***
Судьбы людей в этом мире крепко связаны друг с другом. Каждый с рождения имеет свою родственную душу. Кому-то везёт, и он находит её очень быстро, а кому-то не особо — он может вообще никогда её не найти. Кому-то достаётся любящая вторая половина, а кому-то — ненавидящая его всей душой. К сожалению, парню по имени Шото Тодороки не повезло ни капли. В первую очередь потому, что незадолго до познания того, кто является его соулментом, он влюбился по уши в этого человека. Они были полными противоположностями: он спокойный, сдержанный, а его родственная душа, как оказалось в будущем, — слишком импульсивная и взрывная личность. Кацуки Бакуго — так зовут этого человека. Невероятно грубый и резкий парень, ставящий свои цели выше других. Оно и понятно, ведь он желает стать героем номер один! По правде говоря, если бы не регулярные стычки этих двоих, то Шото бы никогда не понял, кто является его соулмейтом. Как это помогло? Все элементарно просто! Видите ли, этот мир довольно жесток ко всем, а посему, чтобы найти свою половинку, тебе сначала нужно выслушать от неё какую-нибудь грубость в свой адрес; лишь тогда ты почувствуешь давящую боль в груди. Сначала практически незаметную, а после — ноющую и режущую, будто бы лезвием ножа прошлись по сердцу. Со временем она будет усиливаться, уже не завися от грубостей со стороны соулмейта, и в конечном счёте тот, кому причинили боль, умрёт от разрыва сердца. Для Бакуго не составляет труда послать всех куда подальше в пешее эротическое, поэтому он может сорваться буквально на всех, кто дышит рядом. По данной причине отыскать своего соулмейта для Тодороки не составило труда. Но как же печально, что на этом сказка не закончится легко и хорошо, ведь Кацуки не тот человек, которому нужна пара, к тому же его соперник на звание героя номер один! Было бы весьма проблематично, узнай кто про это. С самого утра дождь лил как из ведра. Пасмурная погода длилась на протяжении нескольких дней, и только сегодня пошёл дождь. Довольно сильный и долгий. Он не прекращался до самого вечера, когда двое учеников — Бакуго и Тодороки — ещё находились в академии. Почему же так поздно? Всё просто: Шото, когда выходил из класса, по чистой случайности задел локтём Кацуки, и тот, как личность вспыльчивая, решил показать свою силу. С криками «Куда прёшь, придурок?!» блондин накинулся на летающего где-то в облаках парня, хорошенько проехавшись ему по лицу кулаком. К великому счастью, Айзава, находившийся в кабинете в этот момент, смог быстро разнять парней, пока оба друг другу что-нибудь не переломали. Губа всё ещё болела от удара. Если провести языком по разбитой губе, то можно было почувствовать ещё свежую кровь. Уставший взгляд Тодороки неотрывно был на взрывном однокласснике, который небрежно возил метёлкой по полу и одновременно что-то бубнил себе под нос о том, как он ненавидит половинчатого придурка и как хочет ещё раз проехаться по его наглой морде. Все эти слова отзывались колющей болью в сердце Шото, но пока не так сильно, как было раньше. Кажется, Тодороки узнал ещё что-то новое: боль зависит не только от того, насколько грубые и резкие слова говорит твой соулмейт, но и то, с каким тоном он это делает. Так, предположим, если назвать свою родственную душу ласково дураком, то, возможно, это вряд ли как-то отразится на человеке. Шото практически засыпал на ходу — в последнее время он довольно плохо спит — и, даже оперевшись на парту, готов был провалиться в сон со шваброй в руках. Всё бы ничего, если бы шум дождя, такой мерный и успокаивающий, не заставлял улететь от сюда куда-то в царство Морфея. Но, к сожалению, грубый голос одноклассника заставил взбодриться. Его будто бы молнией ударило. — Эй, придурок, ты ещё долго будешь на месте топтаться? Я не собираюсь выполнять всё наказание в