Слово мародёра

Гарри кричал. Громко и душераздирающе. Он рвался, рвался к арке смерти, но Ремус физически был сильнее, хотя сейчас большую роль играли моральные силы оборотня. Люпин сам хотел броситься в эту чёртову арку, сам хотел сейчас кричать и рваться, но остатки самообладания и здравого смысла продолжали держать того в сознание. Внутри него словно что-то рушилось. Поттер отрицал, что его крёстный навсегда ушёл из жизни, а Ремус пытался его переубедить. Хотя, кого он обманывает, в первую очередь он пытался убедить в смерти друга самого себя. Люпин не выдержал и избранный всё-таки смог вырваться. Только побежал он вовсе не к арке. Тот схватил палочку и рванул в сторону Беллатрисы, убийцы его крёстного. Как она могла убить собственного кузена? Просто в голове не укладывается. Оборотню было всё равно, тот по инерции рухнул на колени и запустил пальцы в волосы, выронив палочку. На секунду в глазах потемнело, а в голове пронеслись десятки счастливых воспоминаний юности мародёров. Навернулись слёзы, внутри что-то болезненно сжалось. Люпин резко поднялся на ноги, поудобнее перекидывая в руке оружие и выстрелил заклинанием в одного из Пожирателей, сбивая того с ног. Мужчина действовал на рефлексах, даже не осознавая происходящее. Было морально больно, сердце просто рвалось на части, но сейчас было вовсе не до слёз и истерик. Враги постепенно были повержены, а мародёр первым делом бросился в сторону Тонкс, без сознания лежащей на камне. Он поднял её голову, сначала проверяя пульс, а затем подавил в себе всхлип облегчения. Он её любил, просто до безумства, но никогда бы не признался в этом, даже самому себе. Не подпустит Рем к себе ещё одного человека, ведь неизменно только одно, все кто ему дорог умирают раньше него и оставляют очередную рану на сердце. Следующие несколько часов прошли, как в тумане. Орденцы возвращали детей в Хогвартс, лечили раненых соратников и разбирались с приспешниками тёмного лорда. Времени на то, чтобы как следует оплакать погибшего друга не было. Все действия совершались на автомате, пока мысли оборотня были совершенно не здесь. Он вспоминал всё. Моменты счастья и горечи, смех и слёзы, поддержку и предательства. Они были друзьями до самой смерти, ведь дали слово, слово мародёра. — Ремус. Мы с Сириусом и Питом знаем, почему ты исчезаешь в полнолуния. — произнёс Джеймс, держа руки скрещеными на груди и хмурясь. — Да. Моей матери нездоровится и я… — фразу он не закончил, его перебили. — Нет, нет. Не поэтому. И ты прекрасно знаешь, что мы имеем в виду. — произнёс Блэк. —Ты оборотень. — констатировал факт Питер. Мальчик только поджал губы и расстроено кивнул, думая что на этом моменте закончилась их дружба длиной в целый год. Всё ведь так хорошо начиналось. К горлу подступил неприятный ком, а сердце заколотилось где-то в районе горла. Люпин спрятал дрожащие руки в карманы мантии и пару секунд просто стоял, словно одна из статуй в коридоре. Кровь от лица отлила и теперь рубцы на щеках и губах выделялись ещё сильнее. Хотелось зарыдать и просто убежать куда-нибудь. Тяга к этим людям была просто неимоверная и прекратить общение с ними было сродни круциатусу. — Я вас больше не побеспокою…только, пожалуйста, никому не рассказывайте. Меня сразу исклю… — Ремус, — вновь перебил его Сириус, делая шаг вперёд, с удивлением глядя на друга. — с чего ты взял, что мы собираемся кому-то рассказывать? — С того, что я монстр. Оборотень…с такими как я никто не водится. — Ты всё тот же Рем. Ничего не поменялось. Ты не монстр. Ремус, ты ведь и мухи не обидишь. Блэк и Поттер переглянулись, а затем в доказательство своих слов кивнули и подошли к Люпину, обнимая того. Следом за ними в кучу обнимающихся мальчишек влез и Петтигрю. Плечи Рема мгновенно расслабились, а из груди вырвался облегчённый выдох, больше похожий на всхлип. Все ещё хотелось разрыдаться, только теперь от радости и облегчения. Нашлись люди, которые приняли его таким, какой он есть. Со всеми подробностями его жизни. Абсолютно. — А это очень больно…ну…превращаться. Просто после полнолуний ты выглядишь не очень. — Не особо. — ответил он, солгав друзьям. В палату к Доре его не пустили, поэтому прямо из Мунго Ремус отправился в Нору. Молли и Артур чуть ли не силой заставили его пойти с ними, чтобы не оставлять того наедине со своими мыслями и горем. Уже где-то час Люпин сидел за столом и почти стеклянными глазами смотрел в одну точку, держа в руках остывшую кружку чая. Не было сил вообще ни на что, даже на то, чтобы просто подняться и пойти, всё равно куда. Что он чувствовал? Скорбь? Гнев на