В другом свете

Придумать подарок для Харуки и без того непросто, а купить его оказывается еще сложнее. Кирю не приходит в голову ничего лучше, чем отправиться в Камурочо, но только возле стоянки такси на улице Тенкаичи до него доходит, что подарок для маленькой девочки стоило бы искать в другом месте. Пока его не было, Камурочо вновь изменился. Глупо обвинять город в том, что он меняется, но Кирю все равно пару раз чертыхается, когда нужные ему магазины не оказываются на привычном месте, а старые переулки превращаются в перегороженные строительными лесами тупики. Спустя пару часов он почти готов позвонить Дате и попросить помощи. Не дают ему это сделать два не связанных друг с другом факта: то, что дочка Дате уже в старшей школе, и пробегающий мимо вор, нежно прижимающий к груди увешанную брелоками сумку. Следом, подобрав руками подол вечернего платья и опасно покачиваясь на высоких каблуках, проносится хостесс. В спину вору летят возмущенные крики. Кирю прекрасно знает, что делать в такой ситуации: он догоняет похитителя, выбивает из него извинения и получает заслуженную благодарность от опаздывающей хостесс. Куда проще, чем найти в городе развлечений подарок для Харуки. Юми наверняка сумела бы быстро найти подарок для своей дочери. Да и у Нишики всегда хорошо получалось выбирать подарки. Громада Башни Тысячелетия неуютно возвышается надо всеми прочими зданиями Камурочо, и Кирю ощущает ее присутствие, куда бы не повернулся. Прошлогодний пожар на крыше высотки навсегда поменял его жизнь, жизнь Харуки, Нишикиямы и Юми. Кирю заворачивает в квартал Чемпионов, говоря себе, что хочет спросить совета у окама в “Земном ангеле”, но вместо этого пропускает стакан за стаканом под сочувствующим взглядом Ако. Он пробует спросить совета и у хозяйки, но ожидаемо не получает хорошего ответа. — Мне кажется, это уже лишнее, Кирю-сан, — говорит, наконец, Ако, упираясь руками в бедра, и Кирю позорно ретируется на улицу, хоть и не чувствует себя опьяневшим. Где искать подарок, он все еще не знает, поэтому прислоняется плечом к стене и достает из кармана пачку сигарет и зажигалку. “Не знаешь что делать — займи чем-нибудь руки”, когда-то сказал Кашиваги Нишики, а запомнил все равно Кирю. В закоулках квартала Чемпионов его и находит Маджима, неслышно подходит со спины, как только он один, кажется, и умеет. Год назад Кирю наловчился всегда быть наготове, ощущать приближение Маджимы каким-то непостижимым шестым чувством. Но год спокойной жизни с Харукой эту способность забрал. — Вернулся в Камурочо вспомнить старые-добрые времена, Кирю-чан? — говорит Маджима с наигранным недовольством в голосе, — и даже ничего не сообщил своему старому другу Маджиме! Кирю оборачивается и сразу натыкается взглядом на широкую улыбку Маджимы, и только потом видит все остальное. Маджима, как и Камурочо, на первый взгляд остался все таким же. Маджима вечно кого-то из себя изображает: полицейского, бармена, зомби… пса Шимано. Сегодня Кирю достается какой-то очередной новый Маджима, из тех, что он еще не встречал после своего десятилетнего отсутствия. — Я и сам не думал, что сегодня тут окажусь, Маджима-но-нии-сан, — честно говорит Кирю. Маджима подходит ближе и — не спрашивая разрешения — достает из так и неубранной пачки Кирю сигарету для себя. Кирю не пытается его остановить — всем известно, что если Маджима Горо что-то задумал, то, как и стихийное бедствие, бессмысленно пытаться его остановить, можно только сгладить последствия. Маджима зажимает сигарету зубами и хлопает себя ладонями по пиджаку. Кирю протягивает к нему руку с зажигалкой, но