***
В последние дни их сплоченный тандем пошел на нет, и все потому, что парень сильнее начал загоняться, витать в своих мыслях и избегать любых разговоров с брюнетом. Эту натянутую атмосферу заметили все, отчего новая волна мыслей стала постепенно набирать обороты и атаковать бедную больную голову питчера с новой силой. Однако к нему никто не подходил, кроме как Таджимы, который явно пытался хоть как-то узнать, что происходит. Но даже и Юичиро оставался без ответа и весь понурый уходил. «Прости», — после чего питчер опускал взгляд, начинал кусать губу и боролся с наступающими на глаза слезами. Михаши был уверен, что не скоро пропадут эти мысли, которые так мешали, убивали, загоняли в угол. Эти мысли и чувства разрушали все, а уж тем более взаимопонимание и поддержку. И боязнь, остаться в итоге одному, набирала свои обороты. «Неужто это конец?», — подумал Рен однажды, после чего его начало трясти, и он вновь начал давиться надоедливыми слезами.***
Тренировка окончена, Михаши спешит в раздевалку, лишь бы первее всех переодеться и сбежать домой. Конечно, он понимал, что так не может долго продолжаться, что стоит поговорить насчет этого всего с Абэ, однако эта тема слишком пугала блондина, ведь боялся, что этим отпугнет того и вызовет некую ненависть или даже отвращение. Но что лучше: оставить всех в недопонимании или же раскрыть тайну? Это хороший вопрос, но, если посудить, то эти все равно два варианта склоняются к более плачевным последствиям. Либо Михаши уйдет из команды, пусть и так сильно любит бейсбол, либо же Такая уйдет, который скажет, что не собирается больше находиться рядом с питчером из-за таких странных мыслей и побуждений. Ведь, это ненормально любить человека своего же пола… верно? Парень со скоростью света переодевается, как вдруг скрипнула дверь, что заставило блондина замереть, а глаза распахнуться. Сглотнув слюну, он поворачивает голову и сталкивается со взглядом… — Абэ… — шепчет питчер, покрываясь мурашками. Тот так и смотрит на него — пристально и долго. Будто пытался вновь прочесть его, как открытую книгу. Но не смог, ведь брюнет и сам не понимал, что у Михаши в голове, ведь он так странно себя ведет — избегает любого контакта. И это дико ему не нравилось, даже как-то подбешивало. Блондин подмечает хмурость и некую злость, от чего стало вновь страшновато, и он начал плестись куда-то назад, дрожащими руками прижимая футболку к груди. В глазах питчера витал страх, но стало еще ужаснее, когда он прижался к стенке и подметил, как тот быстро идет в его сторону. И вот он рядом, слишком близко. Сильные руки были по обе стороны головы Михаши, не давая ему и шанса куда-либо слинять. Понимание, что нужно прекращать этот цирк, встал на первое место. Ни к чему хорошему это не приведет. — Ждешь меня, и идем ко мне, — серьезным голосом заявляет Такая. — Даже не думай сбежать. — и после этих слов он принялся переодеваться. Михаши тяжело выдохнул, затем быстро и сам закончил с переодеванием и складыванием вещей в сумку. После встал где-то в уголке и смотрел то в пол, то на брюнета. Но больше на брюнета, ведь что-то внутри манило наблюдать за тем, пусть и щеки краснели от разных странных глупых мыслей и от неких тайных желаний. И этого не мог не заметить Абэ.***
— Проходи, — пропускает брюнет Рена, а после и сам заходит. Парень кратко кивает, разувается и, положив сумку у входа, проходит немного вглубь коридора. Он прекрасно помнит тот момент, когда приходил сюда, дабы навестить Абэ, который лежал с больной перевязанной ногой. А ведь Михаши так переживал за того, из-за чего посещал Абэ чуть ли не каждый день. Это могло показаться странным, но, увы, такова натура блондина. — Чай? Кофе? — спросил Такая, вставая за спиной и кладя на худое плечо свою тяжелую сильную ладонь. Блондин крупно вздрагивает и замирает, когда чувствует чужое прикосновение к себе. Возникло ощущение, что его схватили за горло и душили, не давая ни шансу на вдох и на какие-либо слова. Однако кое-как Рен пересилил себя и тихо сказал: — Чай… — и тут же от него отстраняются, слышатся отдаляющиеся шаги, и парень протяжно выдыхает. Уши и щеки мгновение залились румянцем, взгляд так и был направлен в одну точку — в пол. Про себя он повторял, что не стоит бояться, нужно расслабиться, нужно отвлечься и вести себя так, как вел когда-то раньше. Но… не мог. Ведь от осознания, что они наедине друг с другом, невозможно было успокоиться. — Пойдем в комнату, — слышится