Беллатрису? Нет, пустоту, абсолютную всепоглощающую пустоту в душе. Просто дыру где-то в районе сердца. — Ты точно не хочешь поговорить? — в очередной раз спросила Миссис Уизли. — Я уже говорил, Молли. Можно не спрашивать по пять раз. — он даже не пошевелился. Много раз на кухню заходили близнецы, бросали на Люпина быстрые взгляды и уходили. Оборотень оставался один, он не хотел делиться с кем-то переживаниями, копил всё внутри и был готов вот-вот взорваться от невыраженных чувств. Ремус держал это всё в себе целых 15 лет, ещё со смерти Лили и Джеймса и всё это время эмоции копились и копились, готовые в любой момент прорваться, словно плотина. Так прошло несколько дней. Люпин ещё сильнее закрылся в себе, почти ни с кем не разговаривал, продолжая накапливать эмоции. Словно наполняющаяся чаша. Рано или поздно она наполнится до краёв, а потом наступит нервный срыв. Пару раз он был в палате у Доры, максимум — они перебрасывались парой сухих фраз. Смерть Сириуса подкосила каждого орденца в той, или иной степени. Каждый раз он словно подросток не мог подобрать слов рядом с ней. А ещё появился ритуал каждый вечер сидеть на кухне с чашкой чая и смотреть в никуда. — Ремус. Можешь зайти в гостиную, мама просит. — Фред легко коснулся плеча бывшего учителя. Мужчина залпом выпил всё содержимое кружки, даже не поморщившись от вкуса холодного чая. Его лицо не выражало вообще ничего, будто он чёртов инфернал. Все по-разному справляются с болью, но тут он предпочитал её терпеть. Как и всегда. Как он всегда терпит трансформации, так и душевную боль предпочитает держать в себе. Какой-то не особо твёрдой походкой он прошёл через дубовую дверь и осмотрел комнату, увидев женщину сделал пару шагов вперёд. — Молли. Ты хотела меня видеть? — Да. Присядь, пожалуйста. — та указала на место на диване рядом с собой. — Теперь я не спрашиваю. Нам надо поговорить! — Я так не считаю. И о чём вообще говорить… — Ремус, ты будто призрак. Иногда нужно кому-то выговориться, чтобы стало легче. Я знаю, Сириус был тебе дорог. — Он был моим лучшим другом. — оборотень поспешно отвернулся, голос его дрожал. — Сириус и Джеймс были первыми, кто не испугались моей проблемы, а сейчас они оба мертвы… Знаешь, Молли, я не хочу говорить об этом. Мужчина резко поднялся с дивана, пошатнувшись. Последние дни его измотали. Ремус почти не спал, ещё и на состоянии хорошо сказывалась фаза луны. Да, сегодня полнолуние и самое время запереться где-нибудь, чтобы никому не навредить. Отлично сложится, если в этот раз его сердце не выдержит трансформации, или он просто истечёт кровью в грязном подвале. В одиночестве. Там и место таким монстрам, как он. Такие мысли и посещали мужчину, которому не было ещё и сорока. Люпин потерял всё, что только можно. И даже родители покинули этот мир, оставив ребёнка, которому просто не повезло. — Рем, ты куда? — спросила Молли, подскакивая с дивана. — Сегодня полнолуние. Мне нужно уйти. — Где ты будешь? — На Гриммо. — его голос был более хриплым чем обычно. Мародёр посмотрел в глаза Молли, а затем перевёл взгляд на близнецов. Он прекрасно знал, что кто-то из Уизли утром обязательно решит оказать ему помощь. Оборотень и так уже достаточно отнял времени у этой семьи, да и показаться слабым и немощным вовсе не хотелось, а ещё быть должным. Кто хочет видеть кровь, разбрызганную по стенам и его полумёртвое тело, изорванное собственными когтями? Приятного в этом мало. Никто, вообще никто не должен это видеть. — И не нужно утром туда идти. Я сам вернусь. Люпин развернулся на сто восемьдесят градусов и на секунду остановился, фокусируя взгляд. Взор застелила пелена слёз. Чёртов Сириус! Почему бродяга умер раньше него? Это ведь несправедливо. Блэк, который только обрёл свободу и семью в лице Гарри, который как никто другой заслуживал счастья и должен был прожить долгую жизнь, погиб в бою совсем молодым. А Рем, совсем никому ненужный оборотень, который вообще априори не должен был выжить ещё тридцать лет назад, после укуса Сивого, до сих пор ходит по этой земле. Намного лучше умереть, чем обрести проклятие в виде ликантропии. Буквально вчера тебе пророчат пост чуть ли не Министра магии, а уже сегодня родственники отворачиваются. Потому что Люпин монстр, который не заслуживает жизни. Мужчина без слов покинул Нору, а затем сразу, но не без труда трансгрессировал на порог дома, всего пару дней назад принадлежащему Сириусу. Теперь помещение выглядело намного мрачнее, словно вместе с Блэком умер и уют этого дома. «Конечно, навсегда. Слово мародёра.» Рем стянул с себя потрёпанное пальто и повесил на вешалку, проходя в