Позволь мне узнать тебя ближе

      С самого начала Лань Сичэнь подозревал, что идея посетить праздник по случаю очередной годовщины восстановления Пристани Лотоса была не самой удачной. По разнообразным причинам. Начиная с того, что он сам только недавно вернулся к привычной жизни после долгого затворничества и пока не ощущал желания предаваться каким-то утехам, и заканчивая весьма странными в последнее время отношениями с Цзян Ваньинем, которые он не решился бы как-то охарактеризовать и старался даже лишний раз не обдумывать. Кроме него, в большом зале Пристани Лотоса собрались Ванцзи с супругом, Цзинь Лин, Лань Сычжуй и Лань Цзинъи, в последнее время ставшие удивительно дружной троицей (что вовсе не мешало им спорить между собой с прежним пылом), а также несколько приближённых к Главе адептов Ордена Юньмэн Цзян. Обычно в этот день устраивался пышный массовый праздник, но в последние годы Глава предпочитал вовсе не принимать в нём участия. На сей же раз он изменил своему обыкновению и выбрал нечто среднее — собрать маленькую компанию людей, с которыми с недавних пор стал поддерживать относительно добрые отношения.        Невооружённым глазом было видно, что вдохновителем праздника являлся Цзинь Лин. Он суетился больше всех, направо и налево раздавая распоряжения насчёт блюд и напитков, тщательно распределил для всех места (при этом оказавшись как можно дальше от Вэй Усяня и Лань Ванцзи), и вообще выглядел гораздо живее и счастливее самого хозяина дома. Сичэнь наблюдал за юношей и отмечал, что его обычная ребяческая импульсивность и вечная раздражительность уже ощутимо сгладились, уступая место более ярко выраженной спокойной силе и уверенности, хотя всё ещё никак не мог привыкнуть к мысли, что перед ним новый Глава Ордена Ланьлин Цзинь. За этим неизбежно следовали тяжёлые воспоминания, но тут Цзинь Лин в очередной раз заливался громким смехом или начинал спор с Цзинъи, и тучи на сердце Лань Сичэня рассеивались, даже не успев сгуститься.        Вэй Ин, несомненно, был второй звездой застолья — непрестанно шутил, без стеснения кокетничал с мужем, вызывая на холодном лице Ванцзи прекрасную тихую улыбку, при этом успевал есть и пить за троих и периодически бегать на кухню, проверяя готовность новых порций. После того, как они с Цзян Чэном окончательно помирились, все окружающие вздохнули спокойно, хотя само примирение сопровождалось дракой, а потом — такой масштабной попойкой, что даже стойкий Вэй Ин ещё месяц не прикасался к алкоголю. Выпустив накопившийся за столько лет пар, названые братья наконец смогли наладить общение. Всё-таки, что ни говори, но было заметно, как они соскучились друг по другу. С тех пор Вэй Усянь часто навещал Пристань Лотоса, а Цзян Чэн несколько раз гостил в Облачных Глубинах, при этом непременно заходя поприветствовать Главу Ордена Лань — несмотря на добровольное заточение, Лань Сичэнь никогда полностью не отстранялся от происходящего вокруг, выслушивал новости и самолично встречал высоких гостей. ***        Стоило признать, именно Главе клана Цзян он был во многом обязан своим возвращением в мир. Как-то раз, прибыв в Облачные Глубины, тот не обнаружил на месте Вэй Усяня — они с Лань Ванцзи срочно отправились в деревню близ Гусу, где разбушевался злобный дух. Супруги должны были совсем скоро вернуться, и Лань Сичэнь предложил Цзян Ваньиню подождать их, а поскольку не мог бросить гостя одного, велел накрыть чайный столик на двоих в своих покоях. В тот день они, кажется, впервые провели так много времени наедине — и конечно, разговорились о самых разных вещах. Цзян Чэн рассказал о своём бурном примирении с Вэй Ином (Сичэнь уже выслушал версию другой стороны, а теперь с большим интересом внимал второму участнику), после чего сначала рассмеялся, затем резко затих и опустил голову, словно застигнутый болезненной мыслью.        — Просто я понял, что нельзя жить прошлым, — донёсся его тихий, но твёрдый голос. — Оно слишком долго управляло моей жизнью и чувствами. Но ничего не вернуть, ошибки не исправить, случившегося не изменить. Можно и нужно искупить вину, найти ответы на важные вопросы, вынести для себя уроки. Но когда это сделано, приходится двигаться дальше. И если о чём-то сожалеешь — изменись сам, пойди другим путём. У него это получилось. И я… Я тоже решил попробовать, — он поднял голову и посмотрел прямо на Лань Сичэня, который слушал, затаив дыхание, а от этого взгляда едва ощутимо вздрогнул. — И Вам тоже стоило бы. Хотя это не моё дело, конечно.        Цзян Чэн отвёл глаза, потянувшись налить себе ещё чаю, и вскоре заговорил на другую тему, но Сичэнь мысленно продолжал прокручивать его слова, понимая, что они находят отклик в его душе, что он готов последовать этому совету — наверное, уже довольно давно был готов, но нуждался в воздействии со стороны, и не в мудрых наставлениях дяди или мягкой поддержке брата, нет, ему были необходимы именно такие простые слова человека со стороны, практически чужого, но при этом способного понять его чувства. В тот день между ними установился некий эмоциональный контакт, пусть далеко не на уровне приятельских отношений, но Глава клана Лань ощущал себя по-настоящему комфортно рядом с Цзян Ваньинем, и будучи тонко настроенным на состояние других людей, знал, что это взаимно.        С тех пор Глава клана Цзян ещё несколько раз наведывался в Гусу, и помимо Вэй Ина, также проводил время с Лань Сичэнем. Иногда тот сам приглашал его в ханьши посидеть за чашкой чая, иногда Цзян Чэн привозил с собой угощения из Юньмэна и предлагал «скрасить одиночество», а пару раз к ним присоединялись и брат с Вэй Усянем. Это была хорошая возможность изучить и понять другого человека, вроде бы знакомого с юности, но всегда остававшегося чужим и далёким, и Сичэнь охотно пользовался ею, впервые за долгое время искренне заинтересовавшись чем-то. Сидя напротив, в сияющем свете дня или мягких отблесках свечей, он наблюдал, слушал и… откровенно любовался, невольно поддаваясь своеобразной властной энергии, исходящей от всей его фигуры, заставляющей сердце замирать в неясном томлении. Но где-то на грани сознания мелькало что-то странное, мешало, не давало покоя, бередило болезненные струны в душе. И разобравшись как следует в себе, он понял. Во многом Цзян Ваньинь слишком напоминал ему Не Минцзюэ. Такой же яростный и необузданный, строгий к себе и близким, жёсткий в речах и непримиримый в суждениях, но при этом заботливый в своей манере, честный и справедливый, обладающий некой суровой, но притягательной аурой силы, которой почти не ощущалось в юности и которая в полной мере расцвела сейчас. Вероятно, именно поэтому Лань Сичэнь потянулся к нему и так хорошо чувствовал себя в его обществе. Это открытие заставило его ограничить совместное времяпрепровождение — под благовидными предлогами, разумеется — и погрузиться в длительную медитацию.        