2019
Михаэль больше не в силах влачить такое существование, зная, что настоящие родители живут по соседству, а жена изменяет с отцом. Ему больно, больно внутри так, что желание со всем покончить то, что является лучшим исходом в данный момент. Виски разрываются от тупой боли, шершавые мозолистые ладони трясутся, сердцебиение учащает ритм, абсолютно всегда при виде тех людей, благодаря которым появился на свет. В глазах его бесконечная пустота. Пустота, окутывающая и такая родная, на протяжении вот уже тридцати трех лет. Хочется кричать, реветь, но посчитают за сумасшедшего и сдадут в лечебницу как Допплера. Иногда он представляет, что все происходящие иллюзия, которая затмевает разум, обволакивая туманом, тем самым, заставляя страдать от невозможности вернуть в родное время, настоящее, где Катарина накрывает на стол, создавая своим теплом уют, Ульрих молодой, еще вполне психически здоровый, так по-родному улыбается, Марта и Магнус вечно спорят и постоянно куда-то спешат. Но, к сожалению, все иначе. Да, у него есть любимая жена, не испытывающая истинных чувств, прекрасный сын, так задорно смеющийся. И лишь это удерживает, здесь, в этом времени, из которого он вновь исчезнет, когда окажется около той злополучной пещеры. Перебирая в голове, все запоминающиеся моменты, события заставляющие чувствовать озноб, ужас, тревогу, он вновь и вновь возвращается в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, когда впервые сталкивается, с не подчиняющимся разумному, конструктивному объяснению… явлением1986
Оцепенение, дрожь. Переполняют испуганного подростка, стоящего посреди, такой знакомой и родной улице. Лишь деревья наводят страх из-за своих столь малых размеров.И дорога подозрительно идеальная. Он все еще не может отделаться от мысли, что в одночасье исчез, отпустив руку Йонаса, там, в лесу. Шестеренки в голове периодически прогоняют одни и те же вопросы, — где я? Почему слезы так яростно подступают, ведь место, на котором, замеров стою, до боли знакомо. Миккель не в силах продолжать игру в молчанку, не в силах накручивать столь яростно голову, загоняя в тупик, свои же разумные аргументы, которые помогут разобраться. Из мыслей его выбивает, подъезжающий мотоцикл, на котором в черной потрепанной от времени косухе, в серых берцах, с ухмыляющейся улыбкой, внушающей боязнь, восседает высокий, худой юноша, волосы которого развеваются на едва заметном ветру. — Ты чего стоишь рядом с моим домом, — произнес парень, подойдя уверенной походкой к Миккелю — Замыслел чего плохого? Не медля, юноша хватает рывком безжалостно за куртку подростка, который не доходит и до грудной клетки ростом, поднимая с такого идеального асфальта, вглядываясь зелеными глазами, в перепуганное, наполненное непониманием лицо Миккеля. — Полегче, пацан, смотри не нассы в штаны, — ухмыляясь, выплевывает слова. — Я…я это мой дом. Там живут мои родители, Катарина Нильсен и Ульрих, — отвечает с болью во всем теле от столь грубого обращения. — Так ты еще и сумасшедший. Совсем что ли спятил. Юноша отцепляет подростка, со всей силой швыряя на землю, разбивая тому в кровь ладони, теперь похожие на обветрившийся фарш. — То то же. Еще раз увижу рядом. Вывезу в лес, выбив всю спесь. И ты точно забудешь все. Миккель остается один. Один. Такой покалеченный внутри, кричащий от непонимания и боли, что больше эмоциональная нежели физическая. Он опускает ладони на холодный асфальт, давя разодранными кровоточащими пальчиками, сильнее распаляя раны, в надежде почувствовать внутренне содержимое под кожей. Глаза устремлены к дому. К цели. Миккель не сдастся. Отвоюет правду. Докажет тому засранцу, что он житель такого высоченного, большого дома. Руки дрожат, красная густая жидкость, покрываясь коркой, напоминает желе, застоявшиеся в тепле, но его не волнует ничего кроме доказательства правды, тому уроду, что вдоволь поиздевался. Стук в дверь. Учащенное сердцебиение. В глазах решительность, такая редко там появляющаяся. Тишина. А затем распахивающаяся дверь из которой выглядывает, подвыпивший юноша, со злостью всматривающийся в едва различимые при свете фонаря серые глаза. — С первого раза не понимаешь. Это мой дом. Мой. Я, Ульрих Нильсен. Катись от сюда, — выкрикивает слова, с размаху пиная прямо в область живота, откидывая Миккеля к дереву. Подросток еле разлепляя глаза, пытаясь подняться, с оставшимися возможностями, не ожидает, что опять прилетит удар только теперь в лицо. Больно. Невыносимо. Пусто.Миккель не чувствует рук и лица. Худощавое тело, лежащее в неудобной позе, трясёт от подступающих слез, которые трудно сдерживать. В голове все еще становится запутаннее. Страшно. Ведь даже неизвестно, что произошло с ним. А что если это сон? Иллюзия. Чья-то злая шутка. А может сейчас из-за угла выпрыгнет Магнус, закричав, — малой, успокойся все хорошо. Но ни брата, ни сестры, ни Йонаса. Рядом нет. Лишь один мерзавец, назвавшийся именем отца. Юноша недолго думая, хватает руку подростка, волоча по земле искалеченное тело, наплевав на его ссадины, окровавленные руки, чтобы быстрее вышвырнуть за ворота. — Если бы не алкоголь в крови. Отвез бы в лес. Так что убирайся с моей территории -, напоследок пнув в лицо, сказал Ульрих, уходя.2019
Михаэль как сейчас помнит тот переломный день, нанесший большой отпечаток на дальнейшую судьбу. Пусто. Очень пусто. Дыра необъятных размеров, не заполняющаяся ни любовью Йонаса, ни оставшимися чувствами жены, ни заботой, ни лаской Ханны, что в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году стала для него родным и близким человеком. Глаза полные решительности. Подрагивающие фаланги палец. Нож, манящий острым лезвием. Еще не много и цель будет достигнута. Совсем чуть-чуть и ад, наполняющий его ту новую жизнь, прекратится. И останется лишь имя — Михаэль Канвальд. А в ближайшее время, пропавший Миккель, вновь запустит бесконечный механизм, приносящий лишь мучения и боль.