гостиную. Темно, сыро, отвратительно. Словно обстановка комнаты подстроилась под чувства оборотня, пришедшего сюда пережить полнолуние. Было плохо не только морально, но и физически. Вечерние сумерки начинали постепенно окутывать и так тёмное помещение, говоря о том, что скоро взойдёт и полная луна. Вместе с этим появилась и трясучка в руках. Ломота в теле начала беспокоить ещё несколько дней назад. Судя по его состоянию сегодняшняя ночь будет намного хуже предыдущих полнолуний. Его организм истощён, ещё и Северус выполняет задание от Дамблдора в другом конце страны. Стоит ли говорить, что зелье Снейп приготовить физически не успел бы. Люпин спустился в подвал и запер дверь на три замка, а затем накинул ещё с десяток различных запирающих и защитных заклинаний. Сразу после превращения половина из них перестанет действовать, но так всё-таки спокойнее. Ремус запрятал палочку в одну из крупных щелей в полу, а затем разделся, аккуратно сложив потрёпанную рубашку и штаны. В висках пульсировало, напоминая, что скоро кости поменяют форму и расположение, рассудок останется где-то глубоко в закромах. Луна окончательно показалась на чёрном небе и… Ремус сжал зубы стараясь не закричать, когда всё тело от макушки, до кончиков пальцев ног пронзила резкая боль, сравнимая разве что с круциатусом. Сквозь пелену и звон в ушах он услышал отчаянный вопль и только потом дошло, что этот  крик принадлежал ему самому. Вместе с этим в ушах стоял треск и хруст  собственных костей. Разум постепенно покидал мужчину, затягиваясь дымкой, а уже через секунду в подземелье раздался душераздирающий вой. Волк метался по подземелью, оставляя на стенах и полу борозды от мощных, смертоносных когтей. Сейчас оставались только жажда крови и всепоглощающий гнев, который и не давал Рему оставаться в сознании. Оборотень наконец понял, что выхода из этой клетки нет, поэтому вновь взвыл, поднимаясь на задние лапы. Он зарычал, в гневе нанеся удар по собственному телу. Несколько часов волк изучал прямоугольное помещение, пытаясь выйти наружу, а иногда наносил увечья сам себе. Всё закончилось резко, вместе с началом рассвета. И вновь тишину разрезал треск и хруст костей. Оборотень, который сейчас был явно не в сознании только тихо рычал, иногда подвывая от боли. Зато рассудок постепенно возвращался, принеся с этим жуткие спазмы и судороги. Мужчина обессиленно рухнул на бетонный пол, залитый кровью. Люпин бился в конвульсиях, сжимая зубы настолько плотно, что те скрипели, чуть ли не ломаясь под давлением. Организм ещё не отошёл от превращения, поэтому его трясло, воздуха в лёгких катастрофически не хватало. В груди что-то жгло. Даже понимая, что сейчас в доме никого нет Ремус не позволял себе закричать, лишь слабо застонал от боли. Этот звук перешёл в истерический смешок, больше похожий на всхлип. В этот раз чёртов организм прекрасно справился и пережил нелёгкую ночку. Непонятно к счастью, или к сожалению. Первые минут пять конечности отказывались слушаться от слова совсем. Мародёр мог только беспомощно валяться на полу, прикрыв глаза. Раны от когтей кровоточили, что не говорило ни о чём хорошем. Некоторое время после превращение работает нехилая регенерация, но её не хватает, чтобы затянуть раны. Максимум — не дать умереть от потери крови. Нужно подниматься и обработать повреждения хотя бы на базовом уровне. Только вот где найти в себе силы, чтобы просто принять вертикальное положение. Всё же с трудом Люпин смог взять контроль над собственным телом и сел, прислонившись к стене. Он тяжело дышал, понимая, что даже такое простое действие нехило его измотало. Холодный камень слегка протрезвил мысли, но круги перед глазами никуда не исчезли и боль тоже не отступила. Рем решил первым делом надеть хоть что-то. Оборотень оборотнем, но в виде человека всё равно холодно. Особенно в подвале. Единственное на что его хватило, прежде чем потерять сознание — надеть штаны и взять в руки волшебную палочку. Оружие откатилось куда-то в угол, пока его хозяин мешком свалился на бетон. Он очнулся в больничном крыле. Привычные белые стены сразу сказали, что вчера было полнолуние, а ещё ломота и боль во всём теле.  