали перелила готовый напиток в стоявшую там же, на кухонном столе, большую белую кружку. Холодильник и микроволновая печь были расположены над столом, вроде навесных шкафов. Это позволяло более эффективно утилизировать весьма ограниченное внутреннее пространство корабля. Девушка достала из холодильника вчерашнее жареное мясо и отправила его на «этаж» вниз, в микроволновку, тут же её включив. Загудел магнетрон и в клетку Фарадея, окружавшую тарелку с мясом, ринулось смертельно опасное излучение, которое человечество подчинило себе с целью разогревать еду. Мясо шипело и взрывалось пузырьками пара, в то время как влага в нём нагревалась и передавала своё тепло твёрдой фракции блюда. Одной минуты оказалось вполне достаточно. С кофе и тарелкой мяса, Кали уселась в своё просторное кожаное кресло и поставила съестное на приборную доску корабля, как на обычный стол. Одной рукой она взяла кружку и, не дрогнув, отпила раскалённую почти до кипения жидкость. Другой перевернула страницу бортового журнала и, сняв колпачок с перьевой ручки, принялась черкать на новой странице сегодняшнюю дату. Чернила ринулись из скрытого внутри корпуса ручки конвертера на фиддер и далее, по золотому, с иридиевым наконечником перу, на бумагу. В стандартном времени ЦГиВП было 12 месяцев в году, в месяце от 28 до 31 дня и в дне 24 часа, в часе 60 минут и в минуте 60 секунд. Это могло показаться чрезмерно сложным и перегруженным архаичными традициями, но в зоопарке дат и летоисчислений разных планет, да орбитальных станций система ЦГиВП являлась, на самом деле, глотком свежего воздуха. Многие пилоты предпочитали жить именно по ней, и Кали не была исключением. Сегодня было 13 апреля 3973-го года. Суббота. Скайа повернулась всем телом в сторону Кали, что пила кофе за приборной панелью корабля, и окинула её взглядом. После чего произошла, по мнению некоторых, магия: безо всякой робости голографическая девушка сделала шаг, затем ещё один и оказалась полностью за пределами своей голографической панели, всё также идеально прорисованная. Но никакого волшебства в этом не было, точнее, оно рушилось, как только наблюдатель замечал один из нескольких десятков маленьких, похожих на камеры видеонаблюдения, проекторов, которые и позволяли девочке из компьютера перемещаться по всему жилому блоку корабля, как будто обычный человек. Она прошагала ещё немного, добравшись до кресла Кали, и произошло ещё одно чудо. Скайа положила руку на голову Кали и медленно погладила. Девушка это почувствовала. Конечно, и в этом факте не было никакой магии. Системам «резистивной голографии» ещё только предстояло стать хоть сколько-то распространённой деталью космического судна, но Кали уже нажила себе такую, честным трудом и по небольшой договорённости с планетой, производящей такие системы. Можно сказать, маленький корабль Кали был одним из немногих пилотных космических аппаратов, оснащённых по последнему слову голографической техники. Для Кали же был важнее не прогресс, а то, что она могла почувствовать прикосновение своей подруги. Если аватар этой подруги не покидал жилого блока корабля, то истинное её тело покоилось метром ниже ног двух девушек, в части корабля, называемой «блоком АСУ». Центральной его частью было «ядро». Для создания искусственного интеллекта недостаточно простого или квантового компьютера, машина — это всего лишь машина, которая редуцируется до бинарной и строго механической логики с любого уровня наращённой сложности. Чтобы вдохнуть жизнь и самосознание в искусственно созданный предмет, его основой не может быть кремень обыкновенного процессора ergo, он не просто должен быть «достаточно» сложным механизмом, он должен не быть механизмом вообще. Мозг, будь то живой или электронный, — есть особо сложный кусок материи, обладающий свойством материи-субстанции, материи вообще — сознанием. И для реализации этого свойства искусственный мозг должен быть во всём подобен живому, в частности — создавать и разъединять нейронные связи со сколь угодным количеством нейронов и сколь угодными геометрическими степенями свободы. Именно такой пучок из миллионов искусственных нейронов, обладающих вышеуказанными свойствами, и представляло собой ядро. Но, если основой искусственного интеллекта компьютер быть не может, то его «усилителем» — с полпинка. И за почти идеально сферическим ядром ИИ, в блоке АСУ был выставлен стройный ряд прямоугольных серверов, помогавших Скайе в повседневной жизни. Их назначение было строго разделено. Одни сервера расширяли запоминательную способность Скайи, позволяя обладать феноменальной памятью и мгновенно вспоминать однажды запомненные вещи. Другие — представляли собой математические сопроцессоры, позволявшие ей выполнять сложнейшие физические расчёты, требуемые для сверхдальних путешествий на корабле. Этих было больше всего, и каждый из них был узкоспециализирован на своей задаче из ряда необходимых кораблю расчётов. Наконец, третьи запускали на себе прикладные программы, позволяя Скайе выполнять роль обычного компьютера, если того потребуется. Но особенностью каждой из трёх групп серверов было то, что управлялись они ядром. Ядро могло анализировать, сопоставлять и создавать синтетические суждения на основе информации, извлечённой из серверов «памяти». Только ядро могло, полагаясь на сознание, правильно организовать уравнения физических расчётов и запустить в работу сложную систему серверов-сопроцессоров, как если бы расчёты проводил обычный человек, только в тысячи раз быстрее. Именно сознание было ключом к невероятным возможностям ИИ, а без ядра, подобного живому мозгу и лишь поэтому несущего в себе сознание, все эти сервера представляли бы собой груду металлического хлама. И сейчас все колоссальные мощности занимающего приличную часть корабля блока АСУ были направлены лишь на то, чтобы доставить удовольствие от дружеской близости дорогому для ИИ человеку. — Что-то не так? — спросила Кали. — Ничего необычного, — ответила компьютерная девочка, продолжая гладить волосы подруги. — Просто ты всегда смурная, когда только проснешься. Кали улыбнулась, отпила ещё кофе и сложила обе руки на кружке, чтобы почувствовать тепло. — Сегодняшние сводки уже доставили? — поинтересовалась она Скайа хихикнула. — Давным-давно, соня. Над приборной панелью вдруг возник голографический экран, разделённый на две части. Левая, поменьше, представляла собой изображение галактики, в которой находились