серебристые облака

на улице холодно, что заставляет руки засовывать все дальше и дальше в карманы худи, да проклинать одежду что не может согреть хозяина. мальчик тихо закашлялся, закрывая рот рукой; не дай бог родители услышат — его накажут на месяц, а то и больше. да разве беглеца остановит это. лишь сильнее раззадорит, заставляя каждую ночь тихо выпрыгивать из окна, чувствуя как сердце в бешеном темпе заходится; минута — и проломит ребра. он идет, ногами цепляясь за высокую траву, и чуть не падая. ну и пусть. главное, что заветная поляна близко, почти в пяти шагах, осталось только дойти, добежать, доползти, без разницы. скорей бы только почувствовать чужой взгляд на себе, и выдохнуть, чувствуя как на душе тепло и спокойно становится. когда чужие глаза устремлены на мальчика, тот всегда ощущает себя так свободно, будто с него железные оковы, что сдерживали тело весь день, сняли. дышиться так легко, и вокруг все выглядит таким ярким и живым. будто каждая травинка, каждый листик оживает, слегка шевелясь на ветру, и своими несуществующими глазками смотря на клэя. тысячи взглядов, какие-то глядят с прищуром, какие-то открыто и добро. однако не один из взглядов не тяготит, не стремится поглотить всего клэя, заглянуть в душу еще столь маленького и безобидного мальчика, прочитать его мысли и чувства. наоборот: те смотрят с любопытсвом, заинтересованостью, будто каждый раз по маленькой крупинке вбирая в себя чужой образ, не стараясь заглотить все сразу. и от этого так приятно, ведь знаешь что на этой поляне ты интересен всем, ты центр внимания, главное блюдо на столе, на которое всем только смотреть можно. улыбка сама медленно расползается по лицу, заставляя уголки глаз забавно подняться, создавая лисий прищур. хитрые глаза огибают всю поляну, останавливаясь на мальчике, сидящем посреди освещенного луной пространства. тот будто светиться под белыми лучами, сверкая линзами до ужаса глупо выглядящих очков (как такие вообще можно носить?), направленными на туманное небо. словно жемчужина среди серых камушков, тот смотрится так особенно, так волшебно, что взгляд оторвать невозможно — да и желания нет. на такую красоту клэй готов смотреть вечность, пока глаза от усталости сами не закроются, заставляя тело повалиться на землю в глубоком сне. кажется, мальчик почувствовал как пристально его разглядывают, и повернув голову на клэя, со сначала удивленной, а после счастливой улыбкой произнес,  — привет, дрим. чужой голос мягок как шелк, аккуратно обернувший продрогшее тело клэя, завернув его в теплый надежный кокон, сотканный из заботы и трепетной, еще совсем невинной любви. — привет, джордж. его имя срывается с губ так легко, будто капля росы что упала с травинки, ударяясь о землю и рассыпаясь на тысячу маленьких осколков бриллианта, в лунном свете переливающихся так сказочно. хочется произносить его снова и снова, как заевшая пластинка, каждый раз чувствуя как особенно оно звучит. мальчик в очках слегка улыбнулся на приветствие, и рукой похлопал по траве рядом с собой, приглашая друга сесть. клэя просить два раза не нужно, он тут же направляется к джорджу, зная как приятно находится вблизи к нему. трава мокрая от утренней росы, и очень холодная. земля рыхлая и мягкая, на улице в последнее время очень влажно — позднюю весну всегда сопровождают дожди и грозы. клэй думает, что на джинсах точно останутся пятна грязи, и у матери снова возникнет вопрос откуда они. — звезд сегодня не видно. — тихо говорит джордж, и его голос пробирает до костей, вызывая острые, но неожиданно приятные покалывания в груди. мальчик уверен, что виной его мурашек является холод. — ага. — шепотом отвечает он, боясь быть слишком громким, нарушить спокойную атмосферу. и