Хотелось просто зарыдать от досады, от того, что так не повезло ещё в самом раннем детстве. Что раз в несколько недель приходится переживать адскую боль, а потом отходить по несколько дней. Уже в 12 лет ненавидеть себя и свои шрамы и ещё чуть ли не с пелёнок понимать, что такому, как он в жизни ничего не светит. Научиться прятаться и закрываться от других, даже раньше, чем читать и писать. У таких как они будущего нет. Оборотням не светит даже самой грязной работы. — Рем! Ты проснулся. Как себя чувствуешь? — произнёс Джеймс с беспокойством в голосе. Люпин приподнялся на локтях, морщась от боли, но его губы растянулись в искренней улыбке. Они его не бросили, даже увидев в настолько ужасном состоянии. Сириус положил ему под голову подушку, Поттер помог принять сидячее положение. Где-то сзади стоял Питер, держа в руках склянку с зельем. Оборотень только улыбнулся и пока друзья отвернулись стёр со щеки влажную дорожку. У него появились друзья, самые настоящие друзья, которые не испугались крови и шрамов. — Я в порядке… — Выглядишь неважно. Я никогда в жизни не видел столько крови. — Вы всё это видели и не убежали? — Конечно не убежали, Лунатик…мы же друзья. — Лунатик? — переспросил Рем. — А что? Отличное прозвище. Тебе подходит. — улыбнулся Блэк. Сириус засмеялся и этот смех подхватил и Поттер. Люпин прыснул в кулак, но тут же поморщился от неприятных ощущений. Вчерашнее полнолуние никто не отменял и то, что не контролируя себя он наносил увечья собственному телу, причём своими же руками. Да, он очень устал и был вымотан, причём и морально, и физически. Но вместе с этим на душе оставалось тепло и приятно. *** Солнце уже вовсю палило в окна на кухне «Норы», когда в небольшое помещение протиснулись трое человек, причём все с рыжими волосами и веснушками. Женщина металась по кухне, заглядывая в шкафчики в поисках аптечки. Двое сыновей, как две капли похожих друг на друга обеспокоенно смотрели на мать, иногда переглядываясь. Наконец она со вздохом облегчения вытащила с верхней полки тканевую сумку. Молли открыла её и окинула взглядом предметы, лежащие там. Уизли кивнула и передала аптечку одному из сыновей. — Не жалейте экстракта бадьяна. — Молли, что случилось? Уизли и не заметили, как на кухню зашла Тонкс. Девушку только сегодня выписали из Мунго и после родительского дома Дора сразу отправилась в «Нору». Никто даже не ожидал, что метаморфиня сможет остаться незамеченной со своей то неуклюжестью. Для неё уже подвиг пройти по коридору, не разбудив портрет Вальбурги Блэк, а тут она и вовсе прошла максимально тихо. — Вчера было полнолуние. — произнёс Джордж. — Мы идём откачивать профессора. — закончил за брата фразу Фред — Он просил не ходить туда, но я волнуюсь… — произнесла женщина. Нимфадора на секунду сузила глаза, а затем перевела взгляд на окно, словно пытаясь увидеть там полную луну. Та обеспокоенно поджала губы. От бурной деятельности мозга каштановые волосы посветлели на несколько оттенков. Ей нужно было туда попасть любой ценой. Узнав о смерти Сириуса, она первым делом спросила о состоянии Ремуса. Все в Ордене прекрасно знали насколько были близки мародёры, именно поэтому все соболезнования приходилось выслушивать как раз-таки оборотню и это только ухудшало ситуации. Вот Дора и беспокоилась о его состоянии. — Давайте я пойду. — произнесла девушка, закусив губу. — Он на Гриммо. Одна справишься? — спросили близнецы в один голос. — Я мракоборец, разумеется я справлюсь. К тому же… — её голос на секунду оборвался. — Сириус рассказывал мне, что нужно делать. — Тогда отправишь патронуса и скажешь, как он. — Разумеется, Молли. — Удачи. Получив из рук Фреда аптечку, Тонкс поспешно со всеми попрощалась и покинула Нору, чувствуя нарастающее волнение. Сердце колотилось где-то в районе горла, а слезы непонятно отчего просились наружу. Дора не хотела видеть, как человек, которого она… Любит? мучается от боли и истекает кровью. Грудную клетку сковал липкий страх, когда девушка с пакетом еды и лекарств трансгрессировала к дому на площади Гриммо 12. Девушка отворила дверь, чувствуя запах пыли и сырости и поморщилась, проходя в коридор. Чёртова подставка под зонтики! Дора споткнулась, шёпотом выругавшись, и схватилась за стенку, чтобы не создать ещё больший шум и не разбудить портрет своей родственницы. Тонкс молча и, слава Мерлину, без приключений прошла в гостиную и поставила покупки на кофейный столик. Её взгляд наткнулся на стену, где под выжженным местом было подписано имя её матери. Та машинально нахмурилась, поджав губы от гнева, но схватила с дивана простынь. Вдруг Ремус сейчас голый? Тонкс очень хотелось увидеть его без одежды, но исключительно по его согласию и желательно в постели… Так! О чём это она сейчас думает? Человеку плохо, а она уже представила всякие пошлости! Нимфадора тихо вздохнула и сжала палочку, в другой руке держа простынь. Подвал встретил её тьмой и ещё большей сыростью, чем во всём доме. За дверью стояла гробовая тишина. Это вновь вернуло чёртов страх. Вдруг она не