подруги, с пригоршней больших голубых точек на ней. Это были обитаемые системы в галактике. Или, как привыкли говорить пилоты, «федеральный сектор». Планет, пригодных для жизни человека, было удручающе мало, обычно всего пара штук на один сектор, интересных мест для создания орбитальных станций — немного больше. Поэтому в одном секторе редко было населено больше нескольких систем, зато человечество освоило мириады секторов, а, иначе говоря, расселилось по тысячам тысяч галактик. И космические пилоты были кровью в венах этого единого, невероятно огромного организма. В правой же части экрана высветилась таблица с быстро сменяющимися цифрами. «Сводки», которыми так интересовалась Кали, представляли собой запросы из разных звёздных систем на те или иные ресурсы, товары, в общем, всё то, что могло поместиться в трюме космического корабля, а также аналогичным образом составленные предложения забрать такие вещи. Соотнося одно с другим, космический пилот составлял маршрут грузоперевозок через разные галактики. Это было основной работой для большинства пилотов на мелких частных судах. Кали отпила ещё кофе, поставила кружку на стол и начала копаться в потоке выданной ей информации. Её пальцы легко касались голографического изображения, а оно реагировало на прикосновение подобно сенсорному экрану. Она то останавливала, то прокручивала дальше громаду «сводок», а иногда обращалась и к левой части экрана: отдаляла изображение и затем приближала в совсем другой части космоса, также представлявшей собой отдельную галактику-сектор с несколькими точками-системами. Работать в выходной Кали не собиралась, поэтому сложность разбора данных несколько повышалась: нужно было найти не просто оптимальный маршрут, а такой заказ, исполнение которого подождёт до понедельника и никуда не денется. Изредка она перебрасывалась парой фраз со Скайей, советуясь, за какие запросы лучше взяться. За этим занятием и прошли целых полчаса времени. Допив за это время кофе и доев мясо, Кали наконец взглянула на часы. Скайа это заметила. — Пора к девочкам? — Не думаю, что они сильно обидятся, если я в очередной раз опоздаю. Но сегодня всё-таки суббота, да. — Мне проложить маршрут до Центра? Кали призадумалась. — Нет… Пока нет. Хочу ещё немного поваляться. Подтверждая свои слова, девушка откинула спинку кресла и растянулась на нём как на шезлонге. «Сводки» всё ещё мелькали в правой части экрана, но она уже не обращала на них совершенно никакого внимания. Примерный маршрут на понедельник был уже построен. Кали закрыла глаза. Скайа решилась тихо, чтобы не побеспокоить подругу, убрать с приборной панели тарелку и кружку. Тарелка отправилась на дно мойки, а вот кружку ИИ сразу помыла, поставила рядом с чайником и включила его. Как только вода вскипела, Скайа взяла с полки коробочку с чаем, бросила несколько листьев в кружку Кали и тут же залила крутым кипятком. Этот ценный груз она вновь пронесла через всю комнату и водрузила обратно на приборную панель. Нежась в кресле и попивая заваренный для неё чай, Кали убила ещё час времени. Скайа снова подошла и легонько толкнула её в бок. — Пора. А то правда опоздаешь. Кали зевнула. — Да, думаю да… — девушка прочистила горло и сказала следующую фразу более уверенным голосом: — Скайа, проложить маршрут до ЦГиВП. — Слушаюсь, командир, — отрапортовал ИИ. Общение на тему технических обязанностей Скайи для подруг было похоже на игру. Они обе понимали, что их отношения куда ближе, чем подразумевают эти чисто протокольные фразы, но чётко соблюдали их. Кали взяла с приборной панели резинку для волос и заколку, после чего собрала волосы в хвост, а чёлку заколола набок, чтобы освободить обзор. Внизу, в блоке АСУ, загудели математические сопроцессоры. С точки зрения Кали, Скайа даже глазом не успела моргнуть, но для Скайи же прошла целая вечность, пока в её электронной голове мелькал огромный поток мыслей и расчётов. Говорить о том, что они завершены, было не нужно. Обе девушки знали, что построение межзвёздного маршрута занимает не более нескольких секунд. Корабль был «припаркован» снаружи орбитальной станции, на некотором отдалении от неё, чтобы можно было и совершить гиперпрыжок прямо с места или повернуться к станции для стыковки, как пилоту угодно. Большинство кораблей не было предназначено для спуска на планеты и проводили всё своё существование, начиная со стапеля, в безвоздушном пространстве, поэтому и пилоты редко покидали экосистему орбитальных станций-стоянок. Тем более, что те предоставляли всё необходимое, в том числе доставку грузов с планеты и на планету. Для пилота космического корабля система стартёра состоит из трёх элементов управления: тумблера подготовки, индикатора готовности и ключа зажигания. Сначала пилот поднимает крышечку тумблера и лёгким движением пальца переводит сам тумблер в положение «включён». В ту же секунду в реакторной части корабля, для Кали это всего лишь другой конец комнаты, раздаётся страшный гул. Это оживает корабельный реактор-токомак, начиная с двойной системы вакуумных насосов. Первый насосный контур состоит из классических насосов и способен создать в рабочей камере токомака лишь технический вакуум, потому что вещество, разреженное до определённой величины, вдруг начинает вести себя не как вещество, а как вакуум. Тогда включаются в работу вторые насосы, криогенные. Внутри них охлаждается жидкий гелий и от резкой перемены температур остатки вещества в камере «липнут» к насосу. Теперь вакуум внутри токомака почти абсолютный. Параллельно с насосами включаются в работу три контура электромагнитных катушек. Первый из них создаёт тороидальное, по форме камеры, магнитное поле, которое будет удерживать будущий пучок плазмы. Второй создаёт продольные оси электромагнитной индукции, которые стабилизируют этот пучок. Эти два контура расположены вокруг камеры. Наконец третий контур предназначен для дополнительного разогрева плазмы и представляет собой огромный соленоид, вставленный «в дырку от бублика» посередине камеры. Когда вакуум и магнитное поле созданы, рядом с тумблером загорается зелёная «лампочка» — индикатор готовности. Пилот плавно берёт между тремя пальцами ключ зажигания и резко поворачивает вправо. Дальше всё происходит очень быстро. Система впрыска высвобождает внутрь камеры токомака топливо, смесь дейтерия и трития (изотопов обычного водорода). Газ попадает в тороидальное магнитное поле и мгновенно вспыхивает, превращаясь