***
Под конец затянувшейся тренировки, янтарного цвета глазки все же блеснули появившимися слезками, а из груди котенка прорезался рык. Вновь Тигрица допустила ошибку — напала на мастера со спины, подобно трусливому хищнику, который будто без умения красться и прижиматься животом к заросшей высокой травой земле никогда не одержит победу. И, естественно, о словах похвалы не могло идти и речи. Учитель Шифу обосновал это, как нападение без чести, воспринял это, как очередное вставшее перед глазами дежавю. Воспользовавшись моментом, пока мастер стоял к ней спиной и что-то делал руками, Тигрица быстро вытерла кулачками слезы, больше растирая их по вискам, нежели вовсе убирая, и бесшумно шмыгнула носом. Кончик уха Шифу, как и ожидалось, не остался неподвижным и повернулся в ее сторону. — Почему плачешь? — сказал он, неспешно зажигая бамбуковые свечи у входа в зал для продолжения занятия, а точнее его медитативной и расслабляющей части. — Все таки ушиблась? Шмыгнув на этот раз уже ничего не стесняясь, кошка выдохнула. — Нет, мастер, — она, грустно прикрыв глазки, уселась на деревянный пол, при этом неудачно пытаясь изобразить ногами позу лотоса. — Вовсе не ушиблась. Закончив со свечами, мастер выпрямился и неуверенно обернулся. Старый мужчина смотрел на словившую минорную нотку ученицу, видел, в какой чудовищно не отработанной позе она сидит и как она чертовски на него похожа этим. Учитель молча стоял, гоняя в голове мысли, и наблюдал за тем, как то, что невольно являлось ему в ночных кошмарах и каждый день тревожило разум, сейчас безнаказанно происходило наяву. Тигрица повторяла его ошибки, лживые слова о том, что ей не больно, повторяла скрытие слез и даже его склонность к оправданиям… А у него самого, у величайшего мастера кунг-фу во всем Китае, даже глупо не хватает смелости и мужества повторить поведение своего собственного наставника или хотя бы прислушаться к его советам: стать хоть на секундочку открытее, втянуть в себя свои же иголки и обнять огорченного ребенка. Отогнав прочь подобные мысли, что уже давно вошло панде в привычку, мастер Шифу подошел к Тигрице. Вновь он хотел сказать что-то очень важное по поводу ее ошибок, уже даже открыл рот, чтобы начать воспроизводить вслух свои мысли, но почему-то остановился. Остановился и резко улыбнулся, смыв с лица серьезность. — Что ж, сегодняшней тренировкой я вполне доволен, — как-то издалека начал мастер. — Мы много чего выучили, много чего повторили, да, Тигрица? Но девочка почему-то не была наделена тем же восторгом, что и мужчина. Она, отворачивая от него голову, пробубнела: — Нет, мастер. Глаза Шифу открылись шире и стали излучать еле уловимое беспокойство. — Сегодня я снова показала, что не знаю, в чем суть кунг-фу. Снова напала на вас исподтишка… Еще и неудачно. Внезапно, на лице малой панды засверкала улыбка. Ее сердце трепетно заколотилось, как птенец, намеревающийся вот-вот пробить скорлупу, а в еле разборчивом шепоте вырвались следующие слова: — Точно моя девочка. Шифу вовремя встрепенулся, как только понял, что сказал, и понял, что Тигрица это услышала не хуже. Сидящая полосатая, вся перетрусившись, резко обернулась и с немым шоком посмотрела на как ни в чем ни бывало стоящую «статую» по имени Шифу, которая для большей красоты картины еще и брови нахмурила. — Что вы сказали? — питалась она надеждами, что ей не послышалось, на что ответ, конечно же, не получила. Мастер в недоумении изогнул бровь, смотря на воспитанницу, как на какую-то фантазерку, а после холодно бросил: — Спросил, не хочешь ли ты сыграть в шашки, — смущенно и весьма неуверенно для своего характера ответил Шифу, — пожалуй, да, пойду найду их. Мужчина как-то дивно прокашлялся себе в кулак и как можно скорее подался прочь, хромая на одну ногу и оставляя Тигрицу дальше сидеть и прокручивать услышанное в голове.И как после этого, скажите мне, можно говорить подобное:
— Шифу любил Тай Лунга так, как никого не любил до этого… И после тоже.