успела? Или его сердце не выдержало? Ну или Рем стал похож на Алису и Фрэнка Лонгботтомов? Нельзя думать о плохом, он ведь не может умереть или стать овощем. Этого Дора просто не перенесёт. Руки подрагивали, ладони от волнения и ужаса потели, а дыхание сбилось. Девушка дернула за ручку, но та не поддалась. С губ сорвался истерический смешок. Одно за другим падали защитные и запирающие заклинания, и, наконец, металлическая дверь с негромким скрипом отворилась. В прямоугольную «камеру» проник свет из коридора, осветив комнату отвратным желтоватым светом. Увиденное поразило Тонкс: на полу виднелись красные пятна, помещение источало характерный металлический запах. К горлу подступила тошнота, но волшебницу это не остановило. Девушка сделала несколько шагов вперёд и посмотрела на Ремуса. Взгляд зацепился за сероватые штаны и Тонкс облегчённо выдохнула. Девушка уже хотела отлевитировать его безвольное тело на диван и обрабатывать раны в более светлом помещении, но не вышло. Ремус слабо и сдавленно хныкнул, сильнее подтягивая конечности к туловищу. Его трясло то ли от холода, то ли от боли. Мужчина часто и тяжело дышал, иногда вместе с вдохами слышался хрип. Люпин вдруг зажмурился, а затем открыл глаза, прищурившись. Его взгляд плавал и никак не мог сфокусироваться. Спасибо кислотным волосам Тонкс. Именно это и помогло Рему определить кто сейчас перед ним. — Тонкс, — прохрипел он. — тебя выписали из Мунго? Как ты? — Сейчас не я лежу на полу и еле дышу! Это я должна задавать этот вопрос! Мужчина закашлялся. Сухость во рту не давала нормально говорить, но это, если честно, была меньшая из проблем. Не без помощи Нимфадоры он принял сидячее положение, прислонившись к стене. Грудь, плечи и руки покрывали рубцы, которые благодаря регенерации уже не кровоточили, но и режущая боль никуда не исчезла. Чёрт бы побрал это полнолуние. Сейчас просто хотелось умереть. Сдохнуть, чтобы не мучиться. — Чёрт… — выругалась девушка. — Я аптечку наверху оставила. Тонкс вскинула волшебную палочку и произнесла заклинание призыва, наблюдая, как из дверного проёма вылетает пакет. Девушка поймала аптечку и перевернула, просто высыпая всё содержимое на пол, перед этим очистив пол от крови. Следующим был «Люмос максима», который осветил комнату. Тонкс видела, как Ремус вновь зажмурился и потянулся трясущимися пальцами к вискам. — Прости… В темноте раны не обработать. Жаль, что заклинанием их не залечить. Нимфадора закусила губу и налила в ёмкость воды, обмочив в ней салфетку. Девушка очень осторожно, стараясь лишний раз не трогать раны, очищала кожу оборотня от запёкшейся крови, чтобы в полной мере оценить масштаб повреждения. По окончании процедуры вода в миске стала почти ярко-красной и если честно, то Тонкс никогда в жизни не видела такое количество крови. Было страшно — это ещё мягко сказать. Дора не из особо впечатлительных, но это повергло её в шок. Внутри всё просто трепетало от ужаса. К горлу подступал комок, но сейчас нельзя было взять и разреветься перед ним. Рему и так морально тяжело. — Сейчас будет больновато. Прости… — Тебе не за что извиняться. Мужчина выдавил из себя подобие улыбки, пытаясь хоть как-то морально помочь Нимфадоре, но собственное тело отказывалось подчиняться. Вдруг вата, смоченная экстрактом бадьяна, коснулась одного из порезов. Ремус сделал нервный вдох, по его лицу прошла судорога. Он поспешно отвернулся, чтобы Тонкс не видела его лица, но взгляд отводить совсем не хотелось. Не сейчас, когда она так близко, всего в паре десятков сантиметров. Стоит только слегка наклониться и их губы встретятся. Нельзя даже думать об этом. Люпин старый, больной оборотень, который не может найти хоть какую-то работу. Он себя то не может обеспечить, что уж говорить и о других. С Ремом ей будет очень плохо. Дора совсем молодая, через пару лет она встретит свою судьбу и будет счастлива. Все ведь хорошо, но почему от подобных мыслей в груди поднимается волна ревности? Казалось, что прошла целая вечность, хотя на деле миновало не больше получаса. Все повреждения были обработаны и заботливо забинтованы. Как в детстве. Не хватало только фирменного маминого горячего шоколада и поцелуя в лоб. Жаль, что этого уже никогда не будет. Мать умерла несколько лет назад, просто её организм не выдержал какой-то маггловской болезни, это очень подкосило отца. Лайелл Люпин несколько месяцев не выходил из дома и просто отказывался контактировать с кем-то помимо сына, а ещё именно тогда сознался почему Рем стал оборотнем. Через несколько дней и отца сразил сердечный приступ. Всё это дерьмо свалилось словно