в высокотемпературную плазму. Устройство превращается само по себе в мощную нейтронную пушку и ионизирует стенки, к моменту, когда радиация достигнет максимума, внутри камеры уже будет удерживаемое магнитным полем кольцо плазмы в несколько раз горячее чем температура ядра Солнца. Всё это случилось меньше, чем за одну секунду. Пребывавший до того момента в покое, твёрдый литий в стенках камеры мгновенно растворяется и вскипает, как будто обычная вода. Гул превращается в рокот, когда этот литий приводит в движение турбины (на корабле Кали их четыре), генерирующие электричество. Температура лития и, как следствие, создаваемое им давление столь высоки, что турбина раскручивается до оборотов, на которых определить отдельный поворот не удастся не только человеческому глазу, но и сложной регистрирующей аппаратуре. Секунду назад абсолютно спокойная техника резко создаёт электричества больше, чем в двадцать первом веке потребляли целые города. Одна десятая этой электроэнергии сразу перенаправляется в батареи под токомаком, которые зажгут его, запитав вакуумные насосы и электромагнитные катушки в следующий раз. Круг работы этой машины замкнулся. Но девять десятых колоссального количества энергии ждёт куда более интересное путешествие. В этот момент контроль у пилота, по сути, перехватывает его ИИ. Для открытия не просто кротовой норы, а тоннеля до строго определённой точки в пространстве требуется точнейший расчёт начальных параметров образования пространственной аномалии. На специально предназначенном для этого сопроцессоре такой расчёт занимает десятую долю секунды. В момент, когда электрический разряд со скоростью тока срывается с места от турбин в направлении гипердвижка, компьютер уже знает всё необходимое для его применения. Электричество попадает в стек из десяти кольцевых ускорителей частиц, установленных друг на друге. Там созданная токомаком колоссальная энергия разгоняется до около-релятивистских скоростей. Теперь, если хотя бы одна частица внутри ускорителя с чем-то столкнётся, сила этого удара будет сравнима с разрывными силами Большого Взрыва. В ускорителях этих частиц триллионы. В момент, когда они достигают максимальной скорости, под чутким руководством компьютера, маленькая, но точная пневматическая пушка отстреливает от корабля мишень, диск диаметром в 10 сантиметров из вольфрама. Она пролетает строго определённое расстояние за строго определённое время и поворачивается под строго определённым углом. В электронных мозгах ИИ время достижения мишенью целевого положения отсчитывается с точностью до десятитысячной доли секунды. Именно в этот момент происходит девять выстрелов. Все ускорители, кроме одного, называемого «контрольным», отправляют невероятной силы пучки энергии в маленький кусочек твёрдого металла. Под строго определёнными углами в строго определённые точки мишени. Перед глазами пилота разворачивается Бездна. Червоточина представляет собой сферу диаметром в несколько метров, абсолютно прозрачную, но очень хорошо заметную из-за искажения света вокруг неё. Точки звёзд вокруг и черта синего круга планеты под кораблём превращаются в причудливые дуги, переливающиеся от приливных сил червоточины. Но её формирование закончено не до конца. Остался последний, самый важный этап: образование вокруг горизонта событий «плёнки» из экзотической материи с отрицательной плотностью энергии. Без этого барьера тоньше одного сантиметра червоточина просто схлопнется. Десятый, контрольный ускоритель, не выстреливает своими частицами в мишень или, уже следует говорить, тоннель. Он разделяет их поток надвое и сталкивает точно в сердце своей разрядной камеры. Происходит Большой Взрыв в миниатюре. Поток разогнанных почти до скорости света электронов превращается в самые разные виды материи, а эмиттер снаружи корабля разделяет их: с яркой вспышкой всё лишнее двумя струями раскалённой плазмы вылетает в стороны от корабля, в то время как экзотическая материя с определёнными параметрами выстреливается в открывшуюся червоточину. Её гравитация захватывает, закручивает и распределяет по своему телу новые частицы. С выстрелом контрольного ускорителя работа компьютера завершена. Как и формирование тоннеля в целом. Осталось лишь направить в него корабль. Мягкий и тихий голос Скайи сообщает Кали, что работа гипердвижка завершена. На сленге космических пилотов это называется «Бездна открыла свою пасть». Кали кладёт свою руку на рукоять акселератора и сообщает кораблю импульс вперёд. За спиной пилота, дальше токомака, на задней стенке основного модуля корабля в работу включаются плазменные движки. Называть их следует только так, потому что словом «двигатель» называется токомак корабля. Их несколько: два маршевых и четыре маневровых, расположенных по схеме «бабочка», названной так потому, что напоминают расположение пятен на крыльях бабочки. Для простейшего манёвра движения вперёд задействуются только маршевые движки. Следуя команде пилота, зажигаются два голубоватых кольца. Это плазма. В плазменном движке для приведения космического аппарата в движение применяется выброс приведённого в состояние плазмы рабочего тела (на корабле Кали — криптона) под действием электромагнитных сил: само рабочее тело несёт электрический заряд, а вокруг него помещается электромагнит. В результате магниты выстреливают струю плазмы как из пушки, толкая в обратном направлении корабль. Многотонная конструкция сдвигается с места. Питаются плазменные движки от обычных солнечных батарей с боков корабля. Вход в червоточину или, как привыкли называть её пилоты, Бездну, представляет собой довольно простую задачу, при этом нетривиально выглядящую со стороны. Отправив корабль вперёд, Кали лишь создала зачатки этого процесса. Очень быстро становится очевидным и боковое движение. Это гравитация Бездны пытается обратить корабль вокруг себя. По сути, он вышел на орбиту этого маленького, но очень массивного тела. Корабль совершает первый оборот вокруг Бездны, а Кали недрогнувшей рукой вдавливает рукоять дальше. Её цель — «врезаться» в поверхность червоточины. Корабль ещё несколько раз обращается вокруг искажающего свет шара, с каждым разом становясь к нему ближе. И вот, наконец. Касание. На таком расстоянии, что край корабля расчертил собой поверхность червоточины, её гравитация уже слишком сильна, чтобы просто вращать корабль. Судно «проваливается» в Бездну так, как если бы она его разом проглотила. Кали