Поцелуй на всякий случай

      Впервые они целуются на первом курсе во время вечеринки в честь начала учебного года под пьяное улюлюканье одногруппников, начавших глупую игру с передачей кусочка льда изо рта в рот до тех пор, пока он окончательно не растает. Не везёт Тёрду и Гану к финалу второго круга — от льда почти ничего не остаётся, и он выскальзывает на пол, хрустнув под чьим-то кроссовком.              — Теперь вы должны поцеловаться, раз выронили, — довольно улыбается Нинлим и машет в их сторону бокалом с цветным коктейлем. Она выглядит так, будто с самого начала это планировала, но Ган очень сомневается, что можно рассчитать, когда именно лёд растает до такой степени, что кто-то его выронит.              Он переводит взгляд на Тёрда, вопросительно выгнув брови. При желании они могут соскочить, Ган уже перебирает два десятка отговорок, почему им не стоит целоваться, но Тёрд лишь пожимает плечами и, улыбнувшись, протягивает руку к Гану. Зарывшись в его волосы на затылке пальцами, он делает шаг ближе и целует, нарочно прихватив нижнюю губу зубами и демонстративно оттянув её под радостный визг присутствующих.              Это не длится слишком долго. Всего несколько секунд, но этого достаточно, чтобы восторг, усиленный алкоголем, перерос в смех и шутки, что у них отлично получается.              — Может, вы от нас что-то скрываете? — Айс выразительно шевелит бровями. — Признайся, Ган, ты давно фанатеешь от Тёрда и только из-за этого поступил на тот же факультет, что и он. И всё ради этого момента.              Ган закатывает глаза и, нырнув рукой в ведёрко со льдом, швыряет через стол несколько кубиков в Айса. Не промазывает, и Айс, тихо ругаясь, пытается высушить мокрые пятна из-за подтаявшего льда на одежде салфетками. Ган на него уже не обращает внимания. Вместо этого поворачивается к Тёрду и беззлобно укоряет:              — Языком лезть было необязательно.              — Не ври, тебе понравилось, — Тёрд в ответ смеётся в голос, тычась локтем в его бок, и опрокидывает подряд несколько шотов. Ган от него не отстаёт, и уже через несколько минут чувствует приятное головокружение. Поцелуй никого из них не смущает. Это только поцелуй. Несерьёзный, почти пьяный и точно не приводящий ни к каким последствиям — в том, что их друг к другу не тянет ни в романтическом, ни в сексуальном смысле, они оба уверены. Поэтому они даже не обсуждают это ни на следующий день, ни через день, ни через неделю.              Второй раз они целуются во время их рождественской поездки в Японию. Не из-за алкоголя или дурацких игр, а потому что Тёрд готовится к роли и просит Гана помочь. Они как раз возвращаются после долгой прогулки в отель, и Ган, только что вышедший из душа, недоумённо смотрит на протянутый ему сценарий.              — Что это? — уточняет он, вертя в руках несколько страниц, явно вытащенных из основной стопки.              — Любовная сцена, — Тёрд хлопает рядом с собой по кровати, намекая опуститься рядом. — Не то чтобы я волновался, но хочется порепетировать.              — Может, тебе стоит заняться этим с той, кто будет играть вместе с тобой? — весь вид Гана выражает исключительно сомнение, но он всё равно забирается на кровать с ногами и, скрестив их, бегло читает текст.              — Когда вернёмся в Бангкок, времени на репетиции не останется. Мы сразу приступим к съёмкам, так что давай, не упрямься. Я оплачу твой ужин завтра.              — Ладно, — Ган вздыхает и читает первую реплику.              Вообще-то, целоваться они не планировали, несмотря на прописанный в сценарии поцелуй. Тёрд лишь склоняется вперёд, чтобы сказать последнюю реплику, а потом хочет сразу отодвинуться, оставляя все поцелуи уже для съёмочной площадки, но дверь в номер внезапно распахивается, и от неожиданного шума его ведёт, поэтому он, покачнувшись, накрывает губы Гана своими. Это даже поцелуем назвать нельзя, просто неловкое прикосновение, потому что Ган моментально отстраняется, да и Тёрд резко принимает прежнее положение под удивлённое восклицание Айса:              — Твою мать, двери закрывать не пробовали, если собираетесь обжиматься?!              Ган морщится, переводя на него взгляд:              — Стучаться не пробовал, если собираешься зайти в чужой номер?              