***
Только с большой натяжкой Эфир может назвать себя асом кулинарного искусства. С едой Сян Лин то сомнительное варево, которое обычно готовил Эфир, не шло ни в какое сравнение, но, имея под рукой подробный рецепт и необходимые ингредиенты, даже из обыкновенных продуктов он мог сделать вкусное блюдо. Сосредоточенный помешиванием бульона для супа с морепродуктами Эфир не замечает подкрадывающегося Чайльда. Тот нападает подло и быстро — обхватывает поперек живота, оглаживая прохладными ладонями бока. Эфир вскрикивает от неожиданности, шипит, как кошка, из-за контраста нагретого от жара печи тела и ледяных ладоней Чайльда и уворачивается, когда тот хочет оставить поцелуй в изгибе шеи и плеча. Тот хмурится, забавно ведет носом, принюхиваясь к аппетитному аромату и притирается бедрами к ягодицам. — Прекрати! Слышишь? — вспыхивает Эфир, и Чайльд в отместку проворно забирается ладонью под ремень брюк и резинку нижнего белья, обхватывает ладонью расслабленный член и любуется вспыхнувшим на щеках румянцем. Эфир шипит от резкого констраста теплого тела и холодных рук Чайльда, шлепает его по ладони, отгоняя. — Пожалуйста. Иначе наш обед будет испорчен, а тебе придется идти за едой. — Я готов пойти на такую жертву, — охотно соглашается Чайльд. Эфир разворачивается в объятиях, привстает на носочки и, обхватив шею Чайльда, подпрыгивает и забирается на тумбу, оказываясь на одном уровне с его лицом. У Чайльда мягкие, едва теплые губы — он спускается цепочкой влажных поцелуев от уха до груди. Эфир извивается, захлебывается очередным стоном, стоит Чайльду приласкать возбужденный член — он собирает с головки большим пальцем капельку предэякулята, проводит по стволу, из-за чего движения становятся максимально комфортными и приятными. Эфир неловко опирается ладонью на поверхность стола за собой и за своими стонами едва слышит, как падают со стола баночки со специями, ваза с букетом, притащенным Чайльдом, и глиняные миски. Чайльд доводит Эфира до исступления в несколько легких движений: царапает резцами кадык, стискивает пальцами пульсирующий член у основания и оттаивает, позволяя показаться искоркам на дне. Он отстраняется, любуясь Эфиром, сыто улыбается и зарывается лицом в изгиб чужой шеи и плеча. Ладонями пробирается под жилет, отогреваясь, а после довольно мурчит, как пригревшийся на солнце кот, позволивший погладить себя между ушами. — Ты когда-нибудь меня в могилу сведешь, — картинно бурчит Эфир, накрывая затылок Чайльда ладонью. Пальцы путаются в рыжих прядях, и Чайльд поднимает голову, самодовольно глядя из-под приоткрытых век. Эфир цокает языком и отворачивается, не желая показывать ему пунцовые щеки. — Даже не думай отлынивать. Обещал, что сходишь за едой — собирайся и иди! Чайльд хнычет, пытается строить милую мордашку, но Эфир остается непреклонным и безжалостно выставляет его за дверь, обещая не впустить домой, если он вернется без еды. Эфир выдыхает, отгоняет от себя желание пойти в кровать и немного отдохнуть, но нехотя возвращается на кухню, чтобы убрать беспорядок, оставленный после их «стычки».***
Эфир натягивает теплое одеяло до самого подбородка, переворачивается на бок, готовясь заснуть, но спокойствие нарушает Чайльд, бросившийся из темноты с разбегу на свою сторону кровати. Эфир вскрикивает и пихает его локтем, стоит Чайльду забраться под одеяло и холодными босыми ступнями прижаться к лодыжкам. Не обращая внимание на протестующее ворчание, Чайльд ныряет ладонями под пижамную рубашку, считает пальцами ребра и удобно устраивается на груди, выдыхая. Прижимается грудью к узкой спине, чтобы было теплее, зарывается лицом в шею, ведет холодным кончиком носа по кромке уха. — Почему ты вечно такой холодный? — Чайльд знает, что вопрос риторический, но все равно немного отстраняется, отдавая Эфиру часть