отпускает акселератор. Непроглядная тьма охватывает собой корабль, и в большое смотровое окно, рядом с которым сидит пилот, не видно ничего, кроме этой черноты. Много романтики в понимании космических пилотов посвящено мраку бездны и моменту, когда корабль в неё входит. Для суеверного пилота он почти священен. Само путешествие через червоточину занимает всего несколько секунд. Оно и понятно, ведь корабль преодолевает, фактически, меньше десятка метров. Но это очень особенные несколько метров. В момент, когда червоточина открылась, произошло явление, называемое «искривление пространства». Или, точнее следует сказать, пространства-времени. Чтобы понять, как это происходит, следует представить себе лист бумаги. На нём, у самых краёв для наглядности, нарисованы две точки. Чтобы преодолеть расстояние между ними обычным образом, понадобилось бы расчертить весь этот лист. Но вот происходит маленькая хитрость. Бумагу сгибают так, что точки оказываются прямо друг под другом. Теперь расстояние между ними, не по листу бумаги, а через пространство между сгибом, не больше сантиметра. Бумагу протыкают карандашом, соединяя две точки. Именно такая пермутация произошла с самой тканью Вселенной, благодаря работе гипердрайва. Пространство-время, покоряясь продукту человеческого разума, «согнулось» так, что точки, которые «по прямой» разделяют сотни тысяч световых лет, оказались «через сгиб» в метрах друг от друга. Червоточина проткнула это пространство, как карандаш бумагу. Корабль «выплюнула» из себя такая же горловина кротовьей норы, как та, на которую он упал считаные секунды назад. Взгляду Кали и Скайи, направленному прямо в смотровое окно, предстал другой рисунок созвездий, по которому легко было понять, что они совсем в другом регионе космоса, и самое главное. ЦГиВП. Центр Гражданского и Военного Пилотирования. Станция представляла собой огромный, около двадцати километров в диаметре, сверкающий во все стороны шар. Если присмотреться, можно было понять, что стенки шара сделаны из прозрачного материала, а внутри его, шпилями вовнутрь, высились десятки и сотни небоскрёбов, окна которых и переливались зовущим к себе светом. Шар непрерывно вращался вокруг своей оси, создавая искусственную гравитацию, направленную, как и следует центробежной силе, как раз к стенкам. Это так же означало, что гравитация ослабевала вблизи от полюсов шара. Именно этот эффект пилоты приспособили для того, чтобы влетать внутрь. Движение около ЦГиВП было оживлённым. Станция объединяла не сотни и даже не сотни тысяч, а миллионы пилотов и команд миллионов космических кораблей. И почти каждый из них регулярно залетал сюда с самыми разными целями. Кали вновь нажала на акселератор, вдавив его почти в упор, и положила обе руки на штурвал, сосредоточив свой взгляд на пространстве перед ней. Мимо её корабля, рассекая собою гладь космоса, пролетали другие суда, от таких же мелких, до невероятных исполинов, венцов инженерной мысли своего времени. То и дело, примерно на том же расстоянии от станции, на каком «появилась» Кали, возникали новые горловины червоточин, исторгая или всасывая корабли. Это предохранительное строго определённое расстояние было чётким правилом, которое берегло пилотов от раскрытия кем-нибудь червоточины прямо перед носом летящего корабля. Сделав несколько крутых поворотов, Кали обогнула корабли рядом с ней, оставила их позади и вышла на прямой путь до верхнего полюса ЦГиВП, более привычного и удобного для неё из двух портов. Дорога обещала занять примерно тридцать минут. Кали снова расслабилась, расфокусировала взгляд, лёгким движением рук распустила волосы и откинулась на кресле. Пока корабль преодолевал расстояние до мира станции, её ждал ещё один мир, не менее удивительный. Мир информации. Единая информационная сеть ЦГиВП представляла собой относительно небольшую, но, возможно, важнейшую локальную сеть во всём изведанном человеку космическом пространстве. Да, сети отдельных планет, где живут миллиарды людей, были несравнимо больше, чем сеть тянувшего по планетарным меркам на обычный мегаполис ЦГиВП, но она обладала двумя свойствами, делавшими её абсолютно уникальной: стабильностью и универсальностью. В то время как сети отдельных планет и планетарных систем могли быть сколь угодно больше, они, тем не менее, были важны лишь в масштабах своего крохотного закутка космоса, обычно даже не дальше одной планетарной системы. Сеть ЦГиВП была совсем другим делом. Именно к ней подключались пользователи-пилоты, прилетевшие из самых разных уголков населённой части вселенной. Именно она для них была чем-то постоянным, что будет всегда, к чему в любой момент можно вернуться. Ни одна другая информационная сеть не могла похвастаться подобным. Корабль Кали, едва оказавшись в пространстве станции, уловил своими антеннами беспроводной сигнал и послал ответ на него. Клиент, компьютер в особом модуле связи корабля Кали, и сервер, один из бесчисленных роутеров-ретрансляторов, висевших в пространстве вокруг станции специально для пилотов, находящихся в дороге до неё, обменялись четырёхэтапным электронным рукопожатием. Контакт был установлен. Модуль связи известил локальную сеть самого корабля, и через секунду к «интернету» ЦГиВП был подключён уже центральный компьютер за приборной доской. На экране перед глазами Кали тут же вспыхнули различные иконки, а из динамиков послышался перезвон заглушавших друг друга звуковых эффектов. Это были бесчисленные уведомления от разных ресурсов, за разбором которых Кали и собиралась провести ближайшие полчаса. Руки девушки начали полёт перед реагирующим на касание экраном, а она сама жадно впитывала поток информации о том, что произошло в сети за неделю её отсутствия. Первым делом шли художники. Кали была подписана на нескольких интересовавших её авторов (часть из которых, кстати, рисовала «клубничку»), на экране замелькали картинки, которые они успели нарисовать с прошлой субботы. Сохранив несколько к себе на компьютер, Кали удовлетворилась и перешла к новостям. Сначала это были новости самого ЦГиВП, частично ориентированные на тех, кто там постоянно проживает. Новые стройки, происшествия, слухи. Всё, кроме политики. Никаких политических в обычном смысле этого слова событий на ЦГиВП почти никогда не происходило, даже руководство станцией было полностью «прозрачным» и предельно упрощённым. Часто считалось, что пилоты, как социальная группа, дружно ненавидят