Маджима его игнорирует. — Куда же подевалась моя зажигалка? — спрашивает он Кирю. Тот еще раз пытается протянуть ему свою, но Маджима отталкивает его руку в сторону и склоняется еще ближе, прижимает свою сигарету к уже зажженной сигарете Кирю. В такой близости он может пересчитать все до одной ресницы на единственном полуприкрытом глазу Маджимы. Сердце бьется у Кирю в груди, как зажатая в кулаке птица. Так всегда бывает, когда Маджима оказывается слишком близко, обычный прилив адреналина перед предстоящей дракой. Маджима поднимает на него взгляд, медленно моргает и отодвигается на разумное расстояние. — Соскучился по местной суете? — спрашивает он, выдыхая дым вместе со словами. Кирю пожимает плечами и молчит о том, что приехал в Камурочо искать подарок для Харуки. Что Маджима может знать о подарках для маленьких девочек, если уж сам Кирю ничего не знает? Маджима пристально смотрит на него, чуть наклонив голову на бок и не обращая внимания на догорающую сигарету в пальцах. Кирю становится слегка неуютно. Толку от драки с Маджимой никакого не будет, а выплеснутый адреналин не поможет ему решить проблему с поздравлением. Конечно, Харука не обидится, если он ничего ей не подарит, как не обиделась бы Юми и как не обижался никогда сам Кирю. Но ему не хочется ее подводить и не хочется повторять свою ошибку, как в тот раз, когда он забыл о дне рождения Нишики. — Я знаю идеальное место, — говорит Маджима, выдергивая его из мыслей, отбрасывает догоревший окурок в сторону и идет к проходу на проспект Сенрё. Кирю тратит несколько секунд на раздумья, но альтернатив у него никаких нет, и идет следом. Они выходят из квартала Чемпионов, петляют по улочкам Маленькой Азии до самой Башни Тысячелетия. Группа китайцев, курящая у раскрытых дверей ресторанчика, поворачивает к ним лица, прекращая разговор, и кивает. Никого из них Кирю не узнает. Маджима то и дело оглядывается, словно только и ждет, что Кирю вот-вот сбежит. Раньше, бесконечно долгий год назад, он так и делал раз-другой, завидев Маджиму на другом краю улицы. Сейчас Кирю не в настроении убегать. Они проходят мимо локеров и спускаются на цокольный этаж под театром Камурочо. Кирю даже не знал, что там что-то есть. Маджима ведет их по закоулкам подземных коридоров. Навстречу попадаются вездесущие бомжи, хихикающие девицы в коротких платьях и грустные саларимены. Кирю уже примерно понимает, куда они придут: в какой-то подпольный бойцовский клуб со входом “только для своих”, не такой популярный как “Колизей” под Восточным Парком, где смогут подраться друг с другом в относительной анонимности. Кирю уже подумывает завернуть не туда, но Маджима останавливается, кивает лениво привалившимся к стене охранникам, и, взявшись за дверную ручку, снова оборачивается. Улыбка у него заговорщическая. Похоже иногда улыбается Харука, когда он обещает сводить ее в аркаду на другом конце Токио, где можно вытащить супер-лимитного Бун-чана. Кирю на автомате хочется похвалить за широкий кругозор и Маджиму. Маджима распахивает дверь: за ней простирается задымленный полутемный коридор, в котором смутно слышна музыка. Кирю медлит, поэтому Маджима крепко обхватывает пальцами его запястье и тянет внутрь. Пальцы Маджимы больно сжимаются вокруг его руки, но боль и Маджима с их первой встречи — почти синонимы. Да и боли Кирю не боится. Когда они спускаются по лестнице и в нос бьет смесь запаха дешевых сигарет, духов и свежего пота, Кирю наконец-то понимает, куда именно Маджима его привел. В клубе темно и малолюдно, за столиками и на танцполе не больше пары десятков человек, но