Сливовый цвет

Шорох за спиной – створка фусума, покрытая изящной росписью, задвинулась, отрезая их двоих от остального мира. Пестрая церемониальная круговерть осталась позади, как и взгляды, холодные, оценивающие, стремящиеся заглянуть в саму душу, чтобы посчитать и взвесить, годна ли простолюдинка быть женой наследника древнего рода. Но каждый миг супруг был рядом, спокойный, невозмутимый, досконально знающий все движения, все слова, обдающий холодом взгляда любого недоброжелателя и завистника. Рядом с ним Хисана не имела права ошибиться или показать свою тревогу. Но, наконец, все лишнее осталось за пределами покоев, и новобрачные наедине. Теперь к Хисане пришел другой страх, заставляющий отводить глаза и бессмысленно теребить оби пышного свадебного убора, с непривычной робостью бросать взгляды на расстеленное ложе с расшитыми макура в головах. Не пожалеет ли Бьякуя, что взял в жены неискушенную в любви женщину? А может, у них, у благородных и тут есть какие-то церемонии или ритуалы? Молодой Кучики чувствовал напряжение своей избранницы, догадывался о его причине, сохраняя спокойствие на лице, в мыслях пытался лихорадочно подобрать слова, что могли бы успокоить, расслабить. Но на язык шло лишь одно – её имя, Хисана. Оно пьянило сильнее лучшего сакэ, его хотелось повторять и катать на языке, чтобы распробовать все оттенки вкуса. Возлюбленная казалась ему сейчас иной, нежели всегда, - роскошное шелковое кимоно, сложная прическа, набеленное лицо… Преображенная до неузнаваемости, она могла бы показаться чужой, но Бьякуя смотрел ей в глаза – расширенные, испуганные и родные. Так не должно быть… Шаг навстречу. - Не бойся, - бережно провел загрубевшей от меча ладонью по нежному лицу. Глубоко вдохнул – неповторимый запах его женщины, волнующий, манящий, мешался с ароматами дорогих благовоний. Как же много лишнего. - Бьякуя… - тонкая рука легла ему на грудь, словно ища опоры. - Хисана, - он мог бы повторять её имя вечно, но сейчас просто обнял. Руки запутались в складках тяжелой ткани – как же все это мешало. Как прежде закостенелость клана мешала быть вместе этим двоим, так атрибуты церемониала разделяют их сейчас. Стучат родные сердца, в едином быстром ритме. Волнение и робость, занимающееся желание и щемящая нежность. Еще не сняты маски, но их удел предрешен. Не для того эти двое бросили вызов неколебимому колоссу традиций и правил, чтобы остановиться у последней черты. Губы коснулись губ, соскользнул с хрупких плеч тяжелый расшитый шелк, лег на пол живописным полотном. Прочь обувь, что коверкает легкость, дарованную гибкому телу самой природой, прочь заколки и шпильки, что мешают пропускать между пальцами гладкие черные пряди. - Никогда больше не крась лицо, - прошептал Бьякуя. – Я хочу видеть только тебя, а не фарфоровую куклу. - Обещаю. Она все еще робела, невольно страшась сделать что-то не так, но от слов супруга на душе теплело. Он всегда был надежным и никогда не упрекал её ни в чем, с ним она чувствовала себя любимой и защищенной, а холодность Бьякуи – это привычка. Маска, лицо под которой он изредка позволял видеть только ей, Хисане. Тонкая, юная, доверчивая, нежная. У Бьякуи кружилась голова, а сердце сжималось от нежности, суровый воин, сейчас он хотел дать ей всю ласку, на которую способен. Она достойна самого лучшего, она заслуживает любви после всех невзгод, что перенесла в жизни. Её нерешительные прикосновения воспламеняли кровь сильнее, чем искушенные ласки опытных женщин. От легких поцелуев пересыхало в горле. Он был нежен от первого до последнего мига, обращаться с избранницей иначе для него сейчас было невозможно. Жесткие, сильные руки ласкали, изгоняя остатки робости и страха, разжигая желание, доводя чувственную женщину до края. Мерцающий, приглушенный свет светильника играл на горячих телах, обрисовывая изгибы, скользя по волосам, отражаясь в капельках пота на гладкой коже. Молодожены не дошли до футона, кощунственно опустившись прямо на дорогое свадебное кимоно: пряди волос путались среди вытканных серебряных и алых цветов, плотный шелк оттенял нежную матовую кожу. - Когда-нибудь, - шептал Бьякуя, глядя на жену, - я буду любить тебя под открытым небом среди душистых трав и цветов, там, где ни одна душа не сможет потревожить нас. Слушая его, Хисана тихо смеялась, она была счастлива. Глубокий поцелуй заглушил боль первого проникновения. Тонкие пальцы впились в жилистую спину мужчины, оставляя следы. Боль на боль. Страсть на страсть. Огонь на огонь. Ласка на ласку. Они пили дыхание друг друга, переплетаясь телами, ища полного единения. Короткая вспышка боли мелькнула и ушла, оставив место нежности и желанию. Желанию любить, желанию делать счастливым любимого. Переплетались пальцы, смыкались губы, двигались единым целым тела, прерывалось дыхание, а с улицы доносился свежий запах цветущий сливы. Одинокий лиловый лепесток, гонимый шалым порывом ветра залетел в комнату молодоженов и, покружившись всласть над любовниками, лег на волосы, перепутанные и одинаково черные у обоих.