политику. Затем, начитавшись новостей станции, Кали открыла канал, посвящённый «её» региону космоса — группе галактик Коса Виктории. Отдавало лёгкой иронией, но получить новости оттуда было куда проще на ЦГиВП, чем одним гиперпрыжком ранее, в самом пространстве Косы. И уже тут политики было хоть отбавляй. Для человека её века сама концепция государственности, какой её знали люди прошлого, проказалась бы сущей бессмыслицей. На безкрайних космических просторах не было ни государств, ни границ (вопрос, вообще, состоял в том, как вы в принципе собираетесь их проводить, в космосе то). Основные политические дрязги вращались вокруг двух монструозно огромных, образующих отдельные юрисдикции космического закона, сетях связи: Безымянной Сети и Свободной Директории. Основное различие между ними крылось в подходе к построению сети. Безымянная использовала топологию «звезда» и связь «всех со всеми», которая на практике выливалась в связь между близлежащими системами и далее по цепочке. В такой сети не было ни лидера, ни центра. Директорию отличал совершенно другой подход. Сеть по имени Директория была строго иерархична, при чём иерархия определялась не физическим расположением звёздных систем, а их важностью в сети и по результатам бесчисленных голосований по выбору координаторов сети. У Директории, так же как у Безымянной Сети, не было единого центра, но несколько узлов сети всё-таки находились на вершине иерархии, а значит и политики в сети. Но, конечно, главным элементом обеих, так по-разному устроенных сетей, были космические пилоты. Именно они выполняли роль информационных пакетов между звёздными системами. Заказы на передачу информации, которая будет автоматически обработана опорной сетью, составляли больше половины повседневных перевозок среднестатистического пилота. Кроме Безымянной и Директории, были и так называемые Независимые системы со своими интересами, а Безымянная и Директория, по стереотипу, друг друга недолюбливали. Именно этот винегрет составлял основу политической жизни в Косе Виктории и, насколько могла понять Кали, во всех остальных уголках космоса. В данном случае, в очередной раз перемывали кости на тему нескольких спорных регионов Косы, Безымянная), задавались вопросом, не покрывают ли Независимые космических пиратов (их, к счастью, в Косе было очень мало, что Кали всегда считала преимуществом «родного» закутка космоса) и, конечно же, строили слухи о личной жизни нескольких политических «селебрити» Косы. С трудом выдержав этот поток пересуд и вычленив важную для своих перелётов информацию из него, Кали с облегчением закрыла канал. К этому моменту корабль как раз подлетал к порту, и настало время вновь взяться за управление. Вновь привычными движениями Кали завязала волосы в хвост и заколола чёлку. Это был её способ перейти в «боевой» режим. Затем она взялась за рукоять акселератора и перевела её из крайнего дальнего положения примерно на середину. Порт неумолимо приближался. — Скайа, запросить посадку. — Слушаюсь, командир. Блоки связи и АСУ под руководством Скайи обменялись короткими сообщениями с сервером «привратником» верхнего космического порта ЦГиВП. Это были предельно простые и чёткие стандартизированные команды, передающиеся, к тому же, не через единую информационную сеть, а по отдельному каналу. Сервер быстро принял решение разрешить посадку. Внутри шлюза закрылись гермодвери, отделявшие его от остальной станции, а снаружи, прямо на внешней стенке ЦГиВП, открылись такие же. Это было приглашение. Кали медленно надавила на штурвал, задействуя тем самым маневровые движки корабля и наклоняя его носом к отверстию. Корабль и станция устремились друг на друга. Пилот сосредоточено посмотрела на приближающуюся громаду станции, и надавила на штурвал сильнее. Корабль провалился внутрь как за полчаса до этого в Бездну. Чётко в этот момент Скайа включила посадочные движки, располагавшиеся под днищем корабля. Они мгновенно исторгли из себя огромный поток плазмы разом и затормозили корабль, благодаря чему он не ударился о внутреннюю часть шлюза, а мягко приземлился на неё. Внешние гермодвери шлюза закрылись. Два огромных насоса начали накачивать в шлюз воздух, это заняло у них не больше чем полминуты. Теперь корабль не имел никаких средств к собственному контролю своего передвижения, ведь плазменные движки работают только в безвоздушном пространстве. Нижняя гермодверь шлюза открылась, и земля ушла из-под ног корабля. Но так как он был на самом географическом полюсе станции, где центробежная сила отсутствовала, корабль не упал вниз, а повис в воздухе. К этому моменту заранее вылетевшая посадочная платформа уже приближалась к кораблю. Она представляла собой огромный квадрокоптер с, собственно, платформой для установки на неё космического аппарата. Для такой конструкции не была проблемой перемена в гравитации при полёте между полюсом и другой частью станции. Платформа медленно приблизилась к кораблю Кали. Она сама нажала ещё один тумблер на приборной доске и нижняя часть корабля, как раз рядом с посадочными движками, исторгла из себя три щупа с мощными электромагнитами на концах. Наконец произошла стыковка. Щупы и платформа мягко соединились, а магниты включились, намертво пришпилив корабль к платформе. Конструкция тут же унеслась на четырёх винтах квадрокоптера прочь, освобождая место для влёта или вылета следующего корабля. Платформа с кораблём понеслись к ближайшей стоянке кораблей, которых вокруг полюса было великое множество. На каком-то расстоянии от них Кали наконец почувствовала гравитацию. Платформа влетела на стоянку, представлявшую собой стройные ряды, похожих на неё платформ разного размера, на которых были воздружены самые разные космические суда. Автоматика платформы быстро узнала, где находится ближайшее свободное место и, сделав несколько поворотов между рядами кораблей, нашла его. Платформа медленно опустилась к поверхности стоянки и через секунду коснулась её. Корабль вдруг завибрировал и перестал. Винты платформы остановились, и сама она перешла в режим ожидания. Посадка была совершена. Кали быстро застучала пальцами по экрану компьютера и запросила у станции полный цикл обслуживания корабля. Скоро к нему ринутся другие, основанные на базе квадрокоптера, автоматы, которые осмотрят судно на предмет повреждений, а также заправят смесь дейтерия и трития для двигателя и криптон для движков. Затем девушка подняла ещё один