Весь мир заклинателей знал, как сильно Глава Ордена Лань был привязан к старшему названому брату и как скорбел о его судьбе. Но лишь одному человеку на свете — Лань Ванцзи — было известно, что тех связывали отнюдь не братские отношения. Сичэнь влюбился в Не Минцзюэ в ранней юности, и в какой-то момент они стали любовниками. Поскольку у Двух Нефритов никогда не было секретов друг от друга, Лань Чжань обо всём знал, но хранил тайну брата лучше любой могилы. Сичэнь понимал, что Не Минцзюэ не испытывал к нему таких же глубоких чувств, будучи по своей природе душевно устроенным иначе, но оба не могли устоять перед страстью, охватившей их, ранее не ведавших ничего подобного. Когда ситуация в мире заклинателей начала становиться всё более напряжённой, Лань Сичэнь неоднократно пытался остановиться, отстраниться подальше, сознавая, что у их отношений нет и не может быть будущего, — его возлюбленный соглашался со всеми доводами, но потом после какого-нибудь очередного собрания кланов они снова оказывались в одной постели. Это уже мало напоминало любовь — скорее, одержимость. Его преследовало чувство, что ничем хорошим это не закончится, и действительно: разгоревшееся противостояние с Орденом Вэнь, собственное вступление в должность Главы при ужасных обстоятельствах, Аннигиляция Солнца и все трагические события того времени, а в довершение — боль и тревога за Лань Чжаня, прошедшего через настоящий ад из-за своей любви, — всё это заставило Сичэня отрешиться от собственных чувств и проблем. Ему не составило особого труда назвать Не Минцзюэ своим братом и поддерживать с ним исключительно дружеские отношения. Но после его неожиданной смерти молодой Глава клана Лань около суток провёл в своей комнате, сначала глядя в стену пустым взглядом, а потом вцепляясь зубами в одеяло, заглушая рвущиеся из груди рыдания. А на следующий день, снова увидев пустые глаза Ванцзи и ожог на его груди, мысленно пообещал себе, что больше никогда никого не полюбит.        И вот теперь Глава Ордена Юньмэн Цзян своим присутствием всколыхнул эти воспоминания, пробудил почти забытые эмоции; у Лань Сичэня будто глаза открылись — никогда раньше он не отдавал себе отчёта, насколько эти двое похожи, и… как сильно ему не хватало рядом подобного человека. Но он опять бежал, как когда-то от Не Минцзюэ, по двум причинам. Во-первых, ему претила сама идея «замены», мысль о том, что он видит в Цзян Чэне, возможно, не его самого, а лишь тень прошлого, — поистине унизительно и несправедливо со всех сторон. В этом стоило разобраться, проанализировать собственные мысли и чувства, но Сичэнь никак не находил в себе решимости. А во-вторых, в глубине души он боялся. Боялся, что история повторится. Лишь через пару дней ему удалось справиться с нежданно нахлынувшим смятением и почти полностью успокоиться, раз за разом повторяя врезавшиеся в память слова. А вскоре он официально вернулся к полноценному исполнению своих обязанностей и прежней жизни. ***        Сидя за столом между Ванцзи по левую руку и юным Сычжуем по правую, Лань Сичэнь бросал частые взгляды на хозяина Пристани Лотоса, сидящего практически напротив. В начале праздника тот хмурился, будто говоря «И зачем вы все свалились на мою голову», но вскоре оттаял, чему явно поспособствовало немалое количество алкоголя. Смеялся над перепалками младших адептов, закатывал глаза при виде того, как нежничают Вэй Ин с Лань Чжанем, подшучивал над своим помощником, как раз собирающимся жениться, и иногда поглядывал на Сичэня, словно проверяя, всё ли у него в порядке. В домашней обстановке, сбросивший, казалось, груз всех своих печалей, Цзян Ваньинь выглядел непривычно тепло, умиротворённо и как-то… мило. На его щеках выступил лёгкий румянец, из глаз ушло обычное жёсткое выражение; расслабленная поза, далёкая от подобающей, только добавляла ему очарования. Лань Сичэнь с самой юности отмечал его красоту, но чем старше становился Глава Ордена Цзян, тем сильнее она бросалась в глаза, даже будучи подпорченной вечным высокомерным выражением лица, нахмуренными бровями и злой ухмылкой. Сейчас, когда лицо его разгладилось, на него хотелось смотреть и смотреть, бессознательно повторяя про себя «Пожалуйста, пусть оно будет таким всегда, пусть его больше не омрачит никакая тень».        Рядом раздалось громкое «Ой», и Лань Сичэнь строго посмотрел на Цзинъи, который только что уронил на колени Сычжуя свои палочки для еды, пытаясь позаимствовать кусочек из его тарелки. Молодёжь уже была немного навеселе — сегодня он сам разрешил пойти на отступление от правил и позволил им чуть-чуть выпить, рассудив, что юношей всё равно невозможно удержать от таких экспериментов, так пусть лучше это происходит под присмотром. Может, хоть научатся не впадать в такое состояние, как Ванцзи, который, не выработав в себе никакой устойчивости к алкоголю, в пьяном виде нуждался в неусыпном контроле и при этом далеко не всегда этому самому контролю поддавался. Вот и сегодня, выпив в начале праздника одну чашу за здоровье хозяина, он минут на десять заснул на плече Вэй Усяня, а пробудившись, успел прилюдно поцеловать мужа в губы, попытаться запустить в фыркнувшего Цзян Чэна выдернутой из-за пояса оного мужа флейтой, отобрать у широко открывшего на эту картину рот Сычжуя чашу с вином со словами «Алкоголь запрещён», при этом ему пришлось тянуться мимо сидящего между ними Сичэня, чудом не опрокинув рукавом всю посуду перед ним, — а затем Вэй Усянь цепко повис на любимом супруге и пресекал его активность ещё на стадии зарождения, хохоча так заливисто, что казалось, потолок дрожал. Глава клана Цзян, глядя на всё это безобразие, только посмеивался, его товарищи улыбались в некотором смущении, юная троица таращила глаза с суеверным ужасом, граничащим с восторгом, а Лань Сичэнь тихонько вздыхал, пока тоже, не выдержав, не начал смеяться — во многом от счастья и облегчения, что ныне его брат, напившись, вытворяет всякие милые глупости, а не то, что было давным-давно, в другой жизни, которую им всем стоило бы забыть.        Сам он сегодня так и не прикасался к алкоголю, твёрдо намеренный следить за своими спутниками и сохранять хладнокровие на случай непредвиденных ситуаций. Но глядя, как они веселятся, и понимая, что всё в порядке, что все и без того присматривают друг за другом, он испытал желание ощутить мягкий жар в крови, уносящий прочь мысли, расслабляющий тело, поднимающий на поверхность то, что обычно хранится глубоко в душе. Он неоднократно пробовал вино, но это случалось так давно, что ощущения почти забылись. Цзян Чэн, увидев, как Лань Сичэнь тянется к кувшину, изумлённо округлил глаза и с мягкой насмешкой спросил:        — Вы уверены? А то вдруг тоже буянить начнёте?        — Не волнуйтесь, я не стану буянить, и даже целоваться ни с кем не буду, — тихо рассмеялся Сичэнь, аккуратно наливая себе вина. Выпив, он почувствовал, что ему, во-первых — вкусно, во-вторых — горячо в груди, в-третьих — мало воздуха, из-за чего пришлось сделать несколько глубоких вдохов подряд. Голова сразу же немного закружилась. Сидящие рядом юноши (да и хозяин дома, надо сказать) смотрели на него так, будто ожидали, что несмотря на свои слова, он сейчас полезет плясать на столе или нечто в том же духе. Он перевёл дыхание и обратился ко всем одновременно:        — Я в полном порядке, не стоит беспокоиться.        Молодёжь тут же отвела взгляды, а Цзян Чэн некоторое время продолжал сверлить его пытливыми глазами, отчего Лань Сичэню стало ещё жарче — теперь горело не только в груди и желудке, но и на лице, и на кончиках ушей. А когда он сообразил, что сам тоже неотрывно смотрит прямо на него, жар сделался почти невыносимым, волной разлившись по всему телу. Он поспешно отвернулся и завёл разговор с Ванцзи, который как раз вполне пришёл в себя и вернулся к обычному спокойному состоянию. Тем временем Цзинь Лин удачно перетянул всеобщее внимание на себя, заявив, что ему наскучила праздная болтовня, и предложив сыграть во что-нибудь.        