одиночестве! — Бакуго всегда был грубым, даже если говорил спокойно, то всё равно звучал до дрожи резким. — Я.. Прости.. — лишь может выдавить из себя Тодороки, прежде чем взять себя в руки и начать прибираться в классе вместе с блондином. Затея идти в общежитие вместе была неудачной и сразу обречена на провал, поэтому Тодороки решил, что закончит побыстрее, чтобы раньше уйти и не пересечься с Бакуго по дороге. Дождь так и продолжал идти, если не стал ещё сильнее. Но зонта с собой у Шото не было, отчего идти пришлось без него. Лишь на середине пути в голову стрельнула мысль о том, что можно прикрыться рукой, хотя это мало чем помогло, увы. Поэтому парень остановился, закинув голову к небу и опуская руку. Если мокнуть, то до конца и насквозь. Холодные капли дождя разбивались о лицо и волосы, стекали вниз, пропитывали одежду, остужали тело и разум Тодороки и отвлекали от лёгкой ноющей боли — признак того, что уже совсем скоро он просто останется без сердца. Вдруг резко над головой появляется зонт, закрывая того от усиливающегося дождя, а в поле зрения попадают светлые волосы Кацуки. — Куда намылился?! Решил свалить пораньше, двумордый? — шквал вопросов полетело в адрес парня, который лишь вздохнул. — Ты совсем идиот под дождём стоять?! — Прости, — за что-то извиняется Шото, вызывая тем самым недоумевающий взгляд у блондин. — Мой зонт остался у Мидории, поэтому. — Ты придурок. Пошли! Отчасти приказной тон, но такое спокойное — может только самую малость раздражённое — лицо вызывало чувство умиротворения у половинчатого. Лишь легко усмехнувшись, Шото опустил голову, принимая своеобразную помощь от Кацуки. В течение всей дороги до общежития, парни переглядывались по очереди не заметно друг для друга. Наверное, каждый хотел убедиться, что место под одним зонтом хватает всем, и они не промокнут ещё больше. Ещё пару часов назад Бакуго готов был убить Шото, а сейчас он спокойно идёт рядом, поделившись своим зонтом. Только сейчас светловолосый парень заметил, что идти по правую сторону Тодороки и правда уютнее, ведь от него веет темплом. По возвращению в общежитие Тодороки, скинув с себя первым делом пиджак, понял, что тот нужно срочно выжимать, в принципе, как и его самого. Немного подумав над тем, как лучше сделать, в голове возникает желание выпить чего-нибудь горячего, поэтому тот, не раздумывая, обращается к Бакуго, собираясь идти наверх: — Не мог бы ты, пожалуйста, поставить чайник. А после уходит к себе в комнату переодеваться. И только там он понимает, что никакого чайника, а уж тем более горячего чая ему не светит, и, в лучшем случае, его просто пошлют куда подальше, как это умеет делать Кацуки. Тот, в свою очередь, с удивлением на лице остался в гостиной, а на его лице прекрасно читалось «Чё это сейчас такое было?!..». Впрочем, удивление посетило и Шото, когда он, спустившись на кухню, обнаружил там Бакуго с двумя кружками горячего какао. Сначала лёгкий шок, а после на лице появляется мягкая улыбка. — Только посмей хоть как-то это прокомментировать, и я мигом вновь проедусь по твоей морде, понял? Шото отвечает слабым кивком, а в голове думает о том, что в этот момент Кацуки будто бы нарочно хочет казаться неприступным, хотя у него ведь тоже есть своя душа и внутренний мир, о котором мало кто знает. И парень жалеет, что не знает того Бакуго, которого не знает никто. — Спасибо, — почти шёпотом отвечает гетерохромный, вытирая волосы небольшим полотенцем, находящимся у него на шее. Вскоре в руки попадает горячая чашка с какао, а сам парень присаживается за стол. Долго сверлит взглядом пустоту, думая и ища во всём этом подвох. Настолько он ушёл в свои мысли, что даже не сразу почувствовал, как грудь неожиданно пронзила острая боль. Бакуго в тот момент постепенно удалился с кухни, видя как туда направляется встревоженный