это все тот же дискоклуб из его молодости. Идеальная реплика “Махараджи”. Все танцующие ярко освещены бликами крутящегося под потолком диско-шара. Из динамиков бьет песня про голос диско королевы. Кирю не слышал ее лет двадцать, если не больше, но до сих пор помнит все-все слова. Нишики отчего-то ее донельзя любил, и они часто пели ее в “Серене”, ведь где еще два взрослых парня могут спеть девчачью поп-песню, когда изолированные комнаты в караоке еще не изобрели? Вспоминать о Нишики Кирю не хочется. Ему хочется развернуться и уйти. Уж лучше бы Маджима привел его в “Колизей”. Маджима снова на него оглядывается и широко улыбается. Обнажившиеся зубы влажно блестят под обманчивыми отсветами диско-шара. Кирю его нелепую радость не разделяет. Он качает головой и направляется в сторону от танцплощадки, прямиком к бару. Девушка за стойкой наливает ему виски. Кирю, то ли от музыки, то ли от всей окружающей атмосферы, все равно разочаровывается ее слишком современным видом. Разочаровывается тем, что за стойкой не Рейна и не Юми из его воспоминаний. — Не будешь танцевать, Кирю-чан? — спрашивает Маджима, назойливо подсаживаясь рядом. Меняющееся освещение бросает дрожащие тени ему на лицо, и каждый раз, когда Кирю моргает, Маджима превращается в слегка другого человека. Сколько Кирю пришлось проморгать, чтобы в другого человека превратился Нишики?.. Он тянется за стаканом. Стекло приятно холодит пальцы. Темный глаз Маджимы провожает движение его руки. — Ну уж нет. Напиться в Камурочо можно где угодно, а духовный наследник у “Махараджи” только один! В словах Маджимы вопреки всему есть смысл, поэтому Кирю не слишком сопротивляется. Он не танцевал, наверное, года с 91-ого. По правде говоря, после нескольких первых дней на воле он безнадежно попытался отыскать “Махараджу” и с громадным разочарованием узнал, что в том здании теперь торговый центр и какие-то хостесс-клубы. И никаких тебе позолоченных слонов у входа. Точно также, как в переулке Суппон уже давно нет никакого риэлторского агентства. — Давай-давай, Кирю-чан, за все мои труды я точно заслужил танец. Маджима вытаскивает его в центр танцпола, и Кирю начинает двигаться под музыку. Сначала он чувствует себя неловко, но потом тело само вспоминает танцевальные движения двадцатилетней давности. Точно так же Кирю вспоминал движения и приёмы в драках, когда только вышел из тюрьмы. Если перехватить руку противника и вдарить по локтю коленом — можно закончить очередную уличную драку в два раза быстрее, если в развороте крутануться в воздухе и принять на несколько секунд стильную позу — зрители будут в восторге. Точнее были бы раньше. Сейчас его эффектный разворот вызывает только вялое воодушевление у группы девушек за дальним столиком. Танцуя, Кирю может притвориться, что ничего не произошло и ничего не изменилось с тех пор, как он последний раз покорял танцпол в “Махарадже”. Маджима выхватывает у женщины, неосторожно принявшейся танцевать рядом с ними, перьевой веер, и, не глядя, тычет ей в грудь пачку купюр. Похоже, он уже вполне вжился в атмосферу восьмидесятых. Кирю вполне может представить, как Маджима отплясывает под звуки их прошедшей молодости ночи напролет. В клубе она заключена как будто в снежном шаре, вроде тех, что они с Харукой видели в туристическом магазинчике на цокольном этаже Башни Тысячелетия. Песня подходит к концу, и Кирю на автомате останавливается, вскидывает вытянутую руку, целясь указательным пальцем в потолок. Маджима напротив принимает почти такую же позу, вскидывая руку с веером. Его резкий смех не так бьёт по ушам, как на