тумблер, и от жилого блока корабля начал выдвигаться трап. Автоматика определила момент, когда он достиг дорожки около стоянки, и остановила движение, а на приборной доске зажглась ещё одна «лампочка». Корабль Кали «официально» приземлился на ЦГиВП. Она выдохнула и тут же распустила волосы. Девушка принялась собирать всё необходимое для отправления на станцию. Она подошла к комоду, сняла с него сумку, закинула себе на плечо и тут же вернулась к приборной доске корабля. Тут её ждали ещё два предмета: фотоаппарат, который незамедлительно отправился в сумку, и, самое важное, ключ от корабля. Ключ представлял из себя целое хитроумное устройство, к конструкции которого подошли со всем осознанием важности этого предмета. Венчала ключ соединительная панель из сплава на основе титана с четырьмя электронными контактами из чистого золота. Эту часть предохраняла от повреждений металлическая крышка, которая вращалась на шарнире вокруг основного тела ключа, — коробочки из ударопрочного пластика. Внутри этого тела находился сверхминиатюрный жёсткий диск с неограниченным числом циклов перезаписи, а рядом — ещё один, с точной копией информации с первого. Этой информацией и был сам криптографический ключ, на который реагировала дверь корабля. Электроника ключа была простейшей и одновременно предельно надёжной. Когда ключ вставляется в замочную скважину, а иначе говоря, в разъём на двери корабля, от замыкания контактов сразу приводится в движение винт первичного жёсткого диска. Обе пары контактов являются передающими. Огромной битности криптографический ключ разделяется на две части, и каждая передаётся параллельно, благодаря чему криптограмма оказывается в памяти корабля практически мгновенно. У каждого, даже самого большого космического корабля, имеющего вторичные системы безопасности, есть единый и, чаще всего, уникальный ключ, который должен храниться у пилота. Кали держала свой ключ на длинной прочной цепочке, которую тут же повесила на шею. Последним пунктом сборов был коммуникатор, который Кали обнаружила у себя на полу рядом с кроватью. Это был небольшой браслет на руку, который с лицевой стороны имел две дуги, между которыми создавался голографический экран, также, как и экран бортового компьютера, реагировавший на прикосновение. В принципе, коммуникатор был компьютером в миниатюре. Попав на руку, устройство тут же ожило. Экранчик появился, а на нём появились часы и значок, означавший успешное присоединение к информационной сети ЦГиВП. Время было 18:50. «Чёрт», — подумала Кали. — Я бегу, береги корабль, — кинула девушка своему ИИ, уверенно зашагав к двери. — Конечно, — ответила Скайа. Кали выбежала наружу и лёгким движением вставила ключ в замочную скважину. Мгновенная передача ключа свершилась. Разные корабли реагируют на свой ключ по-разному, но принцип был един для всех: при запирании двери корабль должен «гаснуть», желательно настолько, чтобы без ключа представлять собой не больше, чем груду металла. Корабль Кали из-за её любви к подруге немного нарушал этот принцип. В то время как все остальные системы отключались, часть блока АСУ оставалась в работе. Скайа не только оставалась в сознании, но даже могла пользоваться своим голографическим аватаром. Однако он её сейчас интересовал меньше всего. У ИИ были свои развлечения, начинавшиеся при стыковке со станцией. Представители искусственного интеллекта имели свой собственный, особый сегмент информационной сети ЦГиВП, непонятный случайно наткнувшемуся на эти данные человеку. И ИИ, остававшиеся в сознании на кораблях, или пребывавшие в нём постоянно и живущие на станции, с преогромным удовольствием погружались в этот маленький мирок. Вычислительных мощностей обычного ИИ хватало, чтобы вести сотни диалогов на разные темы параллельно, при этом визуализируя перед собой целые искусственные миры. У Скайи на ЦГиВП были и друзья (такие же ИИ), разговор с которыми доставлял ей особенное удовольствие, и любимые «места» в сети, куда она могла «прийти», параллельно ведя эти разговоры. Тем временем Кали увлёк за собой поток людей на стоянке, которая представляла собой огромный, уходящий в даль перрон с выстроившимися вдоль этого перрона рядами космических кораблей всех назначений и размеров. Кали знала, что каждый из людей, идущих мимо, либо такой же пилот, как она, либо член экипажа какого-нибудь корабля. Впервые за день, в толпе «себе подобных» она почувствовала себя в своей тарелке. Но вот перрон стоянки закончился, и девушка вышла на широкий проспект, параллельный стоянке. По обеим его сторонам также текли реки пешеходов, а по проезжей части с лёгким шорохом проносились автомобили. Кали подошла к самой дороге, вытянула руку вперёд и подняла большой палец вверх. Это был универсальный жест человека, который хочет попутку. Вскоре, на обочину рядом вырулила маленькая чёрная машина. Кали подошла к двери, в то время как водитель опустил стекло. — Куда едем, гражданочка? — спросил он небрежно — Двадцатая линия, дом восемнадцать. Большая часть ЦГиВП была удобно разделена на «линии» — главные дороги, вокруг которых выстроилось большинство зданий, от мала до велика. Отсчёт линий начинался с нулевой, которая условно делила станцию на левое и правое полушария, а всего линий было девяносто восемь. Перпендикулярно или по касательной от линий шли более мелкие дороги, устройство которых обычно понимали только жители определённого района. — Не, так далеко я не поеду. Извиняйте. Водитель поднял стекло, и машина вырулила обратно на трассу. «Ничего, — подумала Кали, — не всё даётся с первого раза». Вскоре, ответом на тот же жест, подъехал другой автомобиль, белый грузовик. Кали улыбнулась. Она любила ездить на грузовиках и видела в их водителях родственную душу, потому что сама занималась перевозкой грузов, только за тем «маленьким» отличием, что в космосе. Девушка подошла к машине, приподнялась на ступеньке к двери и просунула голову в уже опущенное стекло. — До двадцатой линии довезёте? Водитель почесал голову. — Хм, придётся сделать крюк… — он на секунду задумался, а потом махнул рукой. — Ай, залезай. Покатаемся! Кали улыбнулась ещё сильнее, открыла дверь и забралась на тахту позади водительского сидения. Грузовик тут же тронулся и через несколько секунд уже встроился в поток автомобилей на проспекте. Кали взглянула на коммуникатор. 