История до разрыва

Всю ночь герцог провел наедине с сыном. И за всю ночь они не сказали ни слова друг другу. Они слышали всхлипы за дверью. Это плакала Кенди. Внутри у герцога всё вскипело. Это малявка сидит за дверью и рыдает о своей несчастной доле. А он, подлинный супруг сидит здесь и не может слезу выдавить. Нельзя сказать, что он ненавидел Кенди, но и не любил. Она для него была как растение в доме. Есть - хорошо, нет - тоже неплохо. Его вполне устраивала такая кандидатура для его сына. Деньги есть, имя есть, наследство тоже имеется. Вот если бы она ещё делилась деньгами – души бы он не чаял в этом создании. Герцог взглянул на своего сына. Терри забыл сегодня все правила хорошего тона, которые когда-то он учил с отцом. Он не предложил ему присесть, а сам упал на диван, задрав ноги на спинку. Честолюбивый герцог не мог не заметить следы грязи на башмаках. Ему было неприятно садиться на диван, поэтому он выбрал кресло. Кресло было достаточно удобным. Но цвет, он никогда не любил клетку. Как его сын мог выбрать такую обивку? И неужели его супруга не видит этой безвкусицы? Да и сам кабинет его не прельщал. Комната была мала и скудно обставлена. Где гобелены и бархатные шторы? И где красный дуб? Именно дуб должен присутствовать в кабинете мужчины. Ни орех, ни клен- дуб и только. Герцог заметил, что рассматривая кабинет, он немного отвлекся от сегодняшнего дня. Снова перед глазами встал образ Элеоноры. Та, с которой он жил. Его Элеонор. Он поглядел на сына и увидел невероятное сходство с ней. Тот же лоб, нос. Нет, подбородок его. Но взгляд, точно Элеоноры. Он любил её глаза и в то же время ненавидел. В голове прокручиваться образы их совместной жизни. Как впервые увидев её ещё в старом, покрытом плесенью театром. Она там играла шляпницу. Эпизодическая роль, но она попала ему прямо в сердце. С ним в тот вечер была и его невеста - Сибилла. Дочь лорда. Прекрасная кандидатура на его руку и сердце. Но увидев Элеонор, он не мог думать ни о чем. Высокие титулы исчезли сами собой. Ему казалось, что в этом зале они только вдвоем. Его обжигало пожаром. Он тонул в ее глазах, никогда ещё не видал таких глаз. Синие, как океан, они смотрели на него лишь мгновение, но этого было достаточно. Каждый вечер он ходил в этот театр, только бы увидеть её. То она была шляпницей, то цветком на поляне, то прохожим в дождливую ночь. И каждая её роль могла длиться несколько секунд, но он ходил на все спектакли. И сидел до самого конца, в надежде по окончанию представления, вновь её увидеть. Он приносил ей цветы. Не зная, какие она любит, он приносил каждый раз новые и новые. Пока, однажды даря ей цветы в очередной раз, услышал в ответ: «Может, мы поужинаем вместе?» Так и началась их жизнь. Она не была вся сплетена из одной ленты. Нет, их жизнь была разноцветной и нелегкой. Они любили, они и ненавидели. Но друг без друга они жить не могли. Его не волновали слова семьи, её не волновали слова режиссера, что это неправильно. Однажды, весенним утром, он увидел её возле стен своего дома. Она смотрела на окна его комнаты и от волнения покусывала ноготь. Увидев её, он бежал, бежал как влюбленный мальчишка. На его вопрос, почему она так нервничает, получил неожиданный ответ: «Я жду ребенка». Для него это был шок. Глядя снова в её глаза, он вдруг подумал: «А что, если у ребенка будут такие же чарующие глаза? Я смогу любоваться ими вдвойне». Они жили в прелестном доме. Для них он казался Раем. Днем он шел на работу, вечером провожал жену в театр. Когда срок стал большим, Элеонор ушла из театра и проводила время дома за чтением своих любимых пьес. Такой жену он любил ещё