улице, возможно, потому, что в клубе и без Маджимы шумно. — Так-то лучше, Кирю-чан, — громко говорит Маджима, взмахивая веером, — я уж было решил, что ты теперь скучный пенсионер! — Мне такое Нишики с детства говорил, — говорит Кирю и мысленно бьет себя ладонью по лбу. Стоило только о Нишики забыть! Маджима вдруг закидывает ногу ему на бедро, вновь кого-то изображая. Кирю не понимает, кого именно. С закинутой на него ногой Кирю не может продолжать танцевать, поэтому он подхватывает ее рукой, пытаясь осторожно отодвинуть Маджиму на разумное расстояние. Но пальцы только вхолостую скользят по коже штанов, Маджима же прижимается теснее. Кирю чувствует тепло его тела сквозь ткань своей рубашки, и от ощущения ему самому становится жарче. Он и так знает по множеству случайных — и не очень — прикосновений, какая горячая у Маджимы кожа, особенно сразу после драк. Умом Кирю хочет поскорее Маджиму от себя отодвинуть, но его пальцы раз за разом проходятся по чужому бедру, скорее гладя, чем всерьез пытаясь схватить. Из колонок вовсю гремит новая песня. Кирю решительно упирается ладонями Маджиме в грудь — старательно игнорируя напрягшиеся под пальцами мускулы — отодвигает его от себя и принимается танцевать. И без того редкие посетители отодвигаются от них к краю танцпола и перешептываются. Кирю это не смущает. Маджиму же вообще трудно смутить. К концу песни Маджима вновь оказывается слишком близко и на этот раз закидывает руку с веером Кирю на плечо. Кирю непостижимым образом становится еще жарче. Это, конечно, от физической активности. Совсем не потому, что Маджима весь вечер норовит к нему прикоснуться. — Кто-нибудь, скажите им, что восьмидесятые уже кончились! — нарочито громко говорит танцевавшая рядом с ними девушка, утягивая свою подругу прочь с танцпола. Кирю танцует, пока у него не начинают ныть мышцы, пока растрепавшиеся волосы у них обоих не прилипают ко лбу. В промежутке между концом одной песни и началом другой Маджима протягивает руку и расстегивает на рубашке Кирю третью пуговицу. Его пальцы словно нарочно задевают обнажившуюся грудь. Кирю глубоко вдыхает. Это не помогает, как не помогает и то, что рука Маджимы по-прежнему затянута в кожу перчаток. Маджима тянется ближе к нему, колюче задевает щетиной и теплыми губами. Сам того не осознавая, Кирю поворачивает голову вслед за прикосновением. Губы Маджимы он почти догоняет, но раздавшийся у барной стойки грохот заставляет его отвернуться. Подросток в синей толстовке пинает очередной барный стул и со звоном смахивает со стойки бокалы посетителей. Он достает из кармана руку с зажатым в кулаке армейским ножом. Кирю знает марку и цену такого ножа, и знает, кто продает подобные в Камурочо. Хотя, с декабря все могло поменяться. Подросток тычет вытянутой рукой с ножом в девушку за стойкой, ту самую, так не вписывающуюся в искусственно-восьмидесятную атмосферу клуба. До скорости и кажущейся легкости движений Маджимы ему далеко. Девушка взвизгивает и зажимает себе рот ладонью. Кирю срывается с места раньше, чем успевает подумать, и краем глаза замечает движение змеиного пиджака рядом, а затем — словно скаковая лошадь, у которой одним махом сняли с глаз шоры — испуганное отступление людей с танцпола и столиков к стенам и быстро движущиеся в разношерстной толпе посетителей фигуры с такими же синими банданами. К угрожающему барменше типу Маджима успевает быстрее, ничего удивительного — где Кирю берет силой, Маджима всегда полагается в первую очередь на скорость. Кирю успевает увидеть удивленно распахнутые глаза подростка, прежде чем Маджима сшибает того на пол. В