ушат ледяной воды с перерывами в полгода: сначала смерть Поттеров, потом мать и вот затем отец. Глаза предательски запекло. Люпин посмотрел на Тонкс, ища в её глазах отвращение, ненависть, или что-то подобное, но нет. Девушка, немного нахмурившись, рассматривала проделанную работу в виде повязок, но на любое проявления ненависти не было ни единого намёка, даже близко. Тонкс же старательно избегала взгляда Рема, просто потому что её сердце каждый раз проделывала кульбит и билось о рёбра, словно бешеное. Если бы не способности метаморфа, то девушка ещё и заливалась бы краской. Наконец, Тонкс поднялась на ноги, отряхнувшись от пыли и всё же посмотрела Ремуса. — Надо бы выбраться из этого подвала…можно я тебя отлеветирую? — Можешь дать мне, пожалуйста, рубашку. Она прямо сзади тебя. — смущённо произнёс Рем. Нимфадора как-то рассеянно кивнула и обернулась на триста шестьдесят градусов, сначала не совсем понимая, что от неё хотят. Только затем она закусила губу и подала мужчине его одежду. Такой глупой, как сейчас Тонкс не чувствовала себя наверное вообще никогда. Чёрт, надо же показаться идиоткой перед ним! Рем лишь тихо поблагодарил Тонкс и натянул на себя рубашку, очень долго мучаясь с пуговицами. Пальцы совсем не слушались Разумеется, его организм ещё слаб, чего ещё можно было ожидать. Явно не того, что Люпин сейчас встанет и побежит. После долгих уговоров Ремус всё же разрешил Тонкс воспользоваться заклинанием и перенести его в гостиную. Перед этим, к слову, последовало несколько попыток подняться на ноги, которые успехом не увенчались, неприятно, но ничего не поделать. Мужчина правда искал в глазах Тонкс какой-то подвох, ну или жалость, однако девушка оставалась абсолютно сосредоточеной на заклинании. Спина оборотня коснулась дивана, а уже через минуту перед ним возник стакан с прозрачной жидкостью. Судя по всему в воду вмешали какое-то зелье. Мужчина принял чашку, расплескивая воду из-за дрожи. Нимфадора нахмурилась и забрала ёмкость у него из рук, поднеся к губам Ремуса. Мужчина сделал пару жадных глотков, громко поглощая воду и обессиленно откинулся на спинку дивана, тяжело дыша. Потребовалась всего секунда, чтобы Рем уснул. Он просто отрубился, почти моментально и тут даже действовало не зелье. Насколько человек вымотался, чтобы уснуть в сидячем положении, так ещё и пока ломит и болит всё тело. Он очень устал и эмоционально, и физически. Тонкс, заметившая это, молча переложила его голову на диван, а затем накрыла пледом. Девушка закусила губу и поддалась моментальному порыву. Она хотела этого не делать, пыталась удержаться, но чувства, бушующие в груди пересилили голос разума. Нимфадора аккуратно наклонилась и убрала с лица Рема налипшую чёлку, а затем…затем почти невесомо коснулась губами лба мужчины. Внутри случился взрыв, хотелось сделать это ещё раз, и ещё, пока не покроет поцелуями каждый сантиметр его лица. Она тут же отстранилась, чувствуя, как по всему телу прошла волна жара. Это действие вызвало у Рема лёгкую улыбку во сне. Девушка аккуратно погладила мужчину по щеке и удалилась на кухню. Нужно отправить патронуса семье Уизли. Тонкс поставила чайник и воду, чтобы приготовить хоть что-нибудь максимально простое, а затем подошла к окну, сжав в руке палочку. Девушка улыбнулась от счастливого воспоминания и произнесла заклинание патронуса, однако заяц не появился. Странно, раньше это воспоминание срабатывало, а сейчас даже бестелесный не получился. Она предприняла ещё одну попытку и на этот раз из палочки вырвался вовсе не заяц. Это был волк! Чёртов волк! Тонкс знала почему патронус изменился и более того слышала об этом из уст человека, пережившего подобное. Её бросило в дрожь. Патронус может меняться если действует сильная любовь к человеку. Тонкс несомненно нравился Ремус, причём очень нравился, вплоть до трясучки, но чтобы вот так вот! Кого она обманывает это казалось ей чем-то до жути правильным. Всё. Вплоть до того, что после полнолуний она всегда будет обрабатывать его раны, а потом нежно целовать и ложиться спать, прижимая к себе. Об этом нельзя даже мечтать, чтобы такой человек, как Рем Люпин — аккуратный, добрый, который всегда придёт на помощь, полюбит Тонкс. Они совершенно разные, однако в его компании девушка чувствует себя максимально комфортно и спокойно. *** Мужчина проснулся спустя несколько часов. За окном уже стемнело. Он так и не почувствовал себя отдохнувшим, напротив, тело ломило ещё сильнее, а старые переломы ныли. Суровая реальность навалилась на Рема тяжёлым грузом. Ему снились Лили и мародёры, живые и счастливые, а ещё Тонкс…во