свободного пространства. Эфир замечает изменившуюся атмосферу сразу — переворачивается на другой бок, приподнимается и обхватывает щеки Чайльда ладонями. Одна из ладоней Чайльда все еще на его боку, а это хороший знак. Всякий раз, когда он обижается или чувствует себя ненужным, то сразу же прекращает всякий контакт и мигом запирается в себе, игнорируя любые попытки заговорить. Его глаза в такие минуты превращаются в безжизненные мерзлые пустоши, убивающие ледяными морозами всех, кто осмелится подойти хоть на метр ближе. Каждый раз когда такое происходит, у Эфира сердце щемит от жалости и обиды за тактильного Чайльда. Его так просто сделать счастливым — разрешить себя обнять. Иногда у Эфира не хватает терпения, чтобы вынести прилипчивого Чайльда, но он вовремя себя одергивает, удобно устраиваясь в кольце рук. И сейчас, заглядывая в тусклые глаза, Эфир чувствует свою несостоятельность в качестве хорошего партнера. Чайльд особенный, и Эфир частенько забывает об этом, игнорируя объятия или незатейливые касания. — Вовсе ты не холодный, — возражает своим недавним словам Эфир, поглаживая щеку Чайльда. — Просто мерзляк. Сейчас мы тебя согреем. Эфир придвигается ближе, обхватывает шею Чайльда руками и заставляет откинуться на подушки, укладывает голову на грудь, прижимается щекой к местечку над сердцем, вслушиваясь в неспокойное сердцебиение. Эфир не может позволить себе уснуть до тех пор, пока не убедится в хорошем самочувствии Чайльда, но звук сердцебиения оказывает совсем противоположный эффект, убаюкивая. Чайльд позволяет себе расслабиться спустя долгие минуты. Он приобнимает Эфира, натягивает одеяло выше, накрывая обоих, закрывает глаза и, прислушиваясь к мерному посапыванию, засыпает.***
Эфир накрывает на стол к завтраку, когда в дверном проеме показывается сонный и растрепанный Чайльд. Он трет глаза кулаком в попытке проснуться, широко зевает, а короткие рыжие волосы находятся в забавном беспорядке. — Ты наконец-то проснулся, — Чайльд хмыкает, садится за стол и подпирает щеку ладонью, пока Эфир разливает по глиняным чашкам свежий чай. — Я уже хотел тебя идти тебя будить. Выспался хотя бы? То, что у Чайльда проблемы со сном, Эфир узнал в их первую совместную ночевку. Чайльд ворочался, постоянно ерзал, а ближе к утру спихнул Эфира с кровати на пол, проснувшись от звука падения и отборной ругани. Чтобы привыкнуть к совместному сну, Эфиру потребовались несколько недель и один надежный метод — объятия. Чайльд спит хорошо и спокойно только тогда, когда Эфир обнимает его, прижимаясь всем телом. — Лучше, чем обычно, — мигом оживает Чайльд и принимается за еду. Несмотря на потрепанный вид, он выглядит отдохнувшим и довольным, а это не может не радовать. — Есть какие-то планы на день? — Никаких особенных нет, но хотел вернуть Лизе книгу, — пожимает плечами Эфир, ковыряясь в тарелке с яичным рулетом. — Тогда мы можем вместе занести твою книгу, а потом отправиться к озеру и посмотреть на слаймов, прыгающих с камня в воду? — в голосе Чайльда столько надежды и восторга, что Эфир не может ему отказать. — Да, можем. Ты же давно уже хотел посмотреть на них. Чайльд вскакивает со своего места, бросается к Эфиру, чуть не опрокинув его вместе со стулом, и заключает в объятия, не переставая тараторить на ухо о том, что они прекрасно проведу этот день. Эфир обнимает его в ответ, поглаживая обнаженные лопатки, смеется, когда Чайльд, подлец, губами задевает мочку уха — он прекрасно знает, что Эфиру всегда щекотно от прикосновений здесь. Он думает обо всех проведенных вместе днях, о тех, что им еще предстоит провести, и самой главной своей задаче — не дать Чайльду замерзнуть окончательно. Чайльд нуждается в постоянной поддержке и любви, и Эфир готов отдать всего себя, лишь бы искорки на дне ярко-синих глаз никогда не исчезали.