падении он пытается ухватиться руками за барные стулья и с грохотом обрушивает их на себя. Маджима каким-то танцевальным движением поднимается на ноги и кидается на следующего бандита. Кирю отстает от него на долю секунды. Он давно не дрался ни с кем плечом к плечу. Так, как он дрался раньше рядом с Нишики, с Шинджи, с Тачибаной и… Его кулак впечатывается очередному подростку в нос на долю секунды раньше, чем кулак Маджимы. Хрящ неприятно хрустит под пальцами, но успешно отвлекает Кирю от ненужных воспоминаний. Маджима сшибает оставшихся двух бандитов с ног, и Кирю не отказывает себе в удовольствии сломать еще пару носов точным ударом ботинка. Кончается драка слишком уж быстро. Кирю оглядывается по сторонам, но если в банде и были еще люди, они уже раскинули мозгами и удрали прочь из клуба. Молодежь сейчас совсем не та, думает Кирю и с некоторой ностальгией вспоминает двухметрового любителя отжимать деньги. Кто бы мог подумать. Маджима рядом разочарованно вздыхает, словно подслушал его мысли. — Мы Вам очень благодарны, — бормочет невесть откуда появившийся менеджер в белой рубашке, — но сегодня мы уже закрываемся. — Еще даже не утро. Похоже, нам тут не рады, Кирю-чан, — говорит Маджима, кидая на местного менеджера презрительный взгляд. Тот скашивает глаза в сторону, но все равно настойчиво просит их уйти. Маджима подхватывает Кирю под локоть — ему снова вспоминаются все настойчивые прикосновения Маджимы за день, все двадцать четыре необоснованных касания, не то, чтобы он считал — и тянет его обратно по подземным закоулкам. — В мои годы менеджер приличного заведения себе бы такого не позволил, — возмущается Маджима, отпуская его руку, и пинает лежащую на полу бутылку от газировки. Та с металлическим звоном уносится в полутьму и через какое-то время звон отдается глухой бранью. Кирю пристыженно извиняется в темноту. Бездомные Камурочо ему всегда только помогали. Маджима целенаправленно продолжает движение куда-то в сторону Восточного Парка, и Кирю безальтернативно движется за ним. На этот раз Маджима приводит его к вполне известному и совершенно не меняющемуся с годами зданию — к бейсбольному центру. Бейсбольный центр был практически таким же, когда Кирю впервые ступил на тротуары Камурочо, и не менялся ни в 80-х, ни после его выхода из тюрьмы. Маджима вновь широко улыбается, и в этот раз больше похож не на Харуку, а на щенка-Маме, успешно принесшего брошенный мячик. Кирю сомневается, что найдет в бейсбольном центре подарок для Харуки (хотя призы у них бывают очень хороши), но все равно следует за Маджимой сквозь широкие двери. Судя по поведению персонала, Маджиму тут хорошо знают. Они тут же оказываются в самом дальнем отсеке, отделенные от немногочисленных прочих посетителей несколькими слоями зеленой сетки. Потревоженная табличка "Сломано, не заходить" покачивается на двери за их спинами. Маджима достает из стойки биту, взвешивает ее в руке, и протягивает Кирю ручкой вперед: — Правила такие: кто промахивается, уступает очередь другому. Кирю крепко обхватывает пальцами обмотанную изолентой рукоять, примеряясь к весу, пока Маджима звонко загружает в автомат монетки по сто йен. Мышцы ног еще немного ноют после танцев, но они не слишком ему понадобятся при отбивании подач. — Мы с Нишики раньше так играли, в приюте и потом, когда у нас поначалу денег почти не было, — говорит Кирю. С бейсбольного поля Башня Тысячелетия не видна, и поэтому и говорить про Нишики почти не больно. Возможно, не так больно еще и потому, что для Маджимы Нишики не имеет никакой ценности. Возможно, бывший Пёс Шимано уже