19:01. Она уже опаздывает, а ещё предстояло добраться до места встречи. — Ты пилот или из местных? — поинтересовался водитель, деловито крутя баранку. — Пилот, — с лёгкой гордостью ответила Кали. — Вожу маленький грузовой корабль, кстати. — Ух ты, правда? Получается, почти коллеги. — А вы? — А что «я»? Уже десятый год в Центре, в маленьком домике на тридцать второй линии. Я и раньше, когда жил ещё на федеральной планете, водил грузовик, а здесь тем более с такой работой нет проблем. Машина сделала крутой поворот и начала рассекать радиальные дороги, стремясь выйти на нужную линию. — Выходит, родом с планеты, но Центр оказался душе ближе? — Ага. Кали чуть призадумалась и решила, что маленький рассказ о своей жизни будет вполне нормальным продолжением этого разговора. — А я с космосом с детства, родилась на мобильном флоте. — Да ну? — Правда-правда. Ну и, когда приобрела собственный корабль, никто, конечно же, не удивился. — Не тоскливо по дому, когда летаешь вдалеке от него? Кали улыбнулась, но как-то грустно. — Ничуточки. Следующие двадцать минут прошли в тишине. За окном мелькал давно привычный Кали пейзаж из десятков тёмных зданий, тянущихся как можно выше вверх. — Двадцатая линия, приехали. Кали пригляделась и действительно узнала знакомые дома. — До восемнадцатого дома подбросите? — Да. Почему нет? Грузовик повернул на саму линию и начал отсчитывать своим кузовом дом за домом. Вскоре он остановился у большого жилого здания. Его своды украшали колоннады, а на первом этаже, прямо у дороги, расположилась кофейня. Над дверью виднелась вывеска с аккуратным рукописным шрифтом выведенной надписью: «У Вергилия». Кали поблагодарила водителя, попрощалась с ним и вылезла из кабины. Машина тут же тронулась и унеслась куда-то дальше по линии. Кали вдохнула полной грудью воздух и почувствовала запах сирени. Её деревья обнаружились тут же, рядом, между домами. Девушка прошла несколько метров и уверенно повернула ручку двери в кафе. Аромат цветов мгновенно сменился другим: тут же заполнившим все ноздри сильнейшим запахом самого кофе и тонкими нотками использовавшихся в готовке пряностей. В уши Кали полилась приятная тихая музыка. Она перешагнула через порог и закрыла за собой дверь. — Приве-ет! — послышалось протяжно из-за одного из столиков. Кали посмотрела в ту сторону, откуда раздался голос. Её взгляду предстала девушка с чёрными волосами, одетая в женскую форму вольного флота Безымянной Сети: тёмно-синий китель с отложным воротником и золотыми пуговицами, который венчали золотые же погоны, каждый из которых представлял из себя два переплетающихся вензеля, белую рубашку с оборочками, спускавшимися из рукавов и сложенными на груди, отдельный от остальных предметов одежды чёрный воротник с тонким бантом, и строгую юбку-карандаш. Всем было известно, что мужской вариант пусть по-другому, но не менее наряден, и представители флота обычно по праву гордились своей формой. Практически всегда она была не только сделана такой красивой производителем, но также идеально ухожена владельцем: строго выглажена и с натёртыми до блеска металлическими частями. Этим всем подход Безымянной к обмундированию своих служащих очень отличался от директорального. В ВКС Директории униформа была прямой противоположностью «безымянной» — неприметной и строго утилитарной. Представительница вооружённых сил не только прокричала на всё кафе приветствие, но также махала рукой, подзывая Кали к себе. Рядом с ней сидели ещё двое девушек. Слева — с очень длинными ниспадающими рыжими волосами, одетая в просто огромное коричневое пальто нараспашку, под которым виднелось тёмно-синее, в цветочек, платье. Напротив — короткостриженая блондинка, в обычной белой блузке и бежевой юбке. Перед ней на столике высился ноутбук с голографическими экраном и клавиатурой, на которой она что-то без конца строчила. Кали подошла к ним и села за последний у этого столика, четвёртый стул. Эта компания всегда столбила за собой «У Вергилия» именно этот столик, за которым было именно четыре стула. — Как всегда опоздала, — заключила девушка за компьютером, не переставая печатать. Кали привычным движением выложила из сумки на стол фотокамеру и затем постаралась расслабиться на стуле. — Со мной это бывает, да. — Кали почесала голову. — Бывает каждый раз, — сказала носительница безразмерного пальто и, чуть погодя, добавила: — Мы тут как раз обсуждали местные конфеты. — Конфеты? — переспросила Кали. — Да, конфеты. — Из магазинчика на двадцать первой линии, — добавила девушка в форме. — Я тут купила целую кучу, пока шла. Хочешь попробовать? Кали наклонила руку к бумажному пакету, стоявшему на столике, извлекла из него одну конфетку, которая выглядит как сильно засахаренный шарик, и отправила себе в рот. — Блин… — сказала она, жуя. — Реально вкусно. Как они их делают? — Я не знаю, — сказала обладательница пальто, жестикулируя обеими руками. — Но это просто зашибительно. — Как бы в подтверждение своих слов, она тоже взяла пару штук, из другого пакета. Это были длинные желейные червячки, так же посыпанные сахаром. Девушку в пальто все друзья и даже некоторые деловые партнёры всегда называли по прозвищу Полковник. Что было немного иронично, так как, в отличие от своей сидевшей рядом подруги, она ни в каких войсках никогда в жизни не служила. Её, в свою очередь, звали Ленор. А тихую даму с компьютером — Йоко. Именно она на секунду оторвала руку от клавиатуры, отпила свой кофе, крепкий как дружеское объятие флет уайт, чем навела Кали на мысль сделать собственный заказ. Она подняла руку, и к столику тут же метнулся гарсон. — Готовы сделать заказ? — поинтересовался он. — Да, — сказала Кали. — Мне, пожалуйста, айриш-кофе. Полковник тоже решила что-нибудь взять: — А мне, пожалуйста, стаканчик односолодового шестнадцатилетнего спешл резёрв. — Та-ак, обеим алкоголь… — заключил официант. — Можно ваши документы? Кали зашуршала рукой в сумке, Полковник — во внутреннем кармане пальто, и обе извлекли на свет по маленькой пластиковой карточке. Это был ещё один отличительный признак космического пилота — ID-карта. Предоставлять в качестве удостоверения личности ID-карту, а не, скажем, паспорт Федерации, — типичная чисто пилотская привычка. На ЦГиВП этому, конечно, никто не удивлялся, а вот на планетах это многих раздражает из-за ощущения, что пилоты «корчат» из себя особенных. Сама карта представляла собой прекрасный образец стремления ЦГиВП как организации к стандартизации и удобству. Слева на ней была большая фотография владельца, «как на