Аквариумная рыбка

Гилберт появляется с первой звездой, залезает через окно и грязью ботинок пачкает любимый матушкин ковёр. Родерик шипит: где ты, чёрт возьми, был. Гилберт хочет что-то сказать, но изо рта — аквамариновый смех, стекает по плечам прямо на пол, затапливая маленький уютный мир. Родерик душит желание зажать уши. мокнут все его тетради и книги, мокнут конспекты и нотные листы. съежилась бумага, расплылись буквы, цифры, ноты — тёмные кляксы, и не понять, что чем являлось до. под самим потолком плавает терпение, вот-вот потеряется. чертов Гилберт, как ты смеешь переворачивать мой мир, думает он, как ты смеешь быть, я ненавижу тебя. Родерик закрывает окно, превращая комнату в аквариум, а себя — в золотую рыбку. город горит неоновым огнём, и позабытое людьми волчье солнце больше не указывает дорогу путникам. холодный свет серебрится на стёклах. отражение неподвижно. словно кадр из фильма, где есть двое, а между ними — пепелище разрушенных мостов. Гилберт загадывает желание. ты что, пьян? я пьян от любви, скалится, и свет играет рябью на водной глади. Родерик закатывает глаза. кто на этот раз, не произносит он. мы поцапались за место в очереди, я случайно сказал, что у неё глаза похожи на летнюю зелень, и она дала мне свой номер. я, знаешь ли, влюбился. это комната переполнена водой, будто залитый до краев стакан, в который аккуратно добавляют иголки, но во рту сухо, и Родерик сглатывает. слюна царапает горло и скручивает узел в желудке. поздравляю, это пройдёт, говорит он и садится за фортепиано, чтобы вновь потеряться в своём маленьком мирке древних мелодий и забытых жизней. там нет боли и придурков. там нет Гилберта. он играет по памяти, на ощупь, клавиши холодят пальцы. звуки, будто через вату. он на дне и опускается все ниже. забавно — ему не проходит уже третий год.