Просто игрушка

Спина уже чертовски болит от глубоких толчков, но я все равно подаюсь ему навстречу и пытаюсь втянуть в поцелуй. Осаму не любил поцелуй, а я напротив — люблю эту скучную прелюдию. Для меня поцелуи значат многое, когда для Дазая это ничто кроме обмена слюнями. Этому озабоченному ублюдку больше нравится с силой втрахивать меня в матрас какой-то гостиницы. Я конечно ничего не имею против этого, но иногда мне кажется что ему от меня ничего не нужно кроме траха — когда тот утверждает обратное. В голове картинка не складывается, потому что бывают дни, когда Дазай добрый, нежный, ласкает меня часами, шепчет всякие глупости и говорит что любит. Я люблю такого Осаму. Но такие дни наступают очень редко, обычно они серые и жестокие — обычный быстрый перепих в каком-то отеле как сегодня, без особой подготовки, вставляет мне почти насухо и быстро трахает пока не поскорей не кончит. В такое время он не думает обо мне, не замечает моих слез, просьб и иногда крови. Не замечает и после моей хромой походки и неустойчивого сидения на твердых поверхностях. Такой Осаму слишком жесток и эгоистичен. Но я все равно каждый раз прощаю его, и просто жду когда наступит его добрая сторона. Жду нежные поцелуи, шепот о любви и теплые объятия. Я боюсь потерять Дазая, каким бы он не был — жестоким или нежным, это все равно мой Осаму. Брюнет входит особо глубоко, и зад ноет при каждом толчке. Сегодня он и вовсе забыл про растяжку. На щеках у меня уже засохли слезы, а у бедер стекла кровь. По началу было больно, очень больно. Но сейчас я просто игнорирую боль, потому что ему хорошо, а это значит, что мне тоже хорошо. С неким хлюпом он выходит из меня все-таки кончив, и уходит из номера сразу же, как застегнул ширинку, прихватив мою пачку сигарет. Я лежу смотря перед собой и думая как бы встать и сходить помыться. Спину ломит, голос охрип от вскриков боли, нижнюю часть тела и вовсе будто разорвало напополам. С таким ущербом любой нормальный человек пошел бы в полицию с заявлением по изнасилованию. Только вот меня никто не насиловал — я был на все согласен, каждый раз я согласен абсолютно на все. Помню как один раз он трахнул меня практически без подготовки в каком-то общественном туалете, помню наш перепих в каморке на банкете Портовой Мафии, помню даже как один раз это придурок спиздил какой-то из романов этих озабоченных Рампо и Эдгара, и в итоге мы потрахались в книге. Помню все наши пробы в бдсм-практиках, которые я никогда бы не захотел больше повторить. Но самое главное что я помню — это наш первый раз, когда он был нежным, ласковым и не таким, как всегда. В груди приятно разлилось тепло и я через слезы поднялся с кровати направляясь в душ. Тихонько подмылся, переоделся и залез под одеяло дабы выспаться. Я не знаю — вернется он в номер, или уже свалил, мне все равно. Спину ломит, заду совсем плохо, а в груди так ломит, что хочется кричать от этой боли. Ну почему ты такой? Почему ты не можешь быть моим Дазаем, который любит меня и дорожит мной?! Почему ты такой ублюдок, которому плевать на здоровье любовника.? Да и любовник я ему.? Может быть когда со мной «добрая» версия Осаму, мы и любовники, но для такого — я просто дырка для траханья. Но я не хочу ей быть. Хочу чтобы вернулся мой Дазай… *** Брюнет тушит сигарету о бинты и со вздохом смотрит в синее небо. В голове у него рой мыслей и первым порывом сейчас было вернуться к бывшему напарнику и извинится целуя каждую клеточку его тела. Но он не должен. Он специально это делает, чтобы рыжий… разлюбил его. Но увидев на бедрах Накахары кровь, когда тот беззаботно улыбался сквозь слезы корчась от боли — Осаму думал он не выдержит держать эту холодную маску равнодушия. Зачем спрашивается Дазаю чтобы Чуя разлюбил его? Он сам точно этого не знает, но брюнет понимает что мафиози не должен его любить. Осаму делает ему больно — а тот лишь улыбается и говорит, что все хорошо, и ему не больно. Но ведь Осаму знает что ему больно, знает как ему больно. Почему тот молчит и все терпит? Не вмажет ему, не уйдет от него, молчит и говорит что ему