паспорт», а чуть ниже — логотип конторы-регистратора космического судна (это были, в целом, независимые друг от друга и федерального или директорального правительства организации, сотрудничающие с ЦГиВП). Справа снизу было место для уникального номера самой ID-карты, большими серебряными выпуклыми буквами, прямо под сделанной такой же красочной надписью «Pilot ID Card». Кали была гордой владелицей карты номер 3302 6117 0039. Выше этой красоты было большое место для остального текста. Имя и дата рождения были самым очевидным пунктом списка и шли сразу в самом верху карты. Далее следовал номер лицензии пилота, у Кали — 2812195001011959. В выдаче лицензий состояла одна из основных функций самого ЦГиВП. Совсем строго говоря, для пилотирования космического корабля лицензия не была обязательна. Но это в теории. На практике, и в Федерации, и в Директории необходимость лицензии была прописана законодательно. Поэтому, волей-неволей, а подавляющее большинство пилотов, за исключением такого малого количества, что его можно списать на погрешность, хоть раз в жизни прилетали попутками на ЦГиВП, чтобы пройти его обучение и, конечно же, финальный экзамен, требуемый для аттестации. Кали навсегда запомнила момент получения лицензии, в который пилот произносит свою клятву. «Перед лицом тысячи звёзд над моей головой и твёрдой почвы под ногами, от которой навеки отказываюсь, я, пилот космического корабля, торжественно клянусь все знания и силы посвятить вечному стремлению вперёд, пронести за собой в Бездну идеалы равенства и верности, никогда не предать другого пилота, будь то протянуть руку помощи в мире или сражаться лишь честно в скорбной смуте войны. Вставая перед тьмой, мраком и неизвестным я клянусь отринуть страх и нести туда свет. Ducunt volentem fata». Последняя фраза была девизом всего ЦГиВП, также выведенный на его гербе. Ниже была строка для номера членского билета ЦГиВП. У Кали — 08909627. Но не у всех эта строка была заполнена, как и не у всех было это самое членство. Стать членом Центра было, своего рода, почётной миссией, открывавшей перед тобой некоторые двери, но и ко многому обязывающей, подобно вступлению в профсоюз, услуги которого, особенно юридическую помощь, Центр своим членам, собственно, и предоставлял. Для одних вступление в ЦГиВП было само собой разумеющимся настолько же, насколько получение его лицензии, другие по личным причинам или по служебной обязанности отказывались от этой почести. Из четырёх девушек членского билета не было только у Кассандры. Хотя многие пилоты Федерального Флота всё-таки были также и членами ЦГиВП, сама она считала, что это членство несовместимо с военной службой. Наконец ниже располагалось место для бортового номера и названия конторы-регистратора. Существование десяток и сотен конкурирующих контор создавало определённое преимущество для пилотов: бортовые номера могли быть предельно короткими и при этом не пересекаться. Кали выбрала контору Sybersyn, потому что её сокурсник по аттестации её выбрал, а Sybersyn присвоила кораблю Кали номер М-26-7. Это была, в принципе, вся информация, которую несла на себе ID-карта. — Сара-ля-Кали де Санта Клара, год рождения три тысячи девятьсот сороковой, — прочитал вслух официант — Да, всё правильно. Молодой человек перевернул пальцами карты у себя в руках и приступил к следующей. — К… — Ля-ля-ля, ничего не слышу! — вдруг на всё кафе заорала Полковник. Официант осёкся, потупил взор и прошептал что-то вроде «Извините». Ну не любила Полковник своё реальное имя, что уж тут поделать. Мужчина отдал карты каждой из девушек и хотел было удалиться за их заказом, но Кэс его остановила. — А ещё — тортик! — громко сказала девушка. Йоко оторвала взгляд от монитора и усмехнулась. — Значит, конфет тебе мало? — Тортик?.. — переспросил официант. — У нас, знаете ли, много тортиков. — Хочу большой и шоколадный, — безапелляционно заключила владелица красивой формы. Гарсон почесал затылок. — Кхм, ладно… Принесу вам «Прагу». На сколько персон? — Четыре кусочка, пожалуйста. — Эй, я не просила, — вставила своё слово Кали — Да ла-адно тебе, — обратилась к ней Ленор. — Ещё никто не умирал от кусочка тортика. — Так сколько? — снова переспросил официант. — Четыре, четыре, — заверила его офицер флота. С чуть слышным вздохом облегчения, мальчик удалился. Вскоре их заказ уже был на столе. Четыре куска «Праги», кофе с виски и просто стакан виски. Ленор с детской непосредственностью накинулась с ложечкой на свой кусок торта. Кали посчитала этот момент довольно милым и решила сделать фото. Тонкие пальцы с утилитарным, но аккуратным маникюром прокрутили фокусировочное кольцо объектива по часовой стрелке, чтобы совместить половинки двоящегося изображения на экранчике дальномера перед глазом фотографа. Затем указательный палец другой руки нажал на кнопку спуска. Внутри фотоаппарата высвободилась пружина и привела в действие весь механизм затвора. Мгновенно, с такой скоростью, с какой только может обеспечить механика, сорвалась с места первая шторка затвора, открывая кадровое окошко. Объектив, преломив свет через несколько линз, построил перевёрнутое отражённое изображение размером ровно 24×36 миллиметров того, что «видел» перед собой. Свет из объектива попал на чрезвычайно чувствительную к нему поверхность фотоплёнки и принялся «выжигать» в темнеющем от света галогенном серебре изображение построенной из него картинки. Это длилось ровно одну шестидесятую секунды, ни больше, ни меньше. Как только этот отсчёт завершился, ринулась вперёд вторая шторка затвора, также мгновенно, как открыла его первая, закрывая собой кадровое окно с плёнкой. Магия фотографирования свершилась. В будущем эту плёнку ждало два раствора: проявляющий и фиксирующий. Проявитель в сто крат усиливал «потемнение» галогенного серебра от света. Это называлось превращением скрытого изображения в действительное или, иначе говоря, собственно, проявлением. Затем плёнку следовало закрепить или, как фотографы привыкли говорить, отфиксировать. В этом растворе с плёнки смывалось ровно столько серебра, насколько тёмным оно было, а реагирующий на свет галогенид превращался в намертво впечатанное в желатину плёнки металлическое серебро. Таким образом, получался готовый аналоговый негатив. Но до этого всего плёнке в камере Кали, на которой было отснято всего пара из тридцати шести кадров, было ещё очень далеко. А вечер обещал быть долгим и чертовски уютным.