и не помнит, что был когда-то в Камурочо такой Нишикияма, чьи амбиции чуть не разрушили главную городскую достопримечательность. И уж точно разрушили все представления Кирю об оставшихся у него друзьях. Механика издает предупредительный сигнал, и Кирю заводит биту за голову. Простой мяч, такой он и в детстве бы отбил с закрытыми глазами. Бита сталкивается с мячом, слегка пружинит у него в руках и мяч отлетает на противоположную сторону поля. Маджима у него за спиной довольно хмыкает и подходит ближе. Он кладёт подбородок Кирю на плечо. Кирю чувствует сквозь одежду фантомное тепло чужой кожи, а вполне настоящее дыхание обжигает ему ухо. — Маджима-сан, так не безопасно. Горячее дыхание и смех Маджимы обжигают ему кожу. Ему кажется, будто Маджима вот-вот вцепится острыми зубами ему в ухо или, может, шею, и от волнительного предвкушения волосы у него на затылке встают дыбом. Кирю примеряется к следующему мячу, но почти сразу глупо промахивается. Маджима забирает биту у него из рук и плечом оттесняет у двери: — Надо было соглашаться, когда в прошлом году я предложил научить тебя основам, Кирю-чан. Кирю прекрасно помнит ту встречу как часть тренировок, которые взвалил на него Маджима, но… — Нии-сан, мы ведь тогда просто подрались. Маджима легко отбивает мяч — Кирю невольно удивляется, слыша обычный звук столкновения биты с мячом, а не с плотью или железом — и полуоборачивается к нему слепой стороной. — Так ты ведь и не согласился. “Нет, Маджима-сан, я умею играть в бейсбол!” — передразнивает его Маджима. Кирю смутно помнит, что предшествовало той драке, но смутно подозревает, что тот прав. Еще с пять подач Маджима отбивает в абсолютной тишине. Кирю тратит время зря. — Когда мне грустно, — разрывает тишину Маджима, отбивая слова звучными ударами биты, — я всегда сюда прихожу. Кирю вспоминает еще один случай, когда они с Маджимой оказались вместе в бейсбольном центре. — Тебе было грустно похищать Харуку? — спрашивает он. Спина Маджимы не выражает никаких эмоций. Он отбивает очередной мяч. Мигающее табло впереди показывает количество оставшихся подач — три. — Конечно, — говорит Маджима и чуть не промахивается по “крученому, — я вообще очень плохо отношусь к похищениям женщин и детей, Кирю-чан. Но когда босс отдает тебе приказ прыгать, ты спрашиваешь: “Как высоко?”. Кирю запрокидывает голову вверх и смотрит на темнеющее небо, перетянутое зеленой защитной сеткой. На Маджиму он не смотрит, но звук раз за разом ударяющей по мячу биты ни с чем не спутаешь. Они снова выходят на улицы Камурочо. Кирю с огорчением признается себе, что с каждым выходом из помещения идей у него остается все меньше и меньше. Он бездумно следует за змеиным пиджаком Маджимы по району Отелей и дальше, мимо “Драконьего дворца”. — Куда мы идём, нии-сан? — спрашивает Кирю на пороге мужского туалета, хотя и сам всё прекрасно понимает. Куда ещё можно попасть через мужской туалет возле Восточного парка, как не в "Чистилище"? Вместо ответа Маджима тянет его вглубь, прижимает к ближайшей стене и жадно целует полуоткрытым ртом. Кирю чувствует себя так, будто ему дали под дых в драке. Дыхание сбивается, ладони потеют и появляется странное ощущение где-то в грудной клетке. Губы у Маджимы шершавые и лихорадочно-горячие. Его язык несколько раз мягко проходится по сжатым губам Кирю, пока тот наконец не догадывается и не раскрывает рот. Горячий язык Маджимы тут же протискивается внутрь, скользит по внутренней кромке зубов. Кирю кажется, будто его и вовсе сбили с ног. Он цепляется за Маджиму, словно и вправду боится упасть: ему хочется обхватить