сне Дора обнимала его за плечи и иногда целовала в лоб и щёки. Мерзкое чувство ложного счастья, которое рассеялось с пробуждением. Его всё ещё колотило от боли и холода, поэтому Ремус натянул плед повыше и попытался подавить всхлип. На глаза наворачивались слезы. Подняться волшебника заставил запах чего-то горелого, а ещё едва слышная ругань из кухни. После полнолуния все чувства были обострены до предела и любой запах с силой бил по рецепторам. Если бы не вчерашнее превращение, возможно, он бы и не уловил. Голос женский, но это явно не Молли. Тонкс? Что она тут забыла? Воспоминания постепенно начали возвращаться и события постепенно встали на свои места. Именно Дора обрабатывала его раны, а ещё была так близко. По телу прошла волна приятного тепла, которая в момент заменилась пониманием, что у них ничего не может получиться. Они слишком разные, как минимум возраст. Она его младше на тринадцать лет. Он с трудом поднялся с облезлого дивана, зажимая рану на боку. Больно. Очень больно. Мелкими шажками Ремус доплёлся до кухни и зажмурился от яркого света. После полумрака гостиной желтоватый свет лампочки бил в глаза не хуже прямых солнечных лучей. Постепенно всё-таки он привык к свету и смог рассмотреть всё вокруг. Тонкс стояла у плиты, пытаясь отодрать неполучившийся панкейк со сковородки. Тот пригорел и сейчас прилип чёрной коркой, которая намертво приросла к дну. С её губ срывалась тихая ругань. В тарелке около плиты лежали пару удачных экземпляров, однако сейчас что-то явно пошло не по плану. Она хотела хоть немного приободрить Люпина чем-то съедобным, а получилось, как получилось. Андромеда говорила, что Дора отвратительная хозяйка и сейчас девушка в полной мере понимала, что это так. — Добрый вечер. — хриплым шёпотом произнёс Ремус. — Рем, привет. — с улыбкой сказала она. — Как самочувствие? — Всяко лучше, чем утром… — Я тут пыталась что-то приготовить. Садись за стол, ты наверное голодный, как волк… Последнюю фразу девушка ляпнула совсем не подумав. Почему она такая дура? Почему нельзя было использовать другой оборот речи? Обязательно было упоминать волков, сразу после полнолуния, чёрт? Тонкс вдруг осеклась, чувствуя, как напрягается каждая мышца её тела. Это могло его обидеть, мордред тебя раздери. Девушка рассыпалась в извинениях, пытаясь просто что-то промямлить, на что Рем лишь махнул рукой, сказав, что всё нормально. Всё ещё чувствуя вину, Дора поставила перед ним тарелку. — Молли дала рецепт и…в общем я пыталась… Панкейки были съедобными. Отлично, хоть что-то! Никто не отравится и это уже хорошо, просто достижение! Нимфадора выдохнула с облегчением, она наблюдала, как мужчина не спеша ест и просто не могла оторвать взгляда, ну или просто не хотела. Они вместе сидят на одной кухне и он ест еду её приготовления. О чём ещё можно мечтать? Она просто молчала и эта тишина никак не давила на уши, присутствовал какой-то домашний уют. Сейчас ей было хорошо. Все страхи войны и горе от потери Сириуса на какое-то время отступили, оставив место какой-то детской радости. Такой, что аж сердце подпрыгивало. Было бы так всегда… После приёма пищи оба вернулись в гостиную, где Рем вновь откинулся на спинку дивана, потирая виски. Голова всё равно болела, даже после нескольких часов сна. Хотя, тут нужно только ждать, когда действие луны ослабнет. Пей зелья, не пей всё равно все кости ломить будет. Но почему? Почему дети всегда отвечают за ошибки своих родителей? Одно вскользь брошенное слово Лайелла Люпина и вот нормальная жизнь маленького Ремуса закончилась. Закончилась следами от когтей на теле и так всю жизнь. Лучше бы он тогда умер. — Рем…я тут решила немного прогуляться по дому, и смотри что я нашла. Девушка молча залезла в карман мантии и вытащила оттуда две вещи: потрёпанную фотографию и значок старосты. Фотографию кто-то жестоко оборвал по краю. Пятеро гриффиндорцев, а нет, четыре. Питера безбожно оттуда вырвали. Столько воспоминаний, столько, что внутри поднималась волна горечи, а построенное годами самообладание начинало трещать по швам. Лили обнимает Джеймса за плечи, а Джеймс пытается растрепать причёску Сириуса одной рукой, а второй притягивает Ремуса, пытающегося выйти из кадра, за шиворот. Они все смеются, все абсолютно и безгранично счастливы. Всего лишь дети, не познавшие всех ужасов войны, смерти и предательства. Плотина покрылась крупными трещинами и вот сейчас рванёт. Рем молча сглотнул слёзы, с каждой секундой становясь всё бледнее и бледнее. Больно, как же больно от воспоминаний. Даже самых счастливых. Никакой радости, только горе утраты людей, которые