чёртов Деку. Мидория и правда выглядел довольно взволнованно, особенно, когда переступил порог кухни и увидел Тодороки, который склонился над столом, уткнувшись лбом в столешницу, а рукой сжимая ткань майки в районе сердца. — Эй, Тодороки, с тобой всё в порядке? — обеспокоено спрашивает Изуку, присаживаясь на соседний стул и пытаясь разглядеть лицо друга. Тот молчит. Молчит и, кажется, тихо мычит, прикусив разбитую губу. Ему больно, чертовски больно из-за Бакуго. За что жизнь пошутила над ним так, сделав того соулмейтом гетерохромного. Впутывать Деку во всё это не хотелось совсем, поэтому Шото, через силу приподнявшись, выдавил кривую улыбку и ответил: — Всё хорошо, не переживай за меня, — и с этими словами Тодороки встал из-за стола, захватив с собой кружку с какао, а затем прошёл мимо одноклассника, направляясь к себе в комнату. Пусть Шото и считает зелёноволосого юношу с веснушками на щеках своим другом, но говорить ему что-то сейчас парень точно не собирается. Всё же он не тот человек, который с лёгкостью вывалит все свои проблемы на кого-то. Как только дверь в комнату с шумом закрылась, чашка с горячим напитком тут же опустилась на пол, туда же, сползая по стенке, сел и Тодороки, съёживаясь так, словно ему безумно холодно. Холодно и больно настолько, что Шото перестаёт дышать. Он совсем не знает, как ему быть дальше, что делать, что думать. Хотелось дать отпор Кацуки, заставить его также страдать, но все подобные мысли заканчивались тем, что он просто не может этого сделать. На душе от этого кошки скребут. Но кружка с горячим какао согревает сердце Тодороки, заставляет на пару минут отвлечься от дурных мыслей, ведь всё внимание переключается на напиток, который для него приготовил блондин. — Бакуго. Ты идиот!..***
— Каччан, постой! — Деку направлялся вслед за блондином, который ускорялся с каждым новым словом «друга» детства. — Каччан! — Чё те надо, чёртов Деку? Хватит ходить за мной, достал уже! — огрызнулся парень, едва глянув на Изуку. — Я.. Мне нужно поговорить с тобой, Каччан. Бакуго продолжал идти, сдерживаясь, только чтобы не взорвать бесячего Деку на месте. И вскоре тот замолк, лишь сказав, что это касается Тодороки. Только тогда Кацуки замедлился, а после и вовсе остановился. Сам того не замечая, парень вроде как забеспокоился о… о этом двумордом придурке? В глазах и правда заиграло лёгкое беспокойство. И алоглазый наверняка разозлиться на себя из-за того, что ему небезразлично. О чём же хочет поговорить Изуку, и почему именно с Бакуго? — Я слушаю… Выкладывай быстрее и катись куда подальше отсюда! — раздражённо выдавил из себя Кацуки, всё ещё не поворачиваясь к Деку лицом. — Ему плохо.. — смотря в спину Каччана, говорит Мидория, подбирая слова дальше. Блондин молчит, смотря куда-то в одну точку, и думает о том, от чего этому придурку плохо, но зелёноволосый начинает говорить дальше, отвечая на мысленные вопросы друга детства: — Я не знаю, насколько это правда, но… Понаблюдав немного за вами, я могу сделать вывод о том, что ты, Каччан, являешься его соулмейтом. — Изуку звучал довольно растерянно, ведь совсем не знал, как будет реагировать Бакуго и не будет ли от этого хуже Тодороки. — Соулм… Чего?.. Какие нахер соулмейты?! Мы не можем ими быть, ведь я его ненавижу, ты меня слышишь, чёртов Деку? — Кацуки противоречил сейчас своим словам и чувствам внутри. Почему-то на щеках появился лёгкий розоватый оттенок, говорящий о смущении. Но… Бакуго и смущение? Такое вообще бывает? Он чувствовал лёгкое покалывание на щеках, отчего и злился. Желал как можно скорее скрыться за дверью своей комнаты. — Но… Деку не сказал больше ни единого слова, так как дверь в комнату блондина с шумом закрылась прямо перед носом парня. Он сделал всё, что было в его силах. Он подтолкнул Бакуго. Остальное теперь идёт за ним и за самим Тодороки. Всё же Мидория не может смотреть на то, как его друг страдает из-за взрывного одноклассника, поэтому он считает своим долгом помочь тому, ведь он же будущий герой как-никак.***
