снег.

                          ещё одно вязкое утро.       уёну не хочется выёбываться; капризничать даже; не хочется совсем думать, куда он тратит время, которого этой зимой катастрофически не хватает. снег выпадает аномальным слоем на улицы муравейника родного; сеул-сити погребён под слоем белизны. уён шутит между делом, что, возможно, ему хочется вернуть свой старый добрый серый в отросших волосах; вывести ядовитый чёрный, чтобы больше не обжигать людей вокруг. смешок гулкий. чужая ладонь на затылке, а за окном всё также шумно падают хлопья снега.       — через пару дней обещают потепление; растает снег; снова оголят свою серость здания и люди, — уён в такие моменты непривычно тихий и спокойный. он закрывает глаза и острым подбородком утыкается в крепкое плечо; режет, но не до крови; снова усмехается. — такая же хрень будет и с моими волосами, поверь. увидев серый, мне захочется обратно в чёрный. замкнутый круг.       не добавляется, что в принципе —             в аду.       заснеженный подземный мир. бегут люди по делам; на работу с девяти до девяти; сверхурочные. торопится народ, скрываясь от самих себя и тех, кого они любят; ненавидят; презирают. страдают от тех, кто им настолько дорог, что невозможно подпустить к себе близко. уён ведёт носом и понимает, что никто из них не уникален; что он тоже из таких вот. его телефон лежит под подушкой с пропущенными уведомлениями; несколько сообщений от родных и не очень; минки пишет что-то ему про предстоящие сутки и свои дела, но получает игнор, который потом легко выльется в обиду и новые проблемы для двоих. уёну стыдно; уён дует виновато губы, пытаясь понять, как поступить лучше. а потом снова тянется ближе и обнимает за корпус крепкий.       выдыхает — пока что не сдыхает. носом по коже смуглой; не целует шею, просто вдыхая чужой запах. его ведёт. кружится голова то ли от резкой холодной погоды; то ли потому что он выпивает слишком много энергетиков без сахара прошедшим вечером; быть может, потому что в его голове слишком много тех самых неправильных мыслей или же потому что сам уён — постоянно пытается убежать от этих навязчивых. прилипчивее чем он сам до ужаса.       эту заснеженную зиму он, кажется, сдаёт позиции по своим силам. улыбается вроде бы всё также; находит ещё одну работу, которую затем бросает с громким скандалом; живёт от вечера до вечера; времени, которого не хватает, вливается в время, что он тратит не так, как стоит и потом — капризничает. не он, конечно.       — было легче, когда минки приходил ко мне на работу или мы виделись по выходным, — уёну не нравится обсуждать такое вслух; ему не нравится в принципе что-либо обсуждать, но это продолжает личинками копошится у него где-то под рёбрами. хочется новую татуировку не спасти на груди для врачей скорой и остановку сердца. — у меня сейчас нет никакого прикрытия; у меня сейчас вообще нет ничего кроме разочарования в самом себе. это понятно, что мне стоит проявлять больше внимания и не быть сукой, но проблема в том, что я — сука.       отношения давят, даже когда эти отношения расплываются последние полгода. уён не помнит, когда последний раз ему было в принципе комфортно и по-настоящему спокойно вне своего одиночества и стен. не затворник — ставит приоритеты иначе; пропадает между работой и подпиской на нетфликс; иногда оказывается на каких-то мини-вписках, мелькая в чужих стори с травой и алкоголем; отходняком после. минки, естественно, спрашивает — что это.       но каждый его вопрос становится всего лишь — непрочитанным.       а потом они всё же видятся; притворяются с улыбкой, что всё полностью в порядке и уён привычно мажет по чужой скуле; они держатся за руки и планируют идти в кино, но привычно пропадают на катке, который оплачивает уён со своего аванса. минки фырчит и, держа за талию, рассказывает про свои последние новости; проблемы с высшим образованием; сессию, что он закрывает с огромным трудом и ловит панички от нехватки вниманияподдержкилюбви и так далее, понятно.       