больше. Покладистая и домашняя. Он думал, так будет всегда. Ребенок заставит её навсегда забыть от детских шалостях и стать настоящей хранительницей очага, какой была его мать. Но даже после рождения Терри, она не забыла театр. Ему не хотелось, чтобы жена приходила после полуночи. Пускай сидит дома и ждет супруга, как истинная женщина. Но тогда бы это была не Элеонора. Из-за этого они часто ругались. Несколько раз, они собирались разойтись, но всё время возвращались. До одного момента. Он как всегда пришел домой вечером. На полу сидел Терри и играл солдатиками. Возле ребенка стояла няня. Они теперь часто её нанимали. Узнав, что Элеонор в театре, он поспешил туда. Теперь она выступала в дорогом театре и была там примой. Спектакль уже закончился, и гости поехали на банкет. Именно там и застал он Элеонор с Майклом Ди Мейли. Сколько же он наслушался сплетен об их отношениях. Но всегда, когда спрашивал её о подлинности слов журналистов, Элеонор смеялась в ответ и опровергала эти слова. И он ей верил, всегда верил. Но сейчас, глядя на неё, у него закипало всё внутри. Она мило ворковала с Ди Мейли и позволяла держать себя за талию. Медленным шагом, он приблизился в ней и, не говоря ни слова, ударил Ди Мейли. В комнате началась суматоха. Женщины заохали, а мужчины принялись поднимать с пола Ди Мейли. Поглядев на супругу, он не увидел в ней ни капли раскаяния. Снова синие глаза. Не выслушав никого, он молча развернулся и ушел. Дома Элеонор пыталась найти слова, но он её не слушал. Не сказав ни слова, утром он взял Терри и увез с собой. Прихватив пару вещей своих и его, они поехали в порт. Терри хотелось увидеть пароходы и это дало возможность не рассказывать, куда они едут. «Пусть живет здесь. Моя гордость пала перед этой женщиной, но с меня хватит. Пусть она теперь поплачет. Пусть…» Он видел, как он бежала за пароходом, который уносил её мальчика. Но он не чувствовал к ней жалости. Она его растоптала. Убила гордость. Пусть живет теперь театром, там у неё будет тысячи сыновей. И пусть живет со своим Ди Мейли. Вспоминая эти мгновения сейчас, ему становилось нехорошо. Оценивая свою жизнь, герцог видел, что и сам несовершенен. Да, он женился второй раз. И на этот раз на приличной женщине. Да, её красота и в подмостки не годится Элеонор. Да ему собственно было всё равно. Внутри него всё ещё кипел гнев. Ему хотелось ещё больше её растоптать, чтобы Элеонор пришла к нему на коленях, моля о помощи. Но она не пришла. Теперь, глядя на сына, он ненавидел его. Он не мог смотреть в его глаза. Перед ним всегда вставала Элеонора. Слава Богу, у него были ещё дети. Он любил сына больше всего на свете, но видеть его глаза был не в состоянии. Как он себя ни убеждал, всегда любить будет только Элеонор. Но с Терри они никогда не смогут быть по-настоящему близки, как раньше. Он сам отдалил его от себя. Он сам разрушил всё, что когда-то так сильно любил. Ему хотелось всё, чего он не дал сыну подарить внуку, но и он казалось бы не желал принимать его любовь. И вот она пришла к нему пожилой дамой, но он не смог ей перечить. Он кричал, но крик был как боль внутри, а не его сила. Она получила свое. Он снова проиграл. Она забрала у него и внука. Как он согласился? Он и сам не знал. Сейчас, сидя в клетчатом кресле, он впервые за всю время плакал. Он потерял её, даже не сказав, как сильно любит. Она знает, что он разбил семью и что он плохой отец. Он имел сына, любимого сына и не доглядел его. Месть закрыла ему глаза. Терри видел, как отец рыдал, но никак не реагировал. Ему и самому было больно. Его учили, что в семье не жалеют друг друга. Для Гранчестера это признак слабости.