С каждым новым днём Тодороки становилось всё хуже и хуже. Шквал оскорблений и грубых слов со стороны Бакуго в его сторону значительно уменьшился и не превышал одного-два слова в сутки. Возможно, он действительно задумался над словами Деку. Но дело было уже, к сожалению, не в словах. Противное ощущение того, что твоё сердце вот-вот развалиться на мелкие кусочки и внутри тебя будет пусто. Это заставляло бояться и цепляться за остатки жизни, хватая кислород и наполняя им лёгкие. В один момент ему стало настолько больно, что он не мог спокойно дышать. Он задыхался. Слышал, как громко бьётся его сердце в ушах и висках. Настолько громко, что это давило на мозг сильнее, чем навязчивые мысли про светловолосого одноклассника. К счастью для Тодороки, в классе никого не было, и никто не мог увидеть парня в таком виде. Единственной мыслью было не умереть прямо сейчас. Только не из-за гнусного придурка по имени Кацуки Бакуго. В классе оказывает Мидория, который забыл свою тетрадь на столе, и он сначала и вовсе не замечает Тодороки. Класс освещали мягкие лучи заходящего солнца, отчего всё вокруг окрасилось в мягкие оранжево-жёлтые оттенки, и сразу заметить среди них Шото было довольно трудно. И если бы не тихий скулёж, то вряд ли зелёноволосый обратил бы внимание на парня, лежащего головой на парте. — Тодороки! Эй, ответь! — Изуку подбегает к другу, начиная легко трясти того за плечо, но в ответ лишь слышит, как тот хрипло просит парня убраться отсюда и оставить в покое. Но, к счастью, его одноклассник слишком дотошный, поэтому оставить Шото в таком состоянии он точно не сможет. — Прошу, Тодороки, скажи, что случилось. Я. Я хочу помочь тебе! — ещё бы немного, и Мидория точно сорвался бы на крик. Но парень молчит, не хочет ничего рассказывать, хочет оставить всё внутри себя, чтобы никто не узнал. Никто. Даже Бакуго! Зелёноволосый парень закусывает нижнюю губу, совершенно не зная, что делать. Сейчас нужно думать как можно скорее, ведь на счету каждая минута. Но мозг отказывался трезво мыслить в этой ситуации, поэтому единственное, что пришло ему в голову, это немедленно найти Бакуго. Деку сорвался с места и выбежал из класса. В академии, кажется, никого. Пусто и тихо, и шанс очень мал, что Кацуки ещё не ушёл. Секунда за секундой, минута за минутой. Изуку потерял всю надежду отыскать одноклассника, ведь он может быть где угодно. Но, кажется, Мидории повезло. — Кач.. Каччан!.. — обессиленно выкрикивает парень, хватая блондина за руку и сжимая её с невероятной силой. Его хотелось ударить. Но ещё больше хотелось, чтобы он хоть как-то помог! — Прошу, выслушай! Тодороки. Он… Парень тяжело дышал, так как до этого он просто без остановки бегал по академии в поисках блондина. В голове все мысли перемешались, но нужно было как можно скорее донести до Кацуки всю информацию. Бакуго стоял как вкопанный, смотря в одну точку. Он не знает, что произошло, но в груди что-то кольнуло от этого. — Отпусти… — Каччан, послушай! — Отпусти, я сказал! — парень выглядит ужасно раздражённым и будто бы был готов здесь всё подорвать. И Изуку ничего не оставалось, кроме как ослабить хватку и отпустить Бакуго. Буквально за мгновение светловолосый испарился, и Мидория мог наблюдать лишь удаляющуюся спину одноклассника со скоростью света.***