приятно?! Потому что любит. Но Накахара не должен любить его, потому что он приносит своим возлюбленным только боль и смерть. Так было с Одой, так будет и с Чуей. А Дазай не хочет лишаться Чуи и пытается сделать так, чтобы тот его разлюбил, не понимая, что убивает рыжего изнутри своей хладнокровостью. И Чуя бы умер, если бы не «добрая» сторона Осаму, изредкая дающая о себе знать. Настоящий Дазай, не пытающийся отдалить любимого человека подальше от себя. Но Накахара не знает об этом, и потому надееться лишь на неё, на добрую сторону Осаму. Брюнет разворачивается по направлению к выходу на улицу, но замирает на мгновение, и из-за всех сил мчиться обратно — к Чуе, в номер… Дверь комнаты открывается с тихим скрипом, и Осаму застаёт полуспящего мафиози — тот лежит свернувшись калачиком на кровати и тихо плачет. Брюнет ошарашенно так и застыл на пороге, не в силах смотреть на слезы любимого человека. Дазай с грохотом опускается на колени и начинает бить себя рукой по голове. Чуя только замечает его появление, и из-за всех сил что есть, плюхается рядом с ним на четвереньках, застонав от боли, и начинает гладить его по плечу. — Дазай. Дазай, что такое? — брюнет смотрит на заплаканного Накахара пустыми глазами, и хватая его за плечи, притягивает к себе. Рыжий лишь тихо стонет от боли, и Осаму сразу же тихо шепчет извинения. Обнимает Чую, и шепчет на ухо жалкие «прости». — Все хорошо, что с тобой, Осаму? Голос Чуи не содержит ни капельки злобы или гнева, нет, они наполнены любовью и нежностью, и Осаму понимает каким мудаком он был все это время. Дазай оглаживает щеку бывшего напарника, и с толикой боли спрашивает того: — Ты меня простишь за все это? В голубых глазах возникает удивление, и оно сменяется каким-то другим чувством. любовью? Накахара обнимает его за шею, и аккуратно прикасается своими губами к его — Осаму отвечает на поцелуй, и приобнимает Чую за талию, и чуть ли не отпрыгивает услышав стон боли. — Это все из-за меня… прости… ты ведь. ты ведь даже не кончил. болит все наверное.какой же я ублюдок. — Ничего, Дазай. если ты хочешь заняться сексом, я могу потер… — Чуя недоговаривает, видя пустой взгляд Дазая и видя как его глаза наполняются слезами. — Нет. я…я такой ублюдок, что же я натворил. — Почему ты такое про себя говоришь, Осаму, все хорошо, — брюнет старается аккуратно прижать к себе Накахара, и нежно укладывает того на кровати. — Ты всё-таки хочешь заняться сексом? Можешь, пожалуйста, использовать смазку. — Нет конечно, Чуя, я не собираюсь трахать тебя в таком состоянии, придурок. — Осаму опустился на постель, вклинившись между бедер Накахары. — Ты ведь так и не кончил. Рыжий было хотел что-то возразить, но Дазай стал выцеловывать всякие узоры на бедрах Чуи, оглаживая бока, и тихо шепча извинения. Старался не сильно напрягать мафиози, дабы не доставить тому боли, а тот лишь каким-то пустым взглядом смотрел в потолок. Осаму аккуратно взял самую малость возбужденную плоть, и нежно провёл рукой вниз-вверх задевая пальцами головку. Чуя лишь тихо невнятно что-то зашептал, немного поерзав по матрасу. Дазай наклонился к члену, и размашисто лизнул головку, собирая с кончика выступившую капельку смазки. Аккуратно берёт в рот, начиная неспешно облизывать, опускаясь на член все больше вылизываю каждую венку на нём. Накахара только хрипло стонал и невнятно шептал что-то. Осаму опустился практически на всю длину, и чуть закашлявшись выпустил изо рта, вновь начиная дрочить рукой. Мафиози запустил одну из рук в шевелюру брюнета, и осмелев, вновь направил его голову к своему паху. Дазай хитро улыбнулся, и вновь начал обильно облизывать член, то беря почти до глотки, то выпуская совсем. Когда челюсть уже заняла, Осаму отстранился и начал активно надрачивать ушедшему в себя бывшему напарнику, и когда понял, что Чуя вот-вот кончит, быстро взял головку в рот, и проглотил все, что стрельнуло в горло, наблюдая за изменяющимеся эмоциями на лице Накахары. Рыжий лишь активно пытался восстановить дыхание, и прикрыв глаза, сказал так тихо, что Осаму еле услышал: — Я прощаю тебя.