Маджиму за талию, но рука неловко задирает чужой пиджак, а почувствовав под пальцами мягкость кожи с чуть ощутимым узором иредзуми, Кирю уже не может остановиться. Маджима льнет к нему теснее, шумно выдыхает в поцелуй, даже пытается что-то сказать, не отрывая губ; Кирю все равно ни слова не понимает. Ему хочется ощущать эти прикосновения по всему телу, без мешающей преграды между их телами. Никакой одежды, никаких проблем, никакого мира вокруг. Кирю хочется сделать невозможное и забрать Маджиму в их с Харукой съемную квартиру, где он будет смотреться также не к месту, как и немногие оставшиеся от Юми и Нишики вещи, которые у них обоих рука не поднимается выбросить. Губы Маджимы сползают ниже, как и его руки, добравшиеся уже до середины ряда пуговиц на рубашке Кирю. Маджима неожиданно ощутимо прикусывает кожу у него на ключице, и саднящая боль наконец приводит Кирю в себя. Что он делает здесь в Камурочо? Что он делает вместо заботы о Харуке? — Маджима-сан, — твердо говорит Кирю и тот сразу же останавливается, как будто кто-то повернул у него в голове рубильник, отвечающий за переключение действий. Маджима смотрит на него чуть снизу, неудобно вывернув шею, и торопливо отодвигается. — Значит в “Колизей”? — спрашивает он, направляясь к дальней кабинке, где, как они оба знают, находится секретный проход на территорию парка. — Я никуда не хочу идти, Маджима-сан, — отвечает Кирю. Маджиму это останавливает мгновенно. Как будто он записан на пленке и Кирю только что нажал на паузу. Маджима больше не пытается никуда его вести. Кирю застегивает все пуговицы, включая ту, что Маджима расстегнул еще в клубе. Проходится рукой по ткани сверху вниз, проверяя, точно ли все застегнуто. Он подходит к вечно горящей рядом со входом в “Чистилище” урне и достает из кармана пачку сигарет. Маджима молча идет вслед за ним. Дым во рту мало помогает отвлечься от слишком живых воспоминаний об активном жарком языке Маджимы. Год назад они уже курили так на этом самом месте. Тогда Кирю узнал о Маджиме кое-что неожиданное. Возможно, теперь его черед рассказывать. Кирю затягивается сигаретой, собираясь начать говорить. Он не привык жаловаться, а Нишики в годы их молодости всегда понимал все с полуслова. Стоит Кирю поднять взгляд на ночное небо, как глаза сразу же выхватывают ярко подсвеченную громаду Башни Тысячелетия. Кирю с усилием заставляет себя перевести взгляд на горящий в урне мусор и пляшущие языки пламени. На мгновение Башня Тысячелетия все еще висит у него перед глазами, охваченная ненастоящим огнем. — Кирю-чан… эй, Кирю-чан? — несколько раз говорит Маджима, пока ему не удается привлечь внимание Кирю. Тот поднимает на него взгляд. — У меня сегодня день рождения, — говорит Маджима. Кирю тут же вскидывается: — Почему ты ничего не сказал? Маджима пристально смотрит на него и, кажется, не моргает и вовсе не дышит. Кирю отбрасывает сигарету в сторону и кланяется, как множество раз кланялся, поздравляя старого Доджиму, поздравляя Кашиваги, Казаму и множество других важных лиц. Маджима еще какое-то время смотрит на него с непроницаемым лицом, но в итоге запрокидывает голову и неприятно смеется. — Какой ты доверчивый, Кирю-чан! Когда хочется устроить себе праздник — не нужно ждать даты. Кирю не понимает, правда это, или очередная попытка заставить его ввязаться в драку. Драться с Маджимой ему не хочется, поэтому он начинает рассказывать: как ему трудно понять, чем именно обрадовать Харуку, и как он отличается от других родителей, когда их всех собирает её классный руководитель, и что ноги вечно приводят его в Камурочо, если