Дело было осенью.

      Дело было осенью. Настроение было и без того не слишком веселым, а тут ещё Эраст в очередной раз уехал неведомо куда и совершенно перестал на письма отвечать. Беспокойство накатывало волнами, налетало порывами петербургского осеннего ветра, и Николь уже едва могла удерживать себя от того, чтобы сесть в карету и отправиться на поиски. Но каждый раз она себя одергивала. Нельзя. Либо нечаянно сорвёт какую-нибудь операцию, либо и вовсе сама угодит в западню. Нельзя, хотя порой нестерпимо и хочется. Особенно такими вот холодными, тоскливыми осенними вечерами, когда за окном медленно увядает природа, готовясь к зимнему сну.       В такие минуты она проклинала собственное бессилие, сетуя на то, что её видения никак не проясняли ситуации и одновременно радуясь, что Фандорина в них не было. Это в какой-то степени заставляло верить, что с ним всё в порядке. А ведь она могла бы помогать ему в расследованиях, вместо того, чтобы проводить вечера в тревожном одиночестве, ведь однажды девушка уже помогла его брату раскрыть запутанное и жуткое дело. Но Эраст на подобное предложение ответил категорическим отказом, не желая подвергать её опасности и, наверное, припоминая собственный рассказ девушки о том, чем закончились те приключения на хуторе близ Диканьки.       С трудом отогнав от себя тягостные мысли, девушка оторвала взгляд от окна и посмотрела на лежащие перед ней желтоватые, как и ныне кроны деревьев, листы бумаги. Рассказ было необходимо закончить. И непременно сегодня. Иначе он отправится в огонь, как и многие другие незаконченные её работы. Обмакнув перо в чернильницу, девушка сначала медленно, обдумывая следующие строки и дальнейшее развитие сюжета своего произведения, принялась писать. Но вскоре мысли её полностью обратились к миру, создаваемому на бумаге, и рука уже едва поспевала за рождающимися в голове идеями и фразами. Она не заметила, как солнце окончательно скрылось за горизонтом, погружая город в ночную темноту: предусмотрительно зажженная свеча горела на столе, не давая тому участку комнаты, где сидела писательница, окончательно погрузиться во мрак, и предоставляя Николь возможность продолжать работу, ни на что другое не отвлекаясь. Она все писала и писала, пока в один момент глаза её не начали закрываться. Рассказ был доведён до логического завершения, и оставалось только просмотреть его и исправить некоторые мелкие недостатки, наверняка присутствовавшие в тексте. Этим можно было уже заняться и завтра. Рука с трудом поднялась для того, чтобы поставить завершающую точку и вернуть перо в исходное положение. В следующее мгновение она заснула, прямо там, за рабочим столом, опустив голову на сложенные на этом самом столе руки.

***

— Николь Васильевна, Николь Васильевна! — сквозь отступающую дрему писательница четко слышала громкий и звонкий голос гувернантки Аглаи. — Что же Вы?       Вопрос был задан уже тише, но в нем слышались нотки недовольства и укоризны. Аглая не раз находила её спящей за столом и каждый раз тихо бубнила себе под нос о том, как это вредно спать в столь неудобном положении и до поздней ночи сидеть за работой. — Я встаю, встаю, — приглушённым голосом отозвалась она, поднимаясь и морщась от боли в шее. — Для меня не было никаких писем?       Вопрос был задан тоном спокойным да, как могло бы показаться сначала, равнодушным. Но Аглая слишком давно знала свою подопечную, чтобы не уловить в её голосе одновременно нотки беспокойства и надежды. — Как же, — с мягкой улыбкой ответила женщина, сменив гнев на милость, и с нежностью смотря на Николь. — Было одно. Утром заезжал господин Гуро, сказал, что в Москве проездом и возвращается в Петербург. Просил Вас не будить, оставил письмо да и уехал.       При упоминании старого знакомого девушка слегка нахмурилась, но тут же взяла себя в руки. Аглая протянула ей конверт и, улыбаясь, вышла из комнаты, оставляя писательницу одну. Николь быстро вскрыла конверт и с облегчением принялась читать написанный знакомым ровным почерком текст. Дорогая Николь, Не могу выразить словами, как мне жаль, что я снова заставил тебя волноваться, но возможности ответить на письма до сего момента не представлялось. Дело, кажется, близится к завершению, и в скором времени я надеюсь вернуться в Москву. Искренне надеюсь, что у тебя всё в порядке. P.S. Письмо передаю с братом, всё ещё не желая отправлять курьером. Не безопасно. Могут вычислить твой адрес. Надеюсь, что вы оба не успеете переругаться окончательно. С любовью, Эраст       Девушка невольно улыбнулась, закончив чтение. Краткость письма при немногословной манере Фандорина изъяснятся её нисколько не удивила и не расстроила. Кроме того, она прекрасно знала то чувство погружения в дело, которому человек посвящает всего себя. Пока дело не сделано, все остальное часто отходит на второй план. Для неё это дело — писательство, для него — государственная служба. Ей лучше не мешать, пока она увлечена написанием книги, ему — пока он занят расследованием. Многие её знакомые до сих пор не понимают, как у них вообще могли сложиться хоть сколько-нибудь нормальные отношения. Другие — уже делают ставки на то, сколько пройдёт времени прежде, чем они разойдутся. Подобные разговоры её уже давно не расстраивают и вызывают улыбку. И её, и его, кажется, до сих пор все устраивает, и они всё ещё не разошлись.       Девушка отложила письмо в сторону и посмотрела в окно, где солнечный свет отражался от бесчисленных золотых куполов церквей. Полученная весточка от Эраста немного ослабила её тревогу, позволяя вдохнуть свободнее по-утреннему свежий воздух. Начинался новый день. И она не будет думать ни о чем плохом. Ещё раз просмотрит свой текст, который ей, непременно сегодня понравится, напишет Гуро полное совершенно не злой иронии письмо, где в веселой форме осведомиться, чего же он так испугался, что даже не заглянул толком в гости, и навестит одного знакомого поэта, который точно написал великое произведение.