нет ничего плохого, чтобы просить помощи у другого — уён не против; чон пожимает плечами, мол, да. просто — блять — да. минки хуёво и он, будучи его парнем, должен быть рядом; хотя бы держать за ручку этого интроверта, но как-то не получается. отдача не выходит; уён не может заставить себя выйти из дома ради близких встреч с кем-либо; ради зимних прогулок с минки; ради понятия нормальности. всё смазывается и покрывается красивым январским снегом — он всё та же сука; счастливая маска довольного жизнью человеком, когда под серой худи прячутся новые прожилки заразы под названием —.       — мне нужно к врачу; я думаю об этом последние два месяца, потому что никто кроме меня не может помочь с этом. у ёсана есть знакомая психотерапевтка, но мне всё ещё страшно на это решиться. это как маленькие личинки под кожей — а вдруг я буду снова счастливым; действительно ярким; не врать никому? чон уён — и без черноты? я уже не помню этого чувства, понимаешь.       жмурит глаза. его не трясёт сейчас — утреннее удивительное спокойствие среди тёплой кровати; в окно льётся белый от солнца и снега; хочется уснуть дальше, тогда как уён пытается тысячный раз успокоить мысли. не ночь; не тьма, что окутывает также мягко; подсветка у потолка неоновая — красный грубый; пугающий синий; ядовитый зелёный. иногда по ночам чон просто лежит и переключает их как новогоднюю гирлянду на ёлке, но вне зависимости от цвета фонариков под кроватью всё равно прячется бездна да чернота, которые ждут его шага — царапинами по коже; грызут щиколотки и запястья; пытаются провести и по шее, но уён дёргается и просыпается в самый последний момент.       а на утро очередные следы; розоватые полоски — воспаления; коричневая корочка — испорченная простынь, которую опять в стирку. это не первый и не последний раз, что становится уже такой привычной обыденностью. и ему — и другим. особенно тем, кто вокруг и кто знает о нём чуть больше, чем ничего и лживую улыбку. только вот ничего кроме слов стандартных уён и не слышит - да и смысла в этом нету.       тем более с его людьми.       — он ничего не сказал. да и что минки скажет, — смешок на ухо. снова носом проводит по чёрным волосам; виски; ластится медленно и продолжает чуть тише. без вины. как обычные строки невзрачной книги. — типа его самого хуёбит, а я выгляжу как обычная вниманиеблядь. у меня поболит и пройдёт. по крайне мере, так, видимо, думают все.       уёну не стыдно; то, что он рассказывает сейчас — просто вещи; незапрещенные; без табу среди них. среди тех, кто ему не_много да дорог. потому что он думает о минки снова; об их сексе последний раз, что происходит пару дней назад. большие ладони сона на его талии; этот голос, который просит быть ближе и не бросать — всё завуалированно достаточно просто, а уён не настолько глупый стрелец. он не терпит вовсе — ему нравится, когда ему не нужно лезть в душу, а можно просто залезть кому-то в штаны. стоны минки красивые, точно также как и его член; раздвинутые ноги — важно кого из них двоих.       секс это хорошо, когда это просто секс без привязанностей. уёна пугает это в какой-то момент — он не готов проводить время (которого одновременно и есть, и нету) за близкими разговорами; тратить свои моральные силы (он копит их для маленькой войны по ночам, потому что бездна и темнота не покидают пределы его квартиры). уён прикрывает глаза и просто говорит минки — давай уже трахнемся (не добавляя, чтобы после сон отъебался от него на ещё одну неделю). поэтому секс тоже — смазанный; поэтому чон скорее кинкует с физического контакта; большого члена; бёдер минки, что он чувствует своими. уён — сука.       