голос, который выводит из некого транса и заставляет ноги идти за брюнетом. Второй этаж, комната, блондин присаживается на пол возле столика, на котором стоял чай для него и кофе для Абэ. Дверь закрывается, и теперь нет шанса на побег отсюда, ибо в любом случае он будет пойман сильными руками того. Тишина висела между ними. Один упорно смотрел в одну точку, так и боясь поднять взгляд, а другой упорно смотрел на первого, подперев рукой подбородок. — Что происходит? — не сдержался брюнет, уже строго глядя на того. Рен вздрагивает, глаза начинают бегать из стороны в сторону, а зубы принялись кусать губу, чуть ли не прокусывая до крови. Стало дико страшно, ведь любое некорректное слово со стороны блондина разрушит все, что могло по сей момент оставаться между ними. Затем Абэ пытался чуть ли не докричаться до Михаши, но последний упорно витал где-то в себе, уже никак не обращая внимания на реальность. Он так и чувствовал, как этот круговорот мыслей засасывает его, погружая медленно, но верно на дно. И никто его не спасет — лишь погрузится окончательно вниз, и тьма накроет его с ног до головы. — Михаши! — трясет его брюнет, выгоняя в реальность, и через несколько мгновений питчер приходит в себя, поднимая свой взгляд на Такаю. — Что происходит?! — уже давит тот на блондина, но вместо ответа замечает лишь краснеющие щеки и слезы на глазах, отчего брови сдвинулись к переносице. — Я… я… я… — начал всхлипывать Рен. — Я… я… люблю тебя. От этих слов брови Абэ вскинулись вверх, а во взгляде начал проявляться шок. Он явно такого не ожидал — услышать столь интимные слова в свой адрес. Аж замер, не в силах и двинуться, лишь глаза смотрели на плачущего питчера. Хотелось что-то сказать, что-то донести, но не мог — губы не двигались, а голос словно исчез. Не прошло и минуты, как вдруг блондин вскакивает и выбегает из комнаты. Быстро обувшись и взяв сумку, парень побежал в сторону дома, попутно утирая слезы. Михаши уже не знал, как он будет ходить на тренировки, ибо там будет Он, знающий злопакостную правду… А в этот момент брюнет проводит рукой по лицу, щеки краснеют, и тихо все же срываются слова: — Какого черта…***
Рен остался наедине сам с собой. После того разговора прошло пару дней, и за эти дни парень так и не явился ни в школу, ни на тренировку. А что мама? Мама уехала утром, в тот самый день, когда блондин прибежал домой в слезах. Грубо говоря, она оставила его на растерзании своих же мыслей, что так гложили его. Но она же не знала, что произойдет такое, поэтому ее винить в этом ни в коем случаи нельзя. Она все это время была не в зоне действия сети, и как бы Рен ни пытался дозвониться до нее, никак не мог. Да, ему нужна была поддержка, ему нужно было с кем-то да поговорить, но… не с кем. Конечно, он мог позвонить Юичиро, но тревожить подобным вовсе не хотелось. Поэтому он просто постоянно, либо спал, либо смотрел в потолок, либо плакал. А плакал из-за того, что ему было обидно. А обидно из-за того, что эту правду узнал человек, который был ему небезразличен. Понятное дело, это нормально — признаваться в чувствах. Но Михаши волновал один факт: разве нормально признаваться человеку своего же пола в любви? Да, блондин знал, что это ненормально, что это вызывает презрение и отвращение у людей. Ведь, если представить, то это так странно видеть двух парней, идущих за руку. Но с другой стороны, если посмотреть, то тебе должно быть все равно, кто с тобой идет, ибо главное то, что люди любят друг друга и не смотрят на принятые принципы и стереотипы. От этих же мыслей, переваривания проблем, от сравнений тех или иных факторов питчер просто сходил с ума. Он так давно столько не плакал, не размышлял о том, о сем, не отказывался от еды… Просто был где-то в доме, можно сказать, существовал, как призрак. Его внешний вид был потрепанным и усталым. Пусть Михаши и спал, много спал, но он был настолько истощен, настолько опустошен, что казалось, мол, он вот-вот счахнет, как и в физическом, так и в моральном плане. — Я не знаю, что делать… — поджимая колени к груди, бормотал парень. — Просто не знаю…***
