Руки, дым...

От рождения слепой, он живет в плотной вечной темноте, колючей и растекающейся, он выливает тушь из бесполезного, будто мертвого зрачка, на ярко-белые листы. Он не видел ни солнца, окунающегося в персиковый сон на закате, ни людей, ни гулких машин. В его голове был только голос. Чужой, ни разу не бархатный, сиплый и севший, голос постоянно кашляющий и дышащий пахучим, ядовитым дымом прямо в лицо. Грех жаловаться, это Слепой учил его курить, но кто же предполагал, что тот будет совать в рот сию ванильную дрянь? Слепец точно знал, кто это. Знал, что все это всегда будет рядом, что вот железные противные пальцы , за которые можно схватиться, что вот его лысина на затылке, до которой фиг дотянешься, вот его мятно-ванильно-табачный запах, и это никуда не денется. Было так всегда, кажется, или почти всегда. И что в крепких, но не удушающих, объятиях Морфея, именно он снимет резинку с длинных, нездорово гладких, чуть ли не маслянистых, волос. И имя этого голоса, запаха, пальцев и тепла в одном кристальном флаконе, такое звучное имя, уже отдающее чем-то на запястье – Сфинкс. Сфинкс, потому что. Большой могучий Сфинкс и коротенький худой Слепой. И одна старая облезлая кисть на двоих, зажатая в тиски, прикрытая ледяными, длинными, похожими на паука ладошками с двух сторон. И карандаша всего два – тупой, царапающий бумагу и сгрызенный, и длинный, искусанный, в глянцевой оболочке. Что получилось – он узнает лишь с пухловатых губ Сфинкса, который наверняка и приврет, но разве то важно? Наивный, ещё и попытается давить карандашом сильнее, чтобы Слепой смог нащупать. У него такое часто - детство играет в одном месте, вспоминаются дела давно минувших дней, расписанные стены «Чумных Дохляков» ,слегка выпуклый динозавр Лося. Хотел весь этот микро-мир вернуть. Его не приземлить иногда. Слепой и не попытается, просто подаст сигарету, подставит к самым деснам, а Сфинкс по привычке попытается затянуться, закашляется и сморщится. Маленькая старушонка-кисточка родилась, чтобы оказаться в руках, идущих на интуицию, подгоняя ручку, механическую в живой, чтобы слышать голоса и смешки, чтобы рисовать что-то не самое внятное, похожее на перепившего павиана, но бесповоротно принадлежавшего Им. А значит, почему бы и нет?