Рядом негромко посмеивается Тёрд, вытирая губы тыльной стороной руки, чтобы избавиться от фантомного ощущения тепла чужого дыхания. Ган, скосив на него глаза, секунду держится, а потом присоединяется к его смеху, перерастающий в откровенный гогот. Айс их веселье не разделяет и возвращается к этой теме за завтраком, когда они пьют кофе в одном из многочисленных тематических кафе в Акибахаре. Над головой из колонки играет песня из какого-то аниме, Ган мычит под нос, подпевая и выбирая, какое фото выложить в инстаграм, и в целом достаточно расслаблен, пока Айс не тычет в их с Тёрдом сторону палочками для еды, заявляя:              — И что? Вы теперь встречаетесь?              Тёрд, только сделавший глоток кофе, едва ли не давится, а Ган, отвлёкшись от телефона, удивлённо таращится на Айса. Не менее изумлённый Джуниор, уже спавший, когда Айс решил вчера прогуляться в соседний номер, тоже смотрит вопросительно:              — Что? — озвучивает он мысли остальных.              — Я вчера пришёл к ним, — Айс поджимает губы, — а они вовсю целуются.              — Что? — тупо повторяет Джуниор, переведя недоверчивый взгляд на Гана и Тёрда.              — Не бери в голову, — Тёрд первым берёт себя в руки, — Айс драматизирует. Никто не целовался. Это просто случайность.              — Ещё скажи, что вы тренировались делать искусственное дыхание, — Айс не верит ни единому слову. Ган бы на его месте тоже не слишком верил. Он думает, что ситуация действительно оказалась довольно двусмысленной, и Айс сделал единственный приходящий на ум логический выход.              Нахмурившись, он трёт переносицу и качает головой, ставя Тёрда перед фактом:              — Больше я не стану помогать в твоих репетициях. Используй зеркало.              — Или помидоры, — недвусмысленно намекает Джуниор.              — Да идите вы, — отмахивается от них Тёрд.              В третий раз они целуются в конце второго курса после экзаменов. В этом совершенно точно виноват алкоголь и эйфория от выматывающего, но наконец завершённого семестра. Ган не помнит, как они оказываются в тесном туалете на втором этаже арендованного на выходные дома, но явственно слышит тяжёлое дыхание Тёрда рядом со своим ухом, несмотря на гремящую музыку.              Поцелуи выходят смазанными, резкими и порывистыми. Кажется, он даже случайно прикусывает Тёрду губу, потому что тот невнятно хнычет, но не отстраняется, а кусается в ответ с негромким смешком.              Их возня в полутёмном помещении метр на метр больше походит на детские шалости, если бы они не прижимались так близко и не пытались просунуть руки под пояс джинсов друг друга.              Дверь распахивается ровно в тот момент, когда Ган устраивается на крышке унитаза и усаживает на колени Тёрда, инстинктивно путаясь пальцами в его волосах, чтобы притянуть для ещё одного поцелуя. Айс смотрит на них секунду, за которую успевает осознать, на какую картину он опять напоролся, и захлопывает дверь обратно, на удивление, не говоря ни слова.              — Почему опять Айс? — стонет Ган, откидываясь затылком на стену и чувствая, как бачок унитаза неудобно упирается в лопатки. Тёрд пьяно хихикает, не собираясь подниматься, и, закинув руки ему на шею, жмёт плечами:              — Может, он родился не в тот день недели?              Утром Ган не жалеет о произошедшем. Он практически ничего не помнит. Единственное, что он хочет — это умереть. И, может быть, утащить с собой на тот свет Айса, зашедшего в комнату, в которой они с Тёрдом — к счастью, одетыми — спали, с отвратительно довольной ухмылкой.              — Как самочувствие, любовнички?              — Отвали, — через силу хрипит Ган. Самочувствие у него ровно на том уровне, что он даже не находит в себе сил, чтобы швырнуть в Айса подушку. Зато силы находит Тёрд, но промахивается, и подушка приземляется в метре от Айса.              Похмелье — хуже пьяных поцелуев, думает Ган, изучая слегка вертящийся потолок. Ещё он думает, что Тёрд неплохо целуется. И что им всё-таки надо научиться запирать двери от вездесущего Айса.              В четвёртый раз они целуются совершенно трезвыми и не из-за того, что кому-то из них нужна репетиция перед съёмками. В четвёртый раз они целуются, потому что Тёрд на обеденном перерыве с размаху кидает на стол университетского кафетерия сумку и, опустившись на стул напротив Гана, заявляет:              — Я думаю, мне нравятся парни. Точнее, и парни тоже.              Ган даже не отвлекается от игры в телефоне.              — Рад за тебя, — откликается он, убивая очередного монстра и пытаясь побыстрее вернуться в укрытие. Тёрд, наблюдая за ним несколько секунд, не выдерживает и вытаскивает телефон из его рук. Слышен звук проигрыша, и Ган уже возмущённо открывает рот, но Тёрд успевает первым, заявляя:              — Ты должен со мной переспать.              Рот Ган оставляет открытым, но уже по другой причине. В себя он приходит лишь через мгновение, когда ощущает, что к нему возвращается возможность связно мыслить.              — Ты рехнулся, — он даже не спрашивает, а резюмирует. Отбирает телефон назад, собираясь начать уровень заново, но Тёрд не даёт, вновь вырывая телефон и пряча его в карман.              — Отдам, когда согласишься, — предупреждает он. Ган почти готов покрутить пальцем у виска, искренне надеясь, что это временное помутнение рассудка из-за постоянных съёмок и концертов.              — На что соглашусь? Переспать с тобой, потому что ты внезапно решил, что тебе нравятся парни? — осторожно уточняет он. — Это даже звучит бредово. Как ты себе это представляешь?              Тёрд ведёт плечами. Вообще-то, судя по его выражению лица — Ган вздыхает, — Тёрд вполне себе нормально это представляет. Возможно, так подробно, как не в каждом порно показывают — отсутствием воображения он никогда не страдал. Ган снова вздыхает и спрашивает теперь другое:              — Почему именно я?              — Ты ведь учился в школе для мальчиков, — ответ не поражает, заставляет лишь закатить глаза. Тёрд же продолжает уверенно гнуть свою линию: — Я знаю, как у вас там всё происходит.              — Айс тоже учился в школе для мальчиков, — напоминает Ган. — Может, тебе обратиться к нему?              — Он в какой-то неправильной школе для мальчиков учился.              — Мы закончили одну школу, — Ган выразительно приподнимает бровь.              Но это, кажется, мало волнует Тёрда. Упёртый — хоть он предпочитает называть себя упорным, — и несгибаемый, он уже принял решение, и Ган понимает, что от него банально не отстанут, пока действительно не затащат в постель.              — Лучшие друзья должны помогать друг другу, — говорит Тёрд.              — Ты явно неверно понимаешь смысл этой фразы, — Ган скептически кривится, всё ещё пытаясь придумать способ, как соскочить с этого сомнительного мероприятия, пока Тёрд не выкладывает последний козырь:              — Тем более, мы уже с тобой целовались. Не один раз, между прочим. И ещё Айс говорил, что я не первый, с кем он тебя заставал, целующимся в туалете. В вашей школе тоже были проблемы с замками, да? — Тёрд подмигивает и улыбается с явным превосходством, всем видом демонстрируя довольного, добившегося своего человека. Ган мысленно стонет, посылая Айса ко всем чертям. Вместе с Тёрдом и его предложениями.              Тёрд, правда, ни к каким чертям не собирается, как и его предложения, поэтому через несколько дней они оказываются у него дома, пользуясь тем, что родители Тёрда уехали на выходные к морю. Ган всё ещё считает, что это странно и абсурдно. Но почему-то больше не отказывается, хотя это совсем не похоже ни на один секс в его жизни. Даже самый первый и самый неловкий, когда он так нервничал, что едва ли не чувствовал тошноту, словно перед сдачей важного экзамена, к которому совершенно не был готов.              Но всё проходит лучше, чем Ган представлял. Они не переступают черту адекватности и ограничиваются лишь взаимными ласками, но Ган не чувствует себя полным идиотом. Наоборот, внезапно ловит ощущение, что ему совершенно комфортно, хотя Тёрда до сих пор хочется прибить. Но где-то на периферии сознания.              — И что ты решил? — спрашивает он, когда выходит на кухню, где Тёрд уже проводит привычный ритуал по приготовлению кофе. Ган садится за стол, глядя, как он заливает горячую воду через бумажный фильтр, и как-то отвлечённо наблюдает за тем, как медленно наполняется прозрачная стеклянная кружка. Сам он кофе пьёт не очень часто, но сейчас от пары глотков не откажется, чтобы немного взбодриться и привести мысли в порядок. Слишком уж много их сейчас, и в то же время голова кажется пустой и лёгкой. Будто бы не случилось ничего, что должно если не напрягать, то хотя бы беспокоить. Будто бы Ган каждый день на трезвую голову зажимается с лучшими друзьями в их спальнях, целуется с ними и доводит их до оргазма рукой.              — Ты о чём? — Тёрд оборачивается к нему.              — О твоей ориентации, если ты забыл для чего мы тут собрались, — закатывает глаза Ган.              — А, — кивает Тёрд. — Было классно, — задумчиво сообщает он. — Так что, думаю, мне нравятся и парни. Ещё я думаю, что мне могут нравиться не все парни, а только ты, — он ставит перед Ганом кружку и, нарочно дразня, обнажает зубы в улыбке, заканчивая фразу: — Но это нам ещё предстоит проверить.              Желание взять Тёрда за руку и лично отвести к тем самым чертям возвращается с новой силой, но Ган ограничивается только слабым пинком. Может, потому что Тёрд проворно уворачивается. А может, потому что Ган чувствует, как начинают гореть его щёки из-за неожиданно и совершенно не вовремя проснувшегося смущения.              Тёрд ему нравиться никак не мог. Во-первых, он совершенно не в его вкусе. Не то чтобы за двадцать с небольшим лет у Гана действительно сформировался какой-то вкус, но он знает, что шумный, энергичный и словно его потерянный в детстве брат-близнец Тёрд точно в этот вкус не входит. Возможно, он мыслит стереотипами, что притягиваются противоположности, но пока в его недолгой жизни эти стереотипы только подтверждались. Во-вторых, Ган абсолютно уверен, что западать на друзей после нескольких лет общения с ними — это не в его правилах. У него обычно всё гораздо проще: или ему сразу нравится человек в таком плане, или не понравится уже никогда. В-третьих… В-третьих, он ловит себя на том, что уже несколько минут, зависнув, смотрит, не отрываясь, за тем, как склонившийся над конспектами Тёрд, играет соломинкой от сока губами и языком, увлёкшись чтением и явно не осознавая, что делает.              — Ган, — шепчет Ферн, толкая его локтем. — Не будь настолько очевиден. Мы всё-таки в библиотеке.              Моргнув, Ган переводит ошалелый взгляд на неё, только сейчас осознавая, на что пялился и что представлял. Хорошо, что Ферн снова возвращается к конспектам и не видит, как он покрывается неровными красными пятнами. Ган выдерживает ровно минуту, потому что усидеть на месте и не возвращать взгляд к Тёрду не в силах. Он вскакивает со своего места и торопливо бросает:              — Сейчас вернусь.              Ему просто жарко. На улице который день солнце так печёт, будто хочет выжечь всё живое, и кондиционеры явно не справляются. Он перегрелся, и поэтому теперь в его голове мелькают картины с Тёрдом, который играет языком вовсе не с трубочкой.              Ган склоняется над раковиной в туалете, чтобы ополоснуть лицо водой, но это почти не помогает. Глядя на своё лицо в отражении зеркала, покрытое вместо румянца каплями воды, Ган медленно выдыхает, призывая себя успокоиться. Но, как назло, видение никуда не исчезает. Наоборот, дополняется ещё более откровенными картинами, а после те сменяются на совсем невинное воспоминание о Тёрде на кухне с кружкой в руках, говорящем, что Ган ему нравится.              «Чёрт, я похож на замечтавшуюся фанатку, и даже не знаю, в какой момент в неё превратился», — Ган морщится, уже собираясь сунуть под кран голову целиком, но слышит скрип двери и оборачивается.              — У тебя всё нормально? — спрашивает Тёрт. — Ты быстро убежал…              Повернувшись к нему, Ган кривится:              — Я пять минут представлял, глядя на тебя, как ты мне отсасываешь. А теперь считаю, что ты мне нравишься, хотя вообще-то не должен. А ещё я похож на твою взбесившуюся фанатку. В этом нет ничего нормального, у меня всё отвратительно.              Тёрд слегка щурится, слушая его, и расплывается в улыбке, когда он заканчивает. В два шага он пересекает расстояние между ними и, поставив руки на раковину по обеим сторонам Гана, с вызовом говорит ему прямо в губы:              — Это ты так думаешь, я считаю, что у тебя всё прекрасно. Кстати, зачем представлять, если можно воплотить? Что ты делаешь…              Завершить фразу он не успевает. Дверь снова распахивается, и Айс смотрит на них с видом глубоко смирившегося с неизбежным человека.              — Вам очень везёт, что дверь постоянно открываю я, — замогильным голосом сообщает он. — И как же не везёт мне.              Ган и Тёрд переглядываются и срываются в смех одновременно под звук возмущённого захлопывания двери.              В пятый раз они целуются в машине на парковке, прячась за тонированными стёклами и задыхаясь от жары из-за нагретой за день крыши. И, может быть, немного из-за друг друга.