И вот стук в дверь, Михаши выползает с дивана и плетется на звук, надеясь, что это приехала мама, хотя, внутренне, он где-то внутри осознавал, что это — ошибочная вера. Однако, как говорят, пока не проверишь, не узнаешь. Что он и делает: открывает дверь и устремляет взгляд в эти самые глаза… которые он так любил. — Что… что ты здесь делаешь?.. — со страхом спросил Рен, делая шаги назад. — Это какого черта ты творишь?! — прикрикивает Абэ, уже разувшись и несясь на того. — Ты же понимаешь, что мы все переживали! Не могли дозвониться ни до тебя, ни до мамы! — после этих слов прижимает того к стене. — Так нельзя делать! Мало ли с тобой что случилось… — и после этих слов повисла вновь та самая тишина. Оба смотрели друг другу в глаза. Их лица были близки. И вдруг Михаши чувствует чужие губы на своих. Нежный мягкий поцелуй. Глаза питчера распахиваются, и в них витал уже далеко не тот страх, который был изначально. Скорее, удивление. Но после они закрываются, и блондин отвечает на поцелуй. В этот момент у двоих все перевернулось. Словно некий омут наваждения окинул оба тела, заставляя прижиматься друг к другу. Такая вжимал того в стену, а Рен взаимно обвил чужую шею. Поцелуй был долгим, наполненным непривычными ощущениями. От них так и возгоралось внутри пламя, а вместе и с ним — страсть и влечение. Но все же губы отстраняются, вновь глаза в глаза, и затем вновь тянутся друг к другу. Неужто это все не сон? Михаши даже не верилось, что это и есть та самая реальность. Ведь совсем недавно парень страдал, не знал, как лучше поступить, что сказать, когда придет на тренировку. А сейчас Он рядом, и они не могут отстраниться друг от друга, языки сплетаются в страстном танце, пробуждая обоих и унося их куда-то в свой мирок. Совместный мирок. Тихий стон срывается с уст блондина. Крайне смущает питчера, но Абэ даже не желает отступать — ему хотелось быть ближе, чувствовать столь худое невинное тело под собой, почему, неохотно разорвав поцелуй, брюнет берет того за руку и ведет на второй этаж, где предположительно находилась комната Рена. — Сюда… — тихо шепчет парень, ведя в свою комнату. Как только они оказались внутри, и дверь была захлопнута, Такая аккуратно толкает того на кровать, сам же нависает сверху. — П… почему? — тихо спрашивает блондин того, не в силах отвести взгляд. — Дурак, — вздыхает Абэ. — Потому что я… — приблизился к уху и заканчивает фразу шепотом: -…люблю тебя. — после чего куснул того за мочку уха. Глаза питчера начали слезиться, а сердце затрепетало от столь ласкающих слух слов. Было так приятно такое услышать, а уж тем более от человека, которого блондин так сильно любил. Любил всем сердцем. И готов был все отдать, лишь бы быть рядом с Ним. Чужие пальцы утирают слезы, катящиеся по щекам. Прикосновения были приятны, наполнены нежностью и заботой. Той заботой, что давал брюнет ранее ему, только сильнее. Ведь теперь они переходят на новый этап, на новый формат взаимоотношений. Такая целует в щеку, в лоб, в кончик носа, а после вновь переходит на сладкие, слегка припухшие от зубов губы. Широкая ладонь забралась под футболку того и аккуратно и бережно касается нежной бархатной кожи, начиная изучать каждый миллиметрик. Хотелось еще, хотелось больше, хотелось быть ближе и слиться воедино — эти желания шли из сердца, приятно обволакивая двоих. И такому напору, такому блаженному безумию невозможно было не поддаться. Снова тихий стон, вздрагивание тела, которое так и отвечало на каждые прикосновения к неким эрогенным точкам. Михаши тяжело было сдерживать свои пошлые звуки, да и голова шла кругом от прилива дикого наслаждения и желания. Однако этого было мало. Конечно, страшно это признавать, но такова правда. Медленно, но верно одежда обоих сходила на нет — валялась где-то на полу, подле кровати. Обнаженные тела прикасались друг к другу, да и мыслей о стеснении вовсе не было, так как это стояло на последнем месте и не имело так таково сильного значения. Сейчас же просто они желали друг друга — познать, прочувстовать, ощутить, получить дополнительный фонтан эмоций и эйфорию. — Я вхожу… — шепчет Абэ, сжимая хрупкую ладонь в своей. — Постарайся расслабиться. Медленно, но верно Такая проникал внутрь блондина, а последний старался быть расслабленным, дышать равномерно, не бояться боли. Да, слезинки, порою слабое шипение от изначальных неприятных ощущений. Но после, когда пошло привыкание, когда тот шептал что-то на ушко, пытаясь успокоить, а после и начал движение — стало дико приятно, и эти ощущения были ни с чем несравнимы. Стоны становились громче, наполняя эту комнату пошлыми звуками. Пальцы одной руки цеплялись за плечо, слегка царапая их, другая же сжимала руку того. Парень прогибался в пояснице, еле через стоны ловил воздух. Но после губы к губам, и внутри начинает все приятно спазмировать. Напряжение