Алые глаза взволнованно бегали по пустым коридорам академии. Бакуго беспокоился. Было трудно это признавать, но он может волноваться за кого-то. И сейчас он со всей силы открывает дверь в класс, в надежде отыскать здесь придурка Шото. Удача на его стороне, потому что он оказывается здесь, и Кацуки выглядит весьма обеспокоенным, когда видит того в не самом лучшем состоянии. За несколько шагов он преодолевает расстояние от двери до половинчатого и становится рядом с ним. Долго смотрит на него, пытаясь, наверное, подобрать слова. Но те не идут никак, поэтому приходиться напряжённо выдохнуть, потереть переносицу и наклониться к Шото. К сожалению, он не смог заглянуть в глаза одноклассника, а потому Кацуки недовольно цыкнул, сжимая руки в кулаки. — Эй, придурок половинчатый, какого хрена ты мне не рассказал, а?! Идиот! Хотел сам нести всю эту ношу на себе, умалчивая, пока не сдохнешь?! Отвечай! — блондин не выдержал. Хотелось закричать, ведь как оказалось, Тодороки не всегда был безразличен Каччану. Для парня было весьма непростительно признавать то, что Шото его больше не раздражает, что всё наоборот: он в какой-то момент захотел поговорить хоть раз нормально. Но его дурной характер делал всё за него, ещё больше уничтожая мостик между ними. И только сейчас до Кацуки дошло, почему гетерохромный молчал. А молчал он по той причине, что боялся сделать ещё хуже — хотя куда ещё хуже. В грудной клетке всё ныло, давило и болело. Было тяжело дышать, а из-за своей беспомощности — будущего героя поломала какая-то любовь и, будь они не ладны, «соулмейты», крепко связанные с рождения — хотелось закричать, заскулить и раствориться. Внутри бушевал огонь и лёд; его бросало то в жар, то в холод, и Тодороки уже мало понимал, где находится, что происходит и что совсем недалеко от него стоит источник всех проблем. Бакуго тем времени гневно смотрел на Тодороки, ожидал от него ответа, но вскоре плюнул на это, понимая, что ещё немного и из-за своей гордости и глупости может потерять родственную душу. Вряд ли после этого он сможет спокойно спать — хотя кто знает, это же Бакуго. В конечном счёте страдать будут оба. Если ситуация совсем запущена, то, скорее всего, и родственная душа, что причиняла боль, будет разделять чувства соулмейта, пока тот не умрёт. Всё же есть в этом какая-то справедливость. Никто не знает, можно ли спасти человека в таком критическом состоянии или нет, ведь до Бакуго и Тодороки, кажется, никто не доходил до такого конца. Кацуки закусывает губу. Он в замешательстве: хочется и ударить Шото за то, что он такой дурак, и обнять, ведь не хочет его терять. Не выдержав, парень хватает половинчатого за вороник, заставляя поднять голову и хотя бы взглянуть на него. То, что видит Бакуго, заставляет сердце сжаться, а самому встрепенуться. Слова больше не идут. Блондин совершенно не знает, что делать, как помочь однокласснику. Вдруг среди гробовой тишины слышится удар. Дрожащей рукой Бакуго дал пощёчину Тодороки, чтобы привести того в чувства — хотя так он себя лишь убеждал, на самом же делел он сделал это, так как хотел показать своё чувство злости по отношению к тому, что происходит. Он злиться. Злиться на себя, что не был внимателен, злится на Шото, что утаивал всё. Но после, не выдержав, снова срывается на крик: — Ты идиот! Придурок! Почему не сказал, почему?!… Видит, как гетерохромные глаза смотрят на блондина. Он стоит против света, отчего трудно хорошенько разглядеть лицо Бакуго — а оно сейчас такое, что не передать словами. Кацуки чувствует, как по щеке катится горячая слеза, тут же оставляя за собой влажный след. — Прости. Прости и спасибо, — парень был готов поклясться, что совсем не в курсе, за что его благодарит Тодороки, но продолжает молча смотреть на него с надеждой на то, что он объяснит. И Шото понимает эту немую просьбу в удивленных глазах. — Спасибо за то, что позволил себя любить. Это было больно, но. Я правда любил тебя несмотря ни на что, — на удивление, Тодороки улыбался. Пусть сквозь боль, через силу, но улыбался. И Бакуго не хотел, чтобы он увидел эту улыбку в последний раз. Правильно говорят: «Имея — не ценим, а потерявши, плачем». И