вправду, все небо покрыто серой пеленой, похожей на жидкую пенку; где-то просвечивалось небо, а где-то наоборот было скопление серого. — что ты здесь делаешь так рано? обычно ты появляешься только под утро. поддавшись соблазну снова взглянуть на джорджа, спросил мальчик, поворачивая голову. сбоку было видно, как его глаза устремлены к небу, а зрачки медленно двигаются, будто стараясь что-то найти на этом темном полотне; выискать деталь, которую еще не заметил никто. — облака. серебристые облака. — чуть хриплым шепотом отвечает он, снимая очки и смотря в глаза клэя. — их можно увидеть очень редко, и только после заката, или перед рассветом. красиво, правда ведь? — восхищенно сверкая глазами, улыбается он. — правда. — не имея сил сдерживать ответную улыбку, что кажется настолько большая, что щеки после болеть будут, отвечает он. ночь. на улице холодно, аж зубы стучат; пальцы рук давно перестали ощущаться. но когда чужие глаза смотрят так доверчиво, с трепетом, может только сердце плавиться, горячим сиропом обволакивая внутренности. он словно мед, ощущается так приторно сладко, что невольно хочется разодрать себе грудную клетку и промыть холодной водой, лишь бы не чувствовать, как внутри все смешивается в липкую кашу. — ты красивый. — еле слышным шепетом произносит мальчик, чувствуя как на душе легко и солнечно. будто сейчас не ночь, а солнечный июльский день, когда все сидят по домам, прячась от жары. только клэй находится в тени дерева, обмываемый прохладным и чистым ветерком, залезающим под одежду, и вызывающим приятный холодок. — знаю. — с тихим смешком (боже, как чудесно звучит его смех) улыбается джордж. он как молодая звездочка, только появившаяся на ночном небе, и светящая непозволительно ярко. и до этой звездочки, до этого чуда, дотрагиваться можно только ему. его личное чудо. чужая кожа под рукой ощущается так мягко, что ладонь отрывать вовсе не хочется. да и нужды нет, — его звездочка вовсе не против, сама щекой прижимается к холодной руке. поцелуй вышел совсем детским, лишь невесомое прикосновение губами. однако от него искры в глазах загораются, и голову кружит так, что мысли смешиваются в один вихрь, который взрывается словно фейверк, оставляя после себя приятную пустоту. чужой смех хрустальными бусинками рассыпается по поляне, теряясь в зеленых травинках и смешиваясь с осколками изумрудов. он падает на землю, утягивая джорджа с собой. обнимать того так тепло и удобно, — как раз рост позволяет. чужое тело согревает, и клэй старается прижаться ближе, сократить расстояние между ними. — ты меня сейчас задушишь. — недовольно бурчит мальчик, на что клэй со смехом ослабляет хватку, чуть отодвигаясь и смотря в глаза своей звездочки. — прости, прости. просто ты очень теплый. — а тебе разве холодно? — слегка удивленно спрашивает джордж. — немного. — пожимая плечами, говорит он. от прикосновений тело уже согрелось, но мурашки все равно бегали по спине, а неприятная сырость земли охлаждала кожу. когда клэй говорил это, он не ожидал что на него лягут, обнимая за ребра, отчего мелко вздрогнул, неловко и непонимающе смотря на макушку, лежащую на своей груди. — ты чего? — ты сказал что тебе холодно, а я теплый. — просто ответил мальчик, спокойно улыбаясь, и даже не утруждаясь поднять голову и взглянуть на клэя. ну конечно. это же джордж, разве можно было ожидать что-то другое? с теплым смешком, клэй аккуратно кладет руки на тело своей грелки, и приобнимает ее, фокусируя взгляд на ночном небе. ночь. на улице холодно, аж зубы стучат; пальцы рук давно перестали ощущаться. но когда любимый человек обнимает тебя, на душе становится так тепло, что ладони потеют, а сердце бьется быстро-быстро, словно вырваться из груди пытается.