он та сука, что скорее раздвинет ноги и даст себя выебать, чем протянет руку и поможет. наверное, минки тоже это понимает; смиряется раз за разом; отказывается, конечно. лучше, чем — ничего. ещё немного и ведь от уёна и правда останется одна пустота да отчаяние. минки же в их последнюю ночь ничего не спрашивает даже; просто держит уёна за запястья с особо глубокими порезами от свежего лезвия и трахает. ведь именно это то, что говорит ему чон.       — спасение утопающих дело самих утопающих, — уён дёргается. он сам не ожидает этого - то ли потому что ему больно признавать весь этот факт проблем от себя, то ли потому что чужая ладонь вдруг перемещается на его голые лопатки. поглаживают — незаслуженно мягко. — и я не про минки; не про ёсана; даже не про чанбина. они все действительно должны получить помощь. от меня или от тебя; от своих семей; от тех, кому они ещё дороги. я скорее про себя, ну, ты знаешь. короче сложная вся эта хуйня. я опять тебя впустую гружу, извини, сан. всё равно легче не станет. просто вброс дерьма.       идёт на попятную — тысячный раз из миллиона. не дрожит и не переживает — делает вид умело. уён откидывается назад чуть - каких больше объятий без слов и нежностей. он сам не замечает, как оказывается принципе в них; как открывает рано с утра дверь и впускает вместе с холодом зимы и сана — его улыбку с ямочками и шарф вязанный. сан пахнет домой в любой из дней, а уёна, кажется, раздражает это особенно сильно, потому что он сам — беспризорник с грустных семнадцати лет. бродяжка — гордый только вот; сука без ошейника. ему не хочется всей этой доброты, но почему-то всё равно оказывается на чужих коленях.       сан не спрашивает и не говорит ничего, что удивительно для его мягкости — лишь поглаживания по голой спине чона; поцелуи в плечи, что за последние полгода становятся более поджарые — кости да мышцы; чёрный и красные полосы; резкость и нежелание в принципе быть. уён смеётся на всё это и честно признаётся, что представляет, как убого выглядит со стороны, но за это извиняться он не будет вовсе — не держит. как бы ему не хотелось, чон не скажет и слова, чтобы оставить около себя хоть кого-то; попросить помощи. это гордость —             это лишь нежелание быть действительно новым.       ко всему нужно прийти —             нужно время;             сила да смелость.       уён хочет откинуться на постель снова; стыд уже давно исчезает по его венам — сан смотрит внимательно и улыбается, словно на чоне — целые созвездия. много родинок — начиная той, что под глазом, и заканчивая россыпью на голом бедре. уёна не хочется звать дураком, но он — есть такой, потому что под шум чужих голосов собирает все свои звёзды на теле в одну линию. получаются алые следы не только на запястьях; тело. сан всё же склоняется ниже и ведёт пальцами сначала по шее — бережно и не так смело, но излишне правильно. не прерывает чужой монолог — уён выдыхает рвано; поломано.       — я просто не хочу жить, сан. в этом вся проблема, — руки уёна уже на шее чужой; не целует никогда — просто носом по коже и скулам острым, потому что сан уже давно его — тысяча поцелуев среди родинок и рек красных. нет слёз больше. — и никто кроме меня не может помочь начать мне дышать или же прервать это мучение.       вдох — выдох. сану хочется сказать многое, как, наверное, лишь он и может; глупые и не очень обещания из серии всё будет хорошо и он ведь может лично уёна за ручку — к врачу; в больницу; довезёт хоть на край света; поток слов добрых и утешений, что всё нормально и каждому нужен отдых; время; покой; что тот же минки — не обижается особо, а сам сан гуляет с соном через день, даря тому и объятия и улыбку; у них троих странные отношения. как и всегда — нет ничего страшного в этом. не надо дрожать; не надо думать так много.       забавно слышать это от сана — уён прижимается всем телом; его плечи холодные даже после поцелуев и укусов не менее нежных. маленький уён и такая большая вселенная — белый привычно за окном; всё то же размазанное утро, которое прячется в растрёпанных волосах чона, что однажды вернёт свой пугающий серый. не сейчас; может, чуть позже, когда станет больше зелёного на деревьях; возможно; вовсе в следующую зиму и метель аномальную всё потом и потом.       