Кацуки не хочет мириться с тем, что может потерять Тодороки. Руки дрожат, но он тянется, чтобы заключить одноклассника в объятия и уткнуться тому в плечо, зажмурившись. Теперь и ему становиться тяжело дышать, а грудь будто бы что-то сдавливает. — Не говори так, будто бы собрался умирать, половинчатый! Я не позволю, не смей! Ты не можешь… Оставить меня. — блондин, не замечая того, прижимает к себе Шото, хватаясь мертвой хваткой за его пиджак. — Бакуго, прости, — вновь извиняется Тодороки, а светловолосый чувствует, как на его плечо падает слеза, оставляя мокрый след на пиджаке. — Я… Хочу всё вернуть назад. Хочу, чтобы ты был рядом, и… Хочу извиниться… Прости меня, Тодороки! Прости… — на этот раз извиняется Кацуки, отчего Шото с удивлённым взглядом смотрел куда-то в одну точку, а из глаз по щекам начали течь слёзы. Грудь сдавило так сильно, что парень перестал на мгновение дышать. Среди постоянной боли он уже не удивлялся ничему, привык к резким перепадам, отчего даже не сразу понял, что всё отступило. Боль стала вдруг сходить на нет, давящие ощущение стали пропадать, а Тодороки смог вдохнуть полной груди без всяких проблем. Но как?.. Неужто простые слова «Прости» могут решить проблемы, заставить человека вернутся к жизни, когда тот был буквально на грани жизни и смерти, балансируя на тонком лезвии. Как оказалось, лишь слова раскаяния смогут спасти человека. Благо что Кацуки понял это вовремя, а не тогда, кода было бы уже совсем поздно. Руки Тодороки аккуратно легли на спину одноклассника, легко прижимая того к своей груди и умиротворённо прикрывая глаза. — Спасибо. Мидория, находившийся в этот момент ещё в школе, стоял прямо под дверью, став невольно свидетелем всех событий. Пришлось стоять максимально тихо, чтобы остаться незамеченным. Но с души сразу камень упал, когда Изуку понял, что закончится всё более чем хорошо. Теперь вся надежда на Бакуго, которому мысленно парень передал заботу о своём друге, ведь он — его родственная душа.***
— Тодороки-кун, я смотрю, тебе стало намного лучше, чем несколько дней назад! Я рад за тебя, — с улыбкой произнёс зелёноволосый юноша, подходя к парте своего одноклассника. Он действительно был рад, что с Шото всё в порядке, а это могло значит лишь то, что они разобрались с Кацуки и что есть способ выйти из критического состояния. — Да, уже намного лучше, спасибо, Мидория, — спокойно отвечает гетерохромный и тут резко замечает изменения в лице Изуку, а после и вовсе чувствует на себе тяжесть чужого тела. Бакуго, что зашёл в класс, тут же обратил внимание на кудрявую макушку возле парты Шото, поэтому направился к этим двоим. Одна рука блондина аккуратно легла на чужое плечо, а вторая на разноцветную макушку. Туда же вскоре приземлился подбородок Кацуки. Шото легко дёрнулся от подобного жеста. Не привык ещё, хотя тактильный контакт за последние пару дне намного превысил обычную норму. Говоря по правде, его раньше и вовсе не было, а сейчас Бакуго всё так и норовит коснуться Тодороки, будь то простое касание за плечо или же дёрганье за одежду. — О чём это вы тут щебечите, а? — в своей привычной манере спросил парень, устремляя холодный взгляд на Мидорию, сидящего напротив. Тот даже немного вжался, ощущая дрожь по телу лишь от одного грозного взгляда одноклассника. Конечно, за несколько дней Кацуки сильно поменялся, хотя было это, наверное, только в присутствии Тодороки. — Да так. А ты что, Бакуго, ревнуешь что ли? — с усмешкой спрашивает гетерохромный, пытаясь хоть немного поднять голову, дабы взглянуть на блондина. — Чё?! — возмутился парень. — С какой стати я должен ревновать тебя, придурок ты половинчатый?! Не слишком ли высокого о себе мнения? — с усмешкой на лице и без капли злобы налетает Кацуки, мгновенно меняясь в лице. Момент, и светловолосый наклоняется над ухом