La vie en rose

Обними меня сильнее, обними меня скорее. Ты очаровываешь меня. Это жизнь в розовом цвете. Под покровом лунного света, Чжун Ли, наконец, набирается смелости. Он набирается смелости протянуть руку через его тускло освещённый кабинет и подчиниться тебе полностью: всей его святостью, всем его одиночеством. Он набирается смелости начать говорить, даже если во рту всё пересохло, потому что его обеспокоенное сердце переполняет много — слишком много — эмоций. Он позволяет себе такую доброту, разрушая всё, что оставила ему эта жизнь. Когда он впервые говорит, что любит тебя, он боится. Всё то время, что Чжун Ли проводит рядом с тобой, он всегда смотрит тебе в глаза, потому что они выдают тебя. Потому что они выражают те самые истинные эмоции, которые он никогда не смог бы понять. Только сейчас он благодарен слабому свету убывающей луны. Когда ваши тела слишком близко, единственное, что удерживает его от тебя — его невысказанные слова. В мыслях Чжун Ли тишина, и он беспокойно ёрзает в ожидании твоего ответа. Если ты, конечно, собираешься ему ответить. Он постукивает пальцами по своему бедру, в такт его сердцу. Стабильное тук, тук, тук служит случайным напоминанием: как смертный, или даже как бог, его бьющееся сердце никогда не изменится. (Ты нежно берёшь его мозолистую ладонь и кладешь на свою щёку. Ты наклоняешься ближе, как и Чжун Ли. Говоришь, что любишь его, и единственное сердцебиение, в которое вслушивается Чжун Ли, — твоё.) Когда ты целуешь меня, небо вздыхает. Я плавно закрываю глаза. И вижу жизнь в розовом цвете. Во второй раз Чжун Ли говорит, что любит тебя, между тяжёлыми вздохами и томными поцелуями. Словно из переполненного бокала, слова стекали из его искусанных от поцелуев губ. Он произносит твоё имя, будто ему больше ничего не нужно, и каждый раз ты отвечаешь ему. Ваши тела сливаются друг с другом, и его сердце поёт от радости. Чжун Ли берёт тебя снова, снова и снова, потому что никогда не устанет от того, как ты целуешь его, затаив дыхание. Если бы он был разрушенным храмом, ты была бы запретным божеством, запертым в далёкой комнате. Чжун Ли крепко держит тебя за талию, будто его телу больно находиться раздельно от тебя. Ночь холодна, а его комната ещё холоднее, но твои тёплые правдивые слова трепетали на его коже, как шёлковые лепестки. Ли Юэ всегда будет его домом. Но ты… ты была его раем, в который он готов погружаться вечность. Когда ты прижимаешь меня к своему сердцу, Я нахожусь в мире, Где цветут розы. — Когда ты вернёшься? — Я ненадолго. Ничего такого, чем стоит забивать твою прекрасную голову, любовь моя. Не скучай по мне слишком сильно! («Но я буду», — захотел он ответить, но слова растворяются до того, как он их произнёс, потому что ты подарила ему мягкую, обезоруживающую улыбку. Над вами оживает небо в свете раннего утра, и Чжун Ли проводит ладонью по твоей щеке. Ты собиралась уйти. Сейчас слишком рано для признаний в любви, и слишком поздно для чего-то другого.) Роскошный вид на гавань Ли Юэ становится очередным видом на далёком горизонте, на который ты оглядывалась назад и вспоминала причины, по которым так неохотно уходила. В тени высокой статуи, почти такого же возраста, как и он, но в сто раз крепче, Чжун Ли смотрит, как ты уходишь. Руки скрещены на груди, взгляд устремлён вдаль, и он борется с болью в груди так долго, как только может. В третий раз он говорит, что любит тебя, когда ты, наконец, возвращаешься к нему скучным тёплым днём. Две недели. Две недели наедине с османтусовым вином и унылыми мыслями. Чжун Ли, влюблённый и опьянённый, держит твоё лицо в руках. Для него ты была самим божеством. Когда ты поднимаешь взгляд и смотришь на него сквозь ресницы, с тоской, которая захватывает его целиком, мир кажется таким скучным и тусклым. Когда ты говоришь, ангелы поют на небесах. И даже повседневные слова превращаются в песни о любви. Канун Нового года и его множество невысказанных обещаний вытащили даже самых ворчливых людей из своих домов. Ты, одетая в тонкий шёлк, повисла на руке Чжун Ли, и он хочет лишь укрыть тебя от жестокого мира. В спокойном море отражалось звёздное ночное небо Ли Юэ, но сияние в твоих глазах привлекало его куда больше. Ты всегда присутствовала в его жизни, со своими любящими прикосновениями и полным интереса взглядом, и Чжун Ли, скорее, проклял бы себя, чем провёл бы остаток его смертной жизни без тебя. Словно глазурная лилия, расцветающая под песни, он раскрывается каждый раз, когда ты выводишь линии на его руке, и приоткрывает губы, чтобы ты могла посмеяться в них, когда украдёшь невинный поцелуй. Ты усмирила его тревоги, залечила раны, и собрала его в одно целое. Несмотря на его пороки, несмотря на его достоинства, ты любила его. Когда Чжун Ли в четвертый раз говорит, что любит тебя, он переплетает твои пальцы со своими (это трогательно, на самом деле), и поднимает взгляд на ту самую луну, которая вела его тысячи лет назад. — Сегодня последний день старого года, — раздался твой прекрасный и спокойный голос. — Скажи, о чём ты пожелал? Сжав его ладонь, ты кладёшь голову на его плечо. Чёрное небо над вами загорается десятками разных цветов, ведь весь Ли Юэ отмечает наступление нового года. Чжун Ли целует твою макушку, чувствуя глубокую любовь, которую невозможно выразить словами, и вздыхает, когда ты проводишь пальцем по месту, где переплетаются ваши пальцы. И к нему приходит ответ, такой же лёгкий, как дуновение вечернего ветерка. — О множестве дней и лет, проведённых рядом с тобой. О том, чтобы всё осталось, как прежде… Я хочу встретить с тобой каждый рассвет и каждый закат. В горе и радости, в богатстве и в бедности, я всегда буду твоим. Даже если сгорит солнце, и мир обратится в пыль, я продолжу петь о нашей любви. Чжун Ли закрывает глаза, и ты оставляешь поцелуй на его губах. Отдай мне своё сердце и свою душу. И жизнь будет всегда В розовом цвете.