показали Рему, что он хоть кому-то важен и просто продемонстрировали настоящую дружбу. Ну, конечно, не зря же дали слово мародёра. Последней каплей стал значок старосты Хогвартса. Вроде самый обычный предмет, но нет. Буквы, написанные таким аккуратным, но в тоже время каким-то грубым почерком. Только одно слово: лунатик. Почерк Джеймса, Джеймса Поттера, отца мальчика-который-выжил. Всё. Это просто конец. Стена с грохотом рухнула, а вода хлынула в открывшееся пространство. Его затрясло, как в конвульсиях, настолько сильно затряслись плечи. Из глаз брызнули слёзы, слёзы за все пятнадцать лет молчания и попыток справится. Просто прорвало. Мужчина истерически всхлипнул, зажимая рот рукой, беззвучно крича. Нужно уйти. Дора не должна видеть его в таком виде. Он же сильный чёрт возьми, человек, который никогда не плачет, даже в самых ужасных ситуациях. На поляне под раскидистым деревом расположились четыре мальчика примерно тринадцати лет, они отчаянно катались по траве, держась за животы, и смеялись. Один из них даже закрыл лицо ладонями, плечи его тряслись от очередного приступа смеха. Из глаз лились слёзы, он с трудом подавлять в себе всхлипы, настолько ситуация его развеселила. Вдруг темноволосый мальчишка с острыми чертами лица перестал смеяться и уставился на друзей. Взгляд его был серьёзен, поэтому и остальные вскоре замолкли. —Сириус, ты чего? — вдруг спросил брюнет в очках. — Мы же всегда будем друзьями, верно? Луни, Джеймс, Пит, я никогда не хочу переставать с вами дружить… — Конечно! Даю слово мародёра. — выкрикнул Поттер, повалив друга на траву. — Вы ещё тут поцелуйтесь. — рассмеялся Питер. Сириус схватил Рема за свитер и увлёк за собой, заключая обоих друзей в цепкие медвежьи объятия. Он показал Петтигрю язык и средний палец. Блэк только улыбнулся, шуточно пытаясь вырваться из рук Джеймса и они сцепились в поединке, продолжая кататься по траве. Мать явно не одобрила бы такого поведения, вся белая рубашка стала зелёной. Хотя кого это сейчас волнует? Главное, что весело. И опять взгляд устремился на Люпина, который смущённо улыбался и пытался поправить одежду. — Ну, что, Лунатик? — тихо сказал бродяга. — Слово мародёра, что мы всегда останемся друзьями? — Конечно навсегда. Слово мародёра. — произнёс Рем и кивнул в подтверждение своих слов. Он начал резко подниматься, чтобы позорно убежать в другую комнату, но рука Тонкс схватила его за рукав и усадила обратно. Девушка что-то отчаянно зашептала, прижимая Ремуса к себе. Она гладила его по голове, а он просто рыдал, рыдал уткнувшись ей в плечо. С губ срывались хриплые всхлипы, а слёзы лились нескончаемым потоком. Рем сильнее вжался в плечо девушки и закричал, просто отчаянно заорал, заглушая все звуки многослойной авторской мантией. В груди неимоверно жгло, сердце стучало в висках, а каждый звук отдавался тупой болью в грудной клетке. Его истерику уже было не остановить, да и желания это делать не было никакого. После этого должно стать хоть немного легче. — Рем…пожалуйста, ты должен выговориться и станет легче. Тонкс только прижимала Ремуса к себе, продолжая гладить его волосы, плечи и спину, просто чтобы дать ему время самому прийти в более менее нормальное состояние. По её щекам против воли струились слёзы, но она плакала абсолютно беззвучно. Сейчас нужно помочь Рему. Останавливать его всплеск эмоций — просто кощунство, нужно выслушать и позволить как следует оплакать Сириуса, ну или не только его. Зачем она ему показала эти вещи? Иногда хватает всего одного предмета, чтобы сработала эмоциональная бомба. Видимо он не до конца осознал и принял их смерть, а тут раз и всё резко рвануло, потому что до него вдруг дошло, что из мародёров остался только он и Питер. Всегда ведь судьба забирает самых лучших, вот и остались: оборотень и предатель. Ремус говорил долго, истерично, пытаясь сдерживать предательские всхлипы. Несколько часов просто пересказывал историю мародёров, говорил насколько были важны для него эти люди. В это время он просто не переставал рыдать, а когда истерика подутихла, Рем вновь погрузился в неспокойный сон, прямо на плече у Тонкс, а она только аккуратно стёрла остатки слёз с его лица и нежно поцеловала в лоб, продолжая поглаживать по спине. Девушка была абсолютно уверена, что после того, как он нормально выплакался, Ремусу станет хоть немного легче. Лучше кому-то выговориться, а не годами держать всё в себе. Спустя пару минут сон взял в свои объятия и Нимфадору, а духи Джеймса, Лили и Сириуса были ей благодарны, что теперь смогут спокойно уйти, ведь Ремус окончательно принял факт их смерти…