Шото, хитро улыбаясь. — Я ведь знаю, на кого ты глаз свой положил-то, — горячий шёпот опаляет ушную раковину, заставляя пробежать по коже табуну мурашек. Ох, этот Бакуго. Он сводит с ума! — А ведь ещё вчера ты не был так уверен, — на лице Тодороки расплывается довольная улыбка. Он уверен, что сейчас блондин выглядит немного смущённым, хотя Шото ещё ничего такого не сказал. И он был бы рад увидеть это лицо, да вот только ему попросту закрыли глаза, уже угрожая взорвать того к чертям собачьим. — Да пошёл ты! — гневно цыкая, Кацуки отстраняется вовсе и недовольно надувается, словно шарик. — Делай, что хочешь, я ушёл. Шото лишь тихо смеётся в ответ, ведь знает, что эта наигранная обида. Он лишь играет на публику. Тодороки единственный остаётся в классе, попросту собираясь медленнее всех. Хотя не единственный. Был ещё здесь Бакуго, мирно спящий на своей парте. Его даже будить не хотелось, ведь он так мило спал. К сожалению, нужно было идти домой, поэтому разбудить этого взрывного товарища надо было. Шото тихо подходит к блондину, наклоняясь к его лицу. Он выглядит таким беззащитным и спокойным, что хочется запечатлеть этот момент, но, увы, не в этот раз. Парень аккуратно касается губ Кацуки, зная, что, возможно, получит по шее за такие выходки, но по-другому никак. Они такие мягкие, что хочется целовать их вечность, но это слишком дорогое желание. Гетерохромный совсем не замечает, как алые глаза непонимающе смотрят на него, а после Бакуго резко отстраняется, падая со стула от неожиданности. — Ты совсем придурок что ли? Мы ведь в школе!.. Ты не мог потерпеть до дома, а? — начал возмущаться блондин, на что ему отвечают лишь лёгкой улыбкой и протянутой рукой. — Совсем озабоченный! — Озабоченный? — переспрашивает Тодороки, помогая подняться светловолосому, а после, сжав его руку покрепче, тянет на себя, оказываясь лицом вплотную к уху Кацуки. — Это кто ещё здесь озабоченный. Я ведь ещё ни разу не говорил о чём-то непристойном, даже не думал, а вот ты, Бакуго. Кажется, только об этом и думаешь. — опаляющий шёпот касается уха алоглазого, заставляя тут же почувствовать, как начинают гореть его щёки и место касания горячего воздуха с его кожей. И он уже не знает: то ли от поступившего лёгкого смущения, то ли от жара Шото. — Иди ты!.. — хрипло отвечает Кацуки, готовый сейчас в мгновение взорвать здесь всё, но он держит себя в руках, не смея даже пошевелиться. Его сердце готово выпрыгнуть из груди, и он уверен, что половинчатый чувствует тоже самое. Блондин чувствует, как быстро бьётся его сердце. — Ни слова… больше!.. — Позволь сказать, Бакуго, — начинает Шото. — Ты мне нравишься, — тихо шепчет парень, умиротворённо смотря на человека, изменившего его мир. — Я.. не хочу этого признавать, но ты мне тоже нравишься, придурок, — Бакуго тихо рычит, пряча своё лицо в чужом плече. Не привык он говорить подобные слова. Слишком сопливо, слишком приторно, но от этого не менее приятно. Тёплые чувства и приятное покалывания разливаются по всему телу, заставляя и вовсе забыть о том, что они находятся в школе. Тодороки одаривает светловолосого парня мягкой улыбкой и тёплым поцелуем в горящую щёку, в мыслях отмечая, как же прекрасно выглядит Бакуго в свете заходящего солнца. Особенно его глаза! Хотя сейчас он и прячется где-то в плече одноклассника. Он готов вечность смотреть на светловолосого. На любого: сонного, злого, недовольного, счастливого. Они связаны друг с другом с самого рождения. Один из них делал другому больно, а тот терпел. Любил и терпел всю боль. Готов был умереть. Но сейчас не осталось ничего, что могло бы причинить им боль. Всё растворилось. Остались только тёплые чувства, крепчающие с каждым днём. Они вместе. Они неразлучны. Минута молчания, и в тишине раздаётся мягкий шёпотом Тодороки: — Пойдём домой, Кацуки.THE END