сан говорит тихо, что нужно просто — жить моментом.       уён знает это, но не может; не хочет. улыбается уголками губ и вместо всех своих мыслей; призраков прошлого; насекомых, прячущихся по углам квартиры маленькой — стон. ломает привычно; убегает ожидаемо под предлогом моментов и изменений. сан друг хороший; сан друг как и минки; у них на троих — всё сложно. вяжет. уён — связывает. привязывает к себе и то же время не готов брать ответственность. выходит — минки, которого не пускают душу, но выходят горячие поцелуи; выходит — сан, что слушает всё вместе с рычащими слезами, но губы их так и не соприкасаются. прозаично — тошно.       ему не стыдно за этих двоих — за себя лишь немножко. мерзость —позор; высирается снова. уён не смотрит в глаза, пряча мутный взгляд по чернотой чёлки и просто берёт руку сана со своего торса на пах; член в руках — движения чхве мягкие как и он сам, кажется. нет резкости - есть тупая и иногда раздражающая нежность, которая, по мнению уёна, не заслужена к нему как и всё хорошее. бродяжек и сук нужно бить палками, пока не загрызли друга твоего, а выходят гладят то по загривку, то пузико. сан целует мягкими губами; влажные и шумные чмоки.       уён бормочет снова, что просто хочет сдохнуть, но двигает бёдрами; закрывает свою душу вновь — потому что все проблемы лишь его дерьмо; потому что по факту ни минки, ни сан не вытащат его; не выдержат просто. да и не нужно это никому из них — троих. уён закидывает голову назад, а сан прикусывает смуглую кожу между острой ключицей и царапиной, что пару дней как опять красуется на шее чона. не ругает — обрабатывать помогает раз за разом и покупает новый флакончик перекиси в дом чужой. забота.       выворачивает от неё; мерзко и всё же правда —тошно. уён старается не думать об этом — кружится голова; двигает бёдрами, когда сан надрачивает ему ловко и целует кожу. жарко — влажно; не хватает кислорода — вот бы задохнуться и не проснуться. но не выйдет ни в этот раз, ни в будущий тоже. сан хороший — сан слишком правильный, а чона хочется блевануть энергетиком без сахара и низкокалорийным пирожным. стонет громко; своей же ладонью закрывает себе глаза - вот она тьма, в которой он теряется так долго. сдохнуть бы — сдохнуть. ломает - перекорёживает. даже когда перед закрытыми глазами искры жёлтые; круги белоснежные; почти что звон — уён не может перестать думать о том, как бы.       — сан, блять, перестань приходить ко мне после всего. зачем ты мне помогаешь; зачем, сука, отдаёшь всего себя; зачем заботишься и даже спишь со мной. ты же можешь остаться с минки; быть в нормальных отношениях на двоих; не терпеть меня. того, кто ещё немного и просто исчезнет из этого мира.       уён лежит на спине, пряча свои глаза под чёлкой чёрной; нет красных век и слёз прозрачных — глухая боль где-то в рёбрах; под кожей и дорожкой поцелуев от сана. всё действительно — сложно. он запутывается с каждым разом всё сильнее, потому что заслуживает смешивается с привкусом собственной крови во рту. ему не хватает смелости ни на что, а уверенность минки и сана — ограничиваются их дерьмовыми отношениями. уён не пускает никого ближе. уён готов хоть снова переспать им втроём; он готов прыгнуть, сука, с пятого этажа, если его попросят; ограбить банк и выйти голым на улицу зимой, но.       он не из тех, кто может пусти к себе под рёбра. лежит вроде бы голый, но — всё равно под своим панцирем чёрным; шкура беспризорника. сан стучит костяшками пальцев и просит пустить; дать шанс хотя бы, а уён —             тот рычит отчаянием.             но без злобы.                     — я не умею плавать, сан. но я не потащу больше никого с собой на дно.                     рано или поздно растают аномальные снега их серого города, и уён обещает себе —             это будет его последняя зима с чёрным под рёбрами.