идти больше некуда.... Маджима, к его удивлению, молчит и не перебивает. Когда у Кирю, наконец, кончаются слова — возможно, он потратил их уже на месяцы вперед — Маджима осторожно обходит дымящую урну и обнимает его за талию. Кирю, вопреки всему, чувствует себя так, будто ему семь и нянечка из “Подсолнуха” впервые за много месяцев после смерти его родителей смогла его обнять: странно и неуверенно, но с противоречивым ощущением, будто впереди его ждет что-то хорошее. Маджима отстраняется быстрее, чем ему хотелось бы. — Тебе стоило так и рассказать с самого начала, Кирю-чан, — говорит он, и брови сходятся у него над переносицей. Он достает из кармана телефон-раскладушку, откидывает экран и принимается сосредоточенно печатать. Лимитированные брелоки из Уфо-кэтчера (Кирю везде их узнает) покачиваются в воздухе. А Кирю, как дурак, думал, что у Маджимы своего телефона, отдельного от Нишиды и нет. — Я тебе, конечно, не очень помогу, но вот Нишида идеально подходит для поисков чего угодно. Нишида и вправду идеально подходит для поисков. Спустя несколько минут на телефон Кирю приходят адреса магазинов, названия вещей и бесконечные ссылки сайты, форумы и блоги. — Как личный гугл, — с усмешкой говорит Маджима и кидает на него такой взгляд, как будто шутку какую-то отмочил. Кирю шутки не понимает. Нишида продолжает атаковать его телефон ссылками и рекомендациями. Кирю чувствует себя даже более потерянно, чем раньше. Маджима смотрит на него и принимается что-то раздраженно печатать. Поток ссылок останавливается. "Я могу сам купить и привезти куда скажете", тут же приходит от Нишиды. "И ни слова боссу про ваш адрес, если проблема в этом" . Кирю проглядывает ссылки, выбирает яркий торт и теряется в нагромождении предложений. Маджима заглядывает ему через плечо, роняет сигаретный пепел прямиком ему на костюм. — Вот этот диск возьми, — говорит Маджима и тычет пальцем в экран, — Харука как-то говорила, что ей эта группа нравится. И ты всегда можешь добавить сверху пару-тройку Бун-чанов. Бун-чаны все делают лучше. Кирю с облегчением отсылает в ответ Нишиде выбранные ссылки, стараясь затоптать чувство вины перед Харукой. В следующем году он будет внимательнее и сам найдет для нее подарок. Маджима осторожно обходит Кирю, встает прямо перед ним и кладет ладони ему на щеки. Гладкая кожа перчаток странно ощущается на лице. — Ты ведь знаешь, что всегда можешь ко мне обратиться? И когда Кирю не отвечает, руки Маджимы у него на щеках тянут голову вниз, заставляя кивнуть. — Нишида пришлёт тебе мой личный номер, — говорит Маджима, быстро касается его губ своими, но сразу же отодвигается, когда Кирю пытается ответить на поцелуй. — Пиши мне, Кирю-чан. Маджима разворачивается и быстро исчезает в толпе людей. Нишида, как и обещал, привозит подарок и торт к Кирю домой. Как Нишида и обещал, Маджима у него так и не появляется. Харука рада подарку (хоть Кирю и признается, что выбрал его не сам), а её немногочисленные школьные друзья рады празднику. Весь день Кирю украдкой смотрит на заботливо присланный Нишидой личный номер Маджимы. Неделю спустя он сам пишет Маджиме и сразу же получает ответ. После долгого общения через Нишиду писать напрямую Маджиме очень странно. Утром следующего дня Маджима появляется у них на пороге. Кирю совсем отвык видеть его вне неоновых огней и ночей Камурочо. Маджима на миг кажется ему таким же незнакомым человеком, как и патриарх Нишикияма. Но Маджима все также широко улыбается и все так же громко говорит: — Кирю-чан! Харука-чан! Кирю чувствует, как на лице у него расплывается глупая, радостная улыбка.