Собравшиеся поприветствовали идею, и первой была выбрана игра в загадки. Обычно их писали на фонарях, но в данной ситуации решили ограничиться маленькими кусочками бумаги. После недолгих раздумий Лань Сичэнь вывел на своём листочке «В тихой комнате тысячи голосов говорят, если умеешь слушать». Загадка про библиотеку была простенькой, но в голове у него уже слегка помутилось от вина и не осталось сил придумывать нечто сложное, не говоря уже о большем количестве загадок, которое было, в общем-то, неограничено. Тщательно свернув листок и положив его в общий мешочек, из которого всем предстояло вытаскивать загадки, он снова украдкой посмотрел на Главу Ордена Цзян. Тот всё ещё сидел над своим листочком, хмурясь от напряжения и постукивая мизинцем по столу. Жар всколыхнулся внутри и сосредоточился в кончиках пальцев рук, которыми нестерпимо захотелось прикоснуться к чужим волосам, поправляя свесившиеся на лицо прядки. Сичэнь усилием воли прикрыл глаза и постарался успокоить дыхание, в то время как мысли его закрутились вокруг одной-единственной темы.        Да, сходство было немалым. Но сейчас, не стесняясь откровенно всё обдумать, он понял, что Цзян Ваньинь вовсе не являлся вторым Не Минцзюэ. Он был самим собой, а причина путаницы в голове Лань Сичэня крылась непосредственно в его эмоциях, вызываемых этим конкретным человеком. Всё, что столько лет он запирал в себе, ожило и нахлынуло штормовой волной, которая уже какое-то время бушевала поблизости, а сейчас алкоголь будто разрушил плотину, позволяя бурным водам сбить его с ног и потащить за собой.        Кто-то осторожно тронул его за локоть. Открыв глаза, Глава Ордена Лань обнаружил, что игра уже вовсю идёт, а Сычжуй протягивает ему мешочек с загадками. Привычно улыбнувшись, он взял его и вытащил бумажку. Уставившись на довольно небрежные иероглифы, он пытался сосредоточиться, но знакомые слова никак не хотели обретать связный смысл, даже прочитанные вслух, а мысли разбегались, ничуть не приближаясь к возможному ответу.        — Неужели Вы в затруднении? — голос Цзян Чэна сквозил добродушной усмешкой. — Наказание Вам известно — одна чаша вина.        — Ага, — поторопил разошедшийся Вэй Усянь. — Либо отвечайте, либо пейте.        — Я… К своему стыду, я не могу ответить, — он смущённо улыбнулся, передавая мешочек Ванцзи. — Придётся расплачиваться, ничего не поделать.        На самом деле Лань Сичэня весьма беспокоило, что станет с ним после ещё одной чаши вина. Пока хозяин любезно наполнял её, он склонился к брату и тихо попросил:        — Проследи за мной, пожалуйста.        — Мгм, — тот понимающе кивнул.        Как жаль, что невозможно было попросить кого-то проконтролировать ещё и свои мысли! Осушив вторую чашу вина, Сичэнь почувствовал, как его сознание начало превращаться в полный хаос. Он практически не следил за игрой, хотя старался сохранять улыбку и даже вставлять какие-то комментарии. Всё его внимание, как магнит, притягивал Цзян Ваньинь, а все силы и остатки здравомыслия уходили на то, чтобы не слишком явно это демонстрировать. Но взгляд всё равно прикипал к чужому лицу, к утратившей идеальный порядок причёске, чуть растрепавшейся, когда тот в задумчивости неосторожно провёл рукой по волосам, к широким плечам, к длинным, точно высеченным гениальным мастером из холодного камня пальцам, на одном из которых поблёскивал Цзыдянь. Эти пальцы хотелось целовать, каждый поочерёдно, сначала нежно касаясь губами, а затем вбирая в рот и чуть прикусывая. Волосы хотелось распустить и перебирать, играя с ними и наматывая на руки. В плечи хотелось вцепляться, пока их владелец нависает сверху в полумраке спальни и… На этом месте Лань Сичэнь изо всех сил сжал руки в кулаки, и боль от врезавшихся в ладони ногтей немного отрезвила его. Он осознал, что дрожит, а повернувшись, наткнулся на встревоженный взгляд брата. Остальные, вроде бы, ничего не замечали.        — Всё нормально, — шепнул он, и Ванцзи успокоился, хоть и продолжал поглядывать время от времени.        Нужно было что-то предпринять, дабы не потерять лицо перед окружающими. Никакие незаметные дыхательные техники не помогали, уйти же сейчас не представлялось возможным, но и оставаться в подобном состоянии было невыносимо. Ему вполне удавалось больше не думать о серьёзных вещах, не копаться в своих сложных чувствах, но вот чувства простые, плотские, унять было никак нельзя. Прошло так много лет, и он успел забыть, каково это, когда обжигающее желание разъедает изнутри, выкручивает суставы сладкой тягучей ломотой. Он бросил очередной невольный взгляд на Главу Ордена Цзян, который как раз не смог справиться с загадкой и пил вино под бурное одобрение Вэй Ина, так и норовившего, видимо, остаться единственным способным стоять на ногах в конце праздника. Вот Цзян Чэн с громким победным стуком поставил опустевшую чашу на стол и собрал кончиком языка оставшиеся на нижней губе капли. Сердце Лань Сичэня подпрыгнуло куда-то к самому горлу, заколотившись так безумно, что ему показалось, будто все это слышат. Он в отчаянии заметался взглядом вокруг, словно ища какое-то спасение, и увидев кувшин на столе, внезапно решил выпить ещё. Ему пришло в голову, что если напиться достаточно сильно, можно просто уснуть и тогда уж гарантированно успокоиться. Эту идею вряд ли можно было назвать разумной, но в этот момент она казалась логичной. Да, уснуть за столом — само по себе неловко и неподобающе (Ванцзи не в счёт, он-то и не уснул, можно сказать, а так, ненадолго выключился, тем более что хозяин дома был заранее предупреждён о его реакции), но всё-таки гораздо лучше, чем… Чем что — Сичэнь и сам не задумывался, не решаясь даже предположить, что может случиться дальше.        Опомнился он, только уже воплотив идею в жизнь: в руке его была опустевшая чаша, во рту — терпкое послевкусие вина, а напротив — потрясённое лицо Цзян Ваньиня. На других, особенно молодёжь, Лань Сичэнь не решался посмотреть, сознавая, что бессовестно попирает ногами правила собственного Ордена, пусть даже здесь собрались исключительно доверенные люди, которые не станут ни о чём болтать. С огромным трудом опустив глаза, он так и сидел тихо, не думая практически ни о чём, пока перед ним вновь не оказался почти опустевший мешочек. Оказывается, игра успела пойти по второму кругу. Он вытащил сложенный листочек. Почерк был довольно аккуратным, но незнакомым, хотя сейчас Глава клана Лань не был уверен, что опознал бы даже свой собственный почерк. Пару секунд он бессмысленно смотрел на строки, но потом в его голове словно что-то вспыхнуло.        — «Молния озарит мрак — никому не скрыться в тени», — вслух прочитал он и улыбнулся. — Это же Цзыдянь, верно? Молния, способная раскрыть истинное лицо. Ну… в большинстве случаев, — он посмотрел на хихикающего Вэй Усяня и тоже тихо рассмеялся, надеясь, что Цзян Чэн не разозлится от когда-то болезненной темы. Тот нахмурился было, но махнул рукой:        — Надеюсь, этот паршивец останется единственным, с кем так вышло!        Все одобрительно зашумели, а Лань Сичэнь забрал бумажку с отгаданной загадкой и незаметно сжал в руке.        В конце игры победителем оказался Лань Сычжуй, одолевший три загадки, а проигравшим — Лань Цзинъи, не осиливший ни одной. Сичэнь, подопечные которого одновременно показали себя и с лучшей, и с худшей стороны, не знал, плакать или смеяться над такой иронией. Уже слабо соображая, мечтая лишь отвлечься хоть немного от бушующего в теле и сердце пожара, он предложил далее выбрать какую-нибудь игру попроще, скорее двигательную, чем умственную, тем более все явно уже немного засиделись. Вэй Усянь предложил сыграть в «слепую рыбу» и после общего одобрения тут же вскочил, шурша вокруг в поисках подходящей ленты для завязывания глаз. В итоге он подкрался к Ванцзи и попытался сорвать с него налобную ленту, тот привычно стал отпираться, говоря, что ленту в игре будут трогать многие и этого нельзя допустить, а пока эта несерьёзная потасовка развлекала окружающих, Цзян Чэн сам принёс откуда-то чёрную плотную ленту, ворча, что все они ведут себя как дети малые и игры выбирают тоже детские, позоря собственное высокое положение, но отказываться и не подумал. Они с Цзинь Лином немного поспорили — тот предлагал всем выйти на задний двор, где больше места, но Глава клана Цзян не хотел, чтобы происходящее случайно увидели другие адепты и слуги, всё-таки это была не рядовая попойка, а неподобающее действо с участием прославленных заклинателей и целых трёх Глав Орденов. Решено было остаться здесь, но погасить все свечи, чтобы никто ненароком не сбил их. Зал погрузился в темноту, рассеиваемую только слабым светом фонарей через окна. И тут Лань Сичэнь осознал, что лично для него идея была катастрофически неподходящей.        В полутьме все ощущения обострились ещё сильнее. Маячивший перед глазами силуэт Цзян Ваньиня заставлял ноги неметь, а пульс — бешено стучать в ушах. Он хотел устраниться от игры, но его бесцеремонно подняли под локоть — хватка Главы Ордена Цзян была крепкой и горячей даже сквозь слои одежды, а дыхание столь явственно пропиталось алкоголем, что подобные неподобающие манеры вовсе не являлись чем-то удивительным. Не то чтобы Сичэнь был против, но от этого прикосновения его повело так, что он едва смог устоять на ногах, и ему пришлось ухватиться за чужую руку, а сразу после — отпрянуть подальше, чтобы не выдать собственного смятения. От игры удалось уклониться только Лань Чжаню, известному противнику прикосновений посторонних. Кажется, он был недоволен участием в ней супруга, но Вэй Ин ненадолго присел к нему прямо на колени, обвил руками за шею и что-то зашептал на ухо (все остальные дружно сделали вид, что ничего не видят), после чего тот утихомирился и остался сидеть за столом, приготовившись наблюдать.        Первым водящим стал Цзинъи, как проигравший в прошлой игре. Сычжуй завязал ему глаза чёрной лентой, и все почти бесшумно рассредоточились по залу. Лань Сичэня слегка покачивало от выпитого вина, пару раз он чуть не врезался то в край стола, то в кого-нибудь, уворачиваясь от юноши, хаотично бегающего в попытках их схватить. С непривычки он продержался совсем мало, быстро попавшись в цепкие руки Цзинъи, стиснувшие его рукав. Сняв повязку и увидев свою «добычу», тот долго извинялся, но даже в полутьме видно было, что его распирает от гордости и веселья. Сичэнь рассмелся, потрепал юношу по волосам и наклонился, чтобы тому удобнее было завязать ему глаза.        Оказавшись в полной темноте, он первым делом постарался унять головокружение. Не хватало только упасть, в довершение ко всем неловкостям сегодняшнего вечера. Привыкнув, он медленно пошёл вперёд, вытянув перед собой руки. Вокруг что-то шуршало, но стоило ему шагнуть на звук, как тот перемещался, дразня, заставляя ускорять движения, метаться туда-сюда, постоянно рискуя позорно свалиться. В какой-то момент он почти ощутил кончиками пальцев ткань чьего-то одеяния, но жертва кинулась в сторону, что-то загрохотало (очевидно, не только у него были проблемы с координацией), а Лань Сичэнь от неожиданности запнулся о свою же ногу и полетел назад, мысленно прощаясь с остатками своей репутации. Как вдруг его сзади подхватили чьи-то руки, а в следующую секунду он обнаружил себя в крепких объятиях, и низкий волнующий голос насмешливо промолвил у самого уха:        — Глава Ордена Лань, почему даже когда Вы — водящий, ловят всё равно Вас?        Во тьме перед завязанными глазами будто расцвели огни фейерверков, тело отозвалось волной дрожи, дыхание замерло в груди. Он инстинктивно накрыл державшие его ладони своими и сжал, ощутив на правой леденящую прохладу кольца. Когда же через несколько мгновений ситуация уже начала становиться странной и двусмысленной, он чудом разомкнул губы, подивившись сдавленности своего голоса:        — Но попались-то всё же Вы, господин Цзян, — он нашёл в себе силы улыбаться и говорить максимально естественно. — Выбежали мне на помощь… А вдруг это была моя уловка? В любом случае, теперь Ваша очередь, — он отстранился, стянул чёрную ленту и вложил в руку Цзян Чэна. — А я выйду на свежий воздух, прогуляюсь немного, с Вашего позволения. Кажется, мне не помешает. Прошу меня извинить.        Он чуть повысил голос, чтобы последние фразы слышали все собравшиеся, после чего поспешно выбрался на улицу и пошёл, почти побежал куда глаза глядят. Ему было неизвестно внутреннее устройство Пристани Лотоса, поэтому он просто позволял ногам нести его, пока не оказался в отдалении от построек и огней, среди деревьев, переплетённых между собой так, что создавалось впечатление безопасного убежища. Дул слабый тёплый ветер, вокруг смутно шелестела листва. Лань Сичэнь прижался лбом к стволу и замер, не пытаясь уже ни успокоиться, ни остановить поток бессвязных пьяных мыслей, просто стоял, прильнув головой и ладонями к дереву, закрыв глаза, и весь горел от мучительного желания, которое долгие годы подавлял в себе, но теперь оно вырвалось на свободу с не меньшей силой, чем в юности, заставляя снова чувствовать себя одержимым мальчишкой, готовым на любые безумства. Те места, которых только что касался Цзян Ваньинь, казалось, до сих пор жгло, хотелось снова ощутить на себе его бесцеремонные сильные руки, услышать дыхание, смешать его со своим, захватить вечно упрямо сжатые губы в жаркий поцелуй, хотелось… Хотелось столько всего и сразу, что его буквально разрывало, а дрожь и не думала стихать, сотрясая всё тело.        Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем позади послышались чьи-то шаги. Наверное, это Ванцзи заволновался и отправился на поиски — решил он, но оборачиваться не спешил, пытаясь сначала придать лицу спокойное выражение, дабы не взволновать брата ещё больше. Как вдруг за спиной раздался другой, также знакомый голос:        — Глава Ордена Лань, что с Вами?        Он сжался, понимая, что надо немедленно повернуться и ответить максимально убедительно, но был абсолютно не в состоянии этого сделать. Горло перехватило, и с губ сорвался лишь какой-то жалкий лепет:        — Всё в порядке, не беспокойтесь. Это просто… алкоголь, скоро пройдёт.        — Правда? — собеседник приблизился и, судя по интонации, ничуть не поверил ему. — Я прекрасно вижу, что Вы пьяны, но всё равно ведёте себя слишком странно. Я… не упрекаю, если что. Просто хочу понять, в чём дело. Почему-то такое чувство, будто дело именно во мне.        Он упрямо стоял спиной и молчал, и Цзян Чэн продолжил:        — Знаете… Я и сам сейчас так пьян, что мне можно сказать, наверное, что угодно. Если Вас что-то беспокоит… Если Вы хотите высказаться… — он сделал ещё шаг вперёд, и Лань Сичэнь резко развернулся и отскочил в сторону, неосознанно выставив перед собой ладонь в защитном жесте:        — Не подходите! — и тут же больно прикусил губу, словно наказывая себя за несдержанность.        Темнота позднего вечера освещалась только светом звёзд и луны, но этого хватало, чтобы без труда разглядеть друг друга. Выражение лица Цзян Чэна было очень сложным. Очевидно, поведение Сичэня шокировало его, но одновременно там проступало некое смутное понимание, борющееся с недоверием. Он снова попытался приблизиться, чуть склонив голову набок и пристально изучая лицо Главы клана Лань:        — Почему? Вы — мой гость, я закономерно беспокоюсь о Вас и вроде бы не давал поводов избегать меня. Вас оскорбило моё поведение во время игры? Но мне казалось, что все участники были морально готовы к некоторым вольностям, а кто не был — тот и не присоединился, как Ваш брат. Так что же, чёрт возьми, с Вами такое?        Он подступал, в то время как Лань Сичэнь пятился назад. Через несколько шагов, не выдержав чужого пронзительного взгляда, он вновь развернулся и приготовился просто бежать, забыв обо всех приличиях, но его порыв сразу же пресекло стоявшее на пути толстое дерево. Всё произошло очень быстро — Цзян Чэн успел издать короткий вскрик, видимо, желая предупредить об опасности, он сам успел оттолкнуться руками от ствола и резко отпрыгнуть назад, где, конечно, врезался спиной в своего преследователя. Тот обхватил его за пояс, не давая упасть, и Сичэнь, в тот же миг совсем утративший над собой контроль, прижался к чужому телу, шумно и прерывисто дыша. Спину будто обдало тысячами невидимых искр, поясница сама собой прогнулась, и ягодицы вжались в бёдра Цзян Чэна, который, видимо, совершенно остолбенел и пару секунд не шевелился и не произносил ни звука. А потом его руки нерешительно, будто экспериментируя, двинулись чуть выше, погладив живот и грудь, на что Лань Сичэнь еле слышно застонал и запрокинул голову. Руки тотчас дрогнули и замерли, но почти сразу одна из них скользнула вверх, всё так же осторожно прошлась по напряжённой шее и подбородку, подобравшись к губам, и Сичэнь безотчётно ухватил губами указательный палец, легонько коснулся языком и выпустил. Возле самого уха раздался резкий вздох, пустивший мурашки по коже, и наконец, послышался растерянный, непривычно хриплый голос Цзян Ваньиня:        — Глава Ордена Лань… Что… Вы… делаете?        — Замолчите, прошу, я не знаю… Я… Простите меня… Простите… — лихорадочно шепча бессвязные слова, он потянулся через плечо назад, несколько раз коснувшись пересохшими губами чужой тонко очерченной скулы, глубоко вдохнул, точно стремясь уловить запах, и обречённо зажмурился. А в следующий миг его грубо развернули лицом к лицу и прижали к злополучному дереву в неумелом, но настойчивом поцелуе.        Лань Сичэнь едва не задохнулся от неожиданности и такого напора, а также от сумасшедшего восторга, захлестнувшего его с головой, заставившего вмиг отбросить страх и со всей страстью податься навстречу. Когда они оторвались друг от друга, Цзян Чэн по-прежнему выглядел несколько шокированным, но в его глазах полыхали явственные огоньки возбуждения, а дыхание точно так же безнадёжно сбилось. Совсем близко раздалось тихое потрескивание — это заискрил крошечными всполохами Цзыдянь, очевидно, реагируя на сильный эмоциональный всплеск у хозяина. Тот, не глядя, снял кольцо и бросил в траву, не дожидаясь, пока кнут сам собой активируется, после чего схватил Сичэня за подбородок, вглядываясь в глаза, не позволяя отвернуться.        — Я не понимаю… — выдохнул он прямо в губы. — Почему я? Что во мне такого? И разве я давал хоть один повод даже подумать обо мне… вот так?        — Глава Ордена Цзян… Вы… Нет… — вымолвил Сичэнь, сердце которого опять ухнуло куда-то в пропасть. — Я не могу объяснить. Простите. Но… это нельзя контролировать. Невозможно… устоять.        И он набросился на Цзян Ваньиня с абсолютно бесстыдным, мокрым и жадным поцелуем, обхватив руками за шею, будто шагнул с обрыва и пытался увлечь его с собой в бездну. Тот столь же яростно ответил, кусая его губы, сплетаясь языками, и ладони беспорядочно запорхали по белоснежным одеждам, касаясь тут и там, точно стремясь за короткое время захватить как можно больше территорий.        — Ты прав. Я тоже не могу… устоять, — Цзян Чэн прервался ненадолго, окинув его помутившимся взглядом, и следом оставил дорожку поцелуев-укусов на шее, заставив выгнуться и тихо застонать. А когда он добрался до уха, прикусив нежную мочку, а после скользнул языком по краю раковины, Лань Сичэня словно пронзило молнией, и не отдавая себе отчёта в своих действиях, он обвился ногой вокруг бёдер Цзян Чэна, который сразу подхватил эту ногу под колено, удерживая на весу, притираясь ближе, так, что оба в полной мере смогли ощутить состояние друг друга.        Они даже не заметили, как оказались лежащими прямо на земле. Нога Сичэня всё так же обвивала талию Главы клана Цзян, нависшего над ним и исступлённо целовавшего его губы, скулы, шею, пока наконец ему не удалось справиться с завязками и распахнуть белые одежды, захватив поцелуями ключицы и грудь. Со стоном Лань Сичэнь приподнялся и дёрнул в стороны ворот фиолетового одеяния, запустив под него руки и с наслаждением коснувшись прохладной кожи. Его потряхивало от предвкушения, в голове не осталось никаких мыслей, только наслаждение полузабытым ощущением близости, тяжести сильного тела сверху, властных объятий. Он до потемнения в глазах хотел принадлежать этому человеку здесь и сейчас, раствориться в их общих эмоциях, отринув любые правила. Необъяснимым образом он чувствовал себя… в полной безопасности.        — Глава Ордена Цзян… — негромко позвал он.        — Не… не называй меня так! — прошипел тот в ответ и прикусил кончик уха, вызвав волну мурашек по коже. Лань Сичэнь забыл, что собирался сказать, вцепился в Цзян Ваньиня, перекатившись вместе с ним, и оказался сверху, стиснув коленями его бёдра. Быстро пробравшись под все слои ткани, он накрыл ладонью твёрдую плоть, отчего Цзян Чэн судорожно втянул воздух и закусил губу. В ласках тонкой, изящной руки не было ни намёка на нежность и осторожность — только неудержимая страсть и стремление как можно скорее получить желаемое. Цзян Чэн, выгибаясь, подавался навстречу прикосновениям, мотая головой по земле. Его глаза походили на бездонные омуты, и Глава Ордена Лань засмотрелся в них так, что даже дышать перестал и, прервав своё занятие, прильнул к губам долгим глубоким поцелуем, в ходе которого Цзян Чэн с лёгкостью перехватил инициативу и вновь повалил его на спину.        И без того сильное головокружение от всех этих переворотов достигло критических масштабов. Сичэнь распластался под чужим весом, уже не осознавая, где он и как до этого дошло, не стыдясь собственных нетерпеливых стонов и призывно раздвинутых ног. Окончательно предавшее владельца тело, истосковавшееся без ласки, плавилось и горело, умоляя о большем.        — Глава Ордена Цзян… — слова лились медленно, тягуче, провоцирующе. — Скорее… Не сдерживайся…        Из горла Цзян Чэна вырвалось нечто похожее на рычание. В пару движений избавив покорного любовника от нижних одежд, он наконец коснулся его разгорячённого члена, отчего Лань Сичэнь застонал так громко, что машинально закрыл себе рот рукой. Одной ладонью скользя по влажному стволу, другой Цзян Чэн торопливо огладил белые, подобные нефриту бёдра, а затем тронул пальцем сжатый вход в тело и… остановился, уставившись на Сичэня со смесью смущения, злости, голода и отчаяния.        — Я никогда раньше… Я не знаю… как не навредить… Я… — его сбивчивый голос звучал так, будто он сейчас убьёт кого-нибудь, а потом себя. — Ты… Чёрт побери, Лань Хуань! Ты уже делал это?        Услышав, как его назвали по имени, Глава клана Лань вздрогнул и ненадолго вынырнул из тумана. Он не собирался ничего скрывать и тихо ответил:        — Да. Я знаю, что делать. Подожди немного, я сам подготовлюсь.        Вложив в рот сразу три пальца, он тщательно облизал их и, широко разведя ноги, стал поспешно растягивать себя, мало заботясь об осторожности, подгоняемый собственным вожделением и пьяной решимостью. Кинув взгляд на замершего рядом Цзян Ваньиня, он в первый миг чуть было не зажмурился от накатившего вдруг стыда, но тут их глаза встретились и уже не могли оторваться — тот смотрел так, словно готов был сожрать Лань Сичэня на месте, а он сам испытывал острое извращённое удовольствие от момента, лёжа вот так, полностью раскрытым, в зарослях на окраине Пристани Лотоса, и трахая себя пальцами перед её хозяином. Никто бы даже в бреду не предположил, что благородный Первый Нефрит способен на такое. Но ему было абсолютно всё равно.        Не в силах больше терпеть, он, по-прежнему не отводя взгляда, позвал:        — Мой дорогой Глава Ордена Цзян… Иди сюда.        Тот дёрнулся, как от удара, и выйдя из оцепенения, мгновенно оказался совсем близко. Лань Сичэнь притянул его и заставил устроиться на своей груди, сжав её коленями, после чего широко и влажно провёл языком по налитому кровью члену. Сверху раздался сдавленный всхлип, а чужие пальцы до лёгкой боли вцепились в разметавшиеся по земле длинные волосы. Он задрожал от удовольствия — своего и чужого, но не стал слишком увлекаться, лишь как следует смочил слюной горячую плоть и выдохнул:        — Теперь можно.        Цзян Чэн, судя по всему, полностью потерялся в ощущениях и пару секунд непонимающе смотрел на него, но очнулся и вмиг сменил положение, закинул на себя длинные стройные ноги Сичэня и наконец вошёл — сначала нерешительно и неглубоко, но почувствовав, как тело поддаётся и принимает его, отпустил себя, ворвавшись почти на всю длину. Глава Ордена Лань прикусил губу, пережидая небольшую боль, но не стал сдерживать пыл любовника — ему самому хотелось именно так, жёстко и сильно, а чужое тяжёлое дыхание, срывающееся на стоны, подстёгивало ещё больше. Он сам двинул бёдрами навстречу и прошептал:        — Ну же… Давай… Я так хочу тебя…        В ответ Цзян Чэн оставил яростный укус на его ноге, а после задвигался так бешено, словно желал вколотить его в землю, постанывая и судорожно впиваясь пальцами в бёдра. Задыхаясь, Лань Сичэнь метался, то вцепляясь в собственную разбросанную одежду, то кусая руки в бесплодных попытках приглушить стоны, то поглаживая себя везде, куда мог дотянуться, пока на него не рыкнули и не начали гладить и ласкать самостоятельно.        — Лань Хуань… Какой же ты… Что ты со мной делаешь… — казалось, этот шёпот был способен прожечь насквозь.        Ему было так хорошо, что хотелось кричать и выть от переполняющего наслаждения, понятие каких-то рамок полностью исчезло, во всём мире сейчас существовали только они вдвоём, сплетённые почти в одно целое. Он потянулся к Цзян Ваньиню, тот сразу же склонился, и губы слились в сладостном, безумном поцелуе. Лань Сичэнь крепко обнял его за плечи и уже не отпускал, пока того не затрясло на пике удовольствия. Глава Ордена Цзян запрокинул голову и несколько раз крупно содрогнулся, изливаясь, и Сичэнь почти сразу последовал за ним, доведённый до предела этим зрелищем. Перед глазами замелькали цветные пятна, тело напряглось, как струна, а с губ на выдохе сорвалось:        — Цзян Чэн!        Когда вспышка затихла, он без сил остался лежать, раскинув руки. Вскоре он ощутил, как Цзян Чэн покинул его тело, но не мог даже пошевелиться, чтобы привести себя в порядок. Они оба молча отходили от произошедшего, и с каждой секундой росла неловкость, непонимание, как вести себя дальше. Наконец Глава клана Цзян поправил свою одежду, которая и так почти полностью оставалась на нём, и подобрав нижние одеяния Сичэня, протянул их ему. Он не прятал взгляда, но в нём светилось полнейшее смятение. Нужно было срочно что-то предпринять, успокоить, перешагнув через собственные переживания, пока в этой голове, увенчанной чудом не растрепавшейся высокой причёской, не укоренились невесть какие выводы. Лань Сичэнь кое-как приподнялся, поневоле натянув одежду прямо на грязное тело, и осторожно присел рядом с любовником.        — Цзян… Глава Ордена Цзян, — поправился он. — То, что произошло…        — С кем ты был? — неожиданно резко перебил тот. — Ты сказал… Кто? Кто делал это с тобой?        Немного растерявшись от подобного вопроса, он всё же решил ответить, постаравшись сделать это мягко и спокойно, унимая сквозившую в чужом голосе агрессию:        — Чифэн-цзунь. Но это было очень давно и… навсегда ушло в прошлое.        Цзян Чэн помолчал, прикрыв глаза. Потом заговорил снова, на сей раз тихо и как-то потерянно:        — Я всегда считал такие вещи отвратительными. Даже когда видел, как счастлив Вэй Ин рядом с Ванцзи. Я никогда не думал, что… что мне это может… понравиться.        Лань Сичэнь слегка улыбнулся, всё ещё пребывая в напряжении, и коснулся дрогнувшей рукой его ладони.        — Выходит… мы оба остались довольны. Не беспокойтесь ни о чём. Никто не узнает, и случившееся… не будет иметь никаких последствий. Мы лишь поддались влиянию момента.        Распахнувшиеся глаза Главы клана Цзян сверкнули, словно он хотел что-то сказать, но промолчал, вместо этого поднявшись с земли и протянув Сичэню руку. Тот ухватился за неё и встал, тут же пошатнувшись — к головокружению теперь добавилась слабость во всём теле и лёгкая боль в некоторых местах. Его поддержали за плечо и, кажется, на миг чуть не решили взять на руки — во всяком случае, пара неловких метаний Цзян Ваньиня выглядела именно так. Сичэнь лишь покачал головой и, слегка опираясь на чужой локоть, неспешно двинулся в сторону центра Пристани Лотоса, откуда они пришли.        — Вам надо срочно отдохнуть. Я провожу Вас в гостевые покои, — промолвил Цзян Чэн уже почти своим обычным хладнокровным голосом. — Пройдём другой дорогой, вряд ли Вы хотите показаться кому-то на глаза в таком виде.        Вид у него и правда был самый непотребный. Белоснежные одежды испачкались и помялись, волосы безнадёжно растрепались, а на губах и шее наверняка виднелись следы грубых поцелуев. Всё же он попробовал запротестовать:        — Брат наверняка волнуется. Возможно, он уже давно ищет меня.        — Не ищет. Он с самого начала собрался пойти за Вами, но я сказал, что сам найду Вас гораздо быстрее и позабочусь обо всём, а его попросил приглядеть за тем безобразием. Так что оставьте это, я сообщу всем, что Вы целы и невредимы, просто ушли отдыхать.        В груди Главы клана Лань потеплело, и он невольно крепче сжал пальцы на чужой руке. Но вскоре её пришлось отпустить, они вошли на территорию главных построек, где, несмотря на поздний час, можно было на кого-нибудь натолкнуться. К счастью, им незамеченными удалось пройти до нужной комнаты. Лань Сичэнь проскользнул внутрь, а Цзян Ваньинь замер на пороге, явно не зная, что делать.        — Ступайте к гостям, — мягко улыбнулся Сичэнь. — Они точно уже заждались, тем более, Вы здесь хозяин. И обязательно передайте Ванцзи, что со мной всё хорошо. Доброй ночи.        — Доброй ночи… Глава Ордена Лань, — взгляд Цзян Чэна полыхал так ярко, что хотелось плюнуть на всё, втащить его в комнату и не выпускать из объятий до самого рассвета, но он понимал, что лучше этого не делать. Не навязываться, не торопить (и так уже сегодняшнее никак не вписывалось в эту концепцию), дать им обоим остыть и всё уложить в голове. Поэтому он усилием воли кивнул и закрыл двери за ушедшим Цзян Чэном, а сам наскоро привёл себя в чистоту и порядок, преодолевая навалившуюся слабость, и практически рухнул на постель.        Несмотря на сонливость, в голове металось столько разных мыслей, что уснуть не представлялось возможным. По мере того, как рассеивался пьяный дурман, Лань Сичэнь всё яснее осознавал, что произошло. Он… соблазнил Главу Ордена Цзян. Неважно, преднамеренно или нет, но именно он своим непристойным поведением спровоцировал их близость — причём совершенно животную, несвоевременную, слишком пошлую и грязную. Даже много лет назад, подвластный юношеским страстям, он не позволял себе подобного. А уж Цзян Ваньинь… даже не знал, как вести себя, у него не было никакого опыта с мужчиной, да и наличие опыта с женщиной казалось сомнительным. Припоминая все свои недавние действия и слова, Сичэнь готов был провалиться под землю, и уж точно не представлял, как завтра посмотрит Цзян Чэну в глаза. В голове теплилась крошечная надежда, что тот выпил чересчур много (а возможно, прямо сейчас даже добавит ещё) и наутро ничего не вспомнит, либо сочтёт сном или бредом. Мысли перескочили на то, что хорошо бы и самому, проснувшись, обо всём забыть. Но в глубине души Глава клана Лань признавал, что не хотел бы этого. Если говорить абсолютно честно с самим собой, то… случившееся было одним из наиболее безумных, ярких, острых моментов в его жизни. Возможно, самым. Заставившим почувствовать себя полностью живым. Словно именно тогда, безоглядно бросаясь в объятия Цзян Чэна, валяясь на земле и не сдерживая развратных стонов, он был настоящим.        Сичэнь закрыл глаза, и под веками тут же замелькало чужое лицо — холодное, злое, растерянное, спокойное, насмешливое, взволнованное, искажённое страстью… Он по-прежнему не мог точно сказать, что чувствует к Главе Ордена Цзян, но нельзя было отрицать — тот всё больше занимал собой его мысли и душу. И после сегодняшнего Лань Сичэнь боялся, что своим поведением уничтожил призрачную надежду на что-то хорошее и серьёзное, способное — кто знает — возникнуть между ними когда-нибудь в отдалённом будущем, если бы только не его пьяная выходка. Существовал вариант просто взять и поговорить, открыть свои сумбурные мысли и чувства, попытаться объяснить и как-то всё исправить, хотя бы вернуть чужое уважение, но он не знал, как найти в себе решимость. А также понятия не имел, нужно ли это самому Цзян Ваньиню, или же тот предпочёл бы и правда забыть случившееся, как страшный сон.        Наконец он ощутил, что постепенно уплывает в вязкую пустоту, и с облегчением позволил этой волне унести себя, стереть все тревоги, оставляя только блаженный покой.        Пробудился Глава Ордена Лань от негромкого шороха. Судя по темноте, до рассвета было ещё далеко. Повернув голову на источник шума, он буквально лишился дара речи. В открытое окно пытался пробраться Цзян Ваньинь собственной персоной, одежды которого, видимо, за что-то зацепились, чем и была вызвана заминка и приглушённая ругань. В итоге ему всё же удалось влезть в комнату, и он осторожно приблизился к постели, но заметив, что находящийся в ней не спит, замер на месте. Лань Сичэнь сел и первым нарушил молчание:        — Глава Ордена Цзян, что Вам угодно?        При появлении Цзян Чэна его сердце птицей затрепыхалось в груди, в голове закружился целый вихрь предположений о целях его визита, опасений и желаний. В темноте нельзя было разглядеть выражение его лица, но в глаза бросились две вещи — он был в каком-то простом и лёгком домашнем одеянии, а волосы… Волосы были распущены, отчего у Сичэня перехватывало дыхание, а руки так и зачесались от жажды прикосновений. Сейчас, под покровом ночи и ещё не сошедшей сонной одури, всё казалось немного нереальным; сомнения, вопросы, стыд и смущение отодвинулись куда-то далеко. Но он всё-таки не решался сделать шаг навстречу, просто сидел, по-прежнему укрытый тонким одеялом, пока собеседник молчал, продолжая стоять в паре метров от него со скрещёнными на груди руками.        — Вы… Я из-за Вас чуть Цзыдянь не потерял, — наконец раздался приглушённый сердитый голос. — Так и забыл в траве, потом едва нашёл, бегал как умалишённый. Такое чувство, будто я и мозги свои там же забыл. Не могу ни о чём думать, кроме этого… этого… непотребства. Я не знаю, что Вы со мной сделали, но никогда Вам этого не прощу, и не надейтесь. Я… хочу ещё.        Последние слова сорвались в яростный шёпот, и Лань Сичэня вмиг бросило в жар. Он откинул одеяло, изящной лёгкой тенью поднявшись и шагнув к Цзян Чэну, протягивая руки и касаясь его плеч, ощущая, как его с силой прижимают к себе. Прильнул совсем близко, всем телом ловя чужую дрожь, и захватил вожделенный горячий рот долгим поцелуем. Их губы словно сплавились воедино, не в силах оторваться, пока они стаскивали друг с друга одежды и прикасались торопливой лаской везде, куда можно дотянуться, больше похожие сейчас на распалённых первой страстью юношей, тайком улучивших момент побыть наедине, чем на взрослых уважаемых Глав именитых Орденов. Преодолев пару шагов до кровати, они повалились на неё, всё также не расплетая объятий. Лань Сичэнь тихо застонал от удовольствия, крепко прижатый сверху чужим обнажённым телом, а Цзян Чэн, чуть переведя дыхание, принялся осыпать поцелуями его шею, заставляя запрокидывать голову и почти задыхаться от переполняющих эмоций. Теперь, когда сознание уже не было затуманено алкоголем, всё ощущалось ещё острее, и хотелось продлить это подольше, получить как можно больше, на случай, если потом такого никогда… Он не успел додумать «не повторится», поскольку заглянул в глаза Главы клана Цзян и увидел в них нечто такое, отчего сердце сладко сжалось, а страх растаял без следа. Тот смотрел на него как путник, внезапно нашедший на дороге сундук с сокровищем: странное и удивительное событие, непонятно, за какие такие добродетели ему это сокровище досталось, и вообще пока неясно, что с ним делать, но выпускать из рук однозначно нельзя, ни при каких условиях. Лицо его, лишённое привычной маски суровости и высокомерия, по-прежнему властное, но удивительно нежное, являло собой зрелище, от которого у Лань Сичэня голова закружилась не хуже, чем от вина. Он улыбнулся и запустил руки в густые тяжёлые волосы, мягко оттягивая их обладателя от себя.        — Ты такой красивый, — тихо проговорил он. — Я давно так считаю. Но сейчас ты прекраснее всего на свете.        — Лань Хуань… — даже в темноте ощущалось, как покраснели щёки Цзян Чэна, который от смущения вновь сделался сердит. — О чём ты говоришь вообще? Не бросайся такими словами. На себя лучше посмотри. Тогда и увидишь что-то прекрасное.        Явно устыдившись собственных слов, он резко замолчал и вновь впился в губы Сичэня. Продолжая улыбаться в поцелуй, тот заскользил ладонями по разгорячённой коже, изучая каждый изгиб стройной фигуры, добрался до старого шрама от дисциплинарного кнута, пересекающего грудь, и осторожно погладил. В голове пронеслась крайне неподобающая мысль и тут же неудержимо сорвалась с губ:        — Хорошо, что ты не потерял Цзыдянь. Им ведь можно без вреда связать человека? Как-нибудь… в следующий раз… можешь попробовать.        — Что… Ты… — Цзян Чэн потрясённо уставился на него, и Глава Ордена Лань почувствовал желание закрыть руками полыхнувшее лицо. Но через секунду на него набросились с таким жаром, что дух захватило от восторга, а губы приятно засаднило от излишне грубого давления. Он выгнулся навстречу, обхватывая пальцами и лаская давно изнывающий член любовника, уже влажный от выступившей смазки, и его самого сразу же приласкали в ответ, одной рукой по каменно-твёрдой плоти, другой — по чувствительной ложбинке между ягодиц. С трудом прервав поцелуй, он выдохнул:        — Погоди… Я найду… кое-что. Сейчас.        Он кое-как дотянулся до маленького столика у изголовья и нашарил флакон с ароматным маслом. У Цзян Ваньиня подрагивали руки, видимо, от избытка эмоций, поэтому Лань Сичэнь сам вылил немного масла на чужие пальцы, после вновь откинувшись на спину и без всякого стыда закинув на него раздвинутые ноги — желание было уже таким невыносимым, что сносило прочь любые рамки приличий. Почувствовав, как его осторожно растягивают, он в который раз подивился необычайной нежности этого человека, обычно не способного на подобные проявления. А также понял, что подготовка почти не нужна — тело ещё не успело отойти от прошлого раза. Он приподнялся, одной рукой притягивая к себе Цзян Чэна, чтобы прошептать ему прямо в лицо:        — Давай, мой дорогой Глава Ордена Цзян. Возьми меня.        Тот судорожно вдохнул и укусил его нижнюю губу до крови, тут же зализывая, в то время как член толкнулся внутрь дрожащего от нетерпения тела. Лёгкая боль, оставшаяся после недавнего спонтанного акта, почти не беспокоила — удовольствие было во сто крат сильнее. Сичэнь обвил любовника ногами и руками, отзываясь стонами на каждое движение, и изо всех сил старался не слишком шуметь, помня, что они находятся рядом с другими гостевыми покоями Пристани Лотоса. Но это было ужасно трудно, хотелось стонать и кричать в голос, звать по имени, полностью отпустить контроль. Точно услышав его мысли, Цзян Чэн увлёк его в новый поцелуй, заглушая рвущиеся наружу звуки. Сам он тоже негромко стонал, двигаясь на этот раз спокойнее, глубже, ритмичнее — Сичэнь совершенно потерялся в ощущениях и не знал, сколько времени прошло, прежде чем наслаждение достигло предела, он зажмурился и кончил, отчаянно впившись зубами в плечо Цзян Чэна. Тот зашипел, сорвался на сумасшедший темп и за несколько толчков излился в горячее влажное нутро. Не спеша покидать его, Глава Ордена Цзян опустился на тяжело вздымающуюся грудь и потёрся о неё щекой.        — Ты меня с ума сведёшь. Хотя, по-моему, уже.        — Я не так уж и виноват, стоит заметить, — Лань Сичэню казалось, что он вот-вот просто растечётся по постели от сладкой неги. — Если бы ты не хотел, ни за что бы этого не позволил.        — Я сам не знал, чего я хотел! — возмутился Цзян Чэн, даже не думая отпускать его. — И до сих пор не понимаю, как это получилось!        — Признаю, моё поведение достойно осуждения. Но я просто знал, чего хочу, — он с расслабленной улыбкой перебирал чужие растрепавшиеся волосы, щекочущие ему грудь.        — Ну а… сейчас… чего ты хочешь от меня? — голос звучал ровно, но его обладатель явно напрягся в ожидании ответа.        — Не уходи, — искренне попросил Сичэнь, и его немедленно обняли ещё крепче, надёжно придавливая к кровати.        Спустя несколько минут они, наконец, смогли оторваться друг от друга и привести себя в порядок. Приготовленная вода была холодной, но это помогло успокоиться. Не обременяя себя одеждой, они забрались под одеяло и тесно сплелись, моментально согреваясь.        — Что мне… нам… теперь делать? — серьёзно спросил Цзян Чэн, рассеянно поглаживая его. — Ты сказал… «в следующий раз». Значит…        — Да, я хочу, чтобы он был, — Лань Сичэнь немного помолчал, собираясь с духом, и решительно продолжил: — Но… мне бы не хотелось, чтобы всё ограничивалось этим. Ты неимоверно хорош в постели, но… не думай, что интересуешь меня только поэтому. Я пока не знаю, что будет дальше, не знаю даже точно, что я чувствую. Но время, когда ты навещал Облачные Глубины, было замечательным. Мне нравилось говорить с тобой, постепенно узнавать тебя, просто смотреть на тебя. Ты вернул мне волю и вкус к жизни, Цзян Чэн. И… я ни о чём не жалею.        — Я… Мне тоже это нравилось. Я всегда считал всех ваших адептов жуткими тихонями и занудами, и только недавно начал понимать, что был неправ… По крайней мере, бывают исключения, — привычная усмешка, объятия сомкнулись крепче. — Стоило тогда несколько раз нормально поговорить, и ты меня приятно удивил. А уж сегодня… ты окончательно разбил в пух и прах благопристойный образ своего Ордена, недобитый выходками твоего пьяного брата!        Цзян Чэн тихо рассмеялся, вызывая неудержимую ответную улыбку. Отсмеявшись, он поцеловал Сичэня в висок, и голос его зазвучал с незнакомой теплотой:        — В общем, я тоже совершенно не знаю, что происходит и к чему приведёт. Мне просто хорошо с тобой. Не только… в этом смысле, а вообще. Я тоже… как будто в каком-то смысле… оживаю. Ты… знаешь, я не умею говорить обо всяком таком…        — Зато неплохо выражаешь мысли иными способами, — хитро улыбаясь, Глава Ордена Лань притянул его к себе и скользнул губами по щеке. — Если ты этого захочешь, то всё продолжится. Я хочу… узнать тебя ещё ближе.        — Я тоже. Так что пусть оно продолжается. А иначе… Чёрт возьми, я действительно свяжу тебя Цзыдянем, да так и оставлю!        Лань Сичэнь от неожиданности чуть не поперхнулся и увлёк его в поцелуй, тягучий, сладкий, волнующий, едва не заставивший их снова забыть обо всём и предаться страсти. Но уже близилось утро, и он всё-таки с сожалением отстранился, давая им обоим хоть немного отдохнуть.        — Скажи, а почему ты через окно полез? — наконец задал он давно интересующий его вопрос.        — Дверь в это здание видно издалека, а тут рядом ещё и ночуют твой брат с Вэй Усянем, и наверняка… кхм… не спят, — с видимым смущением отозвался Цзян Чэн. — А окно выходит в сад, там незаметно…        — Значит, у тебя есть путь отступления, это хорошо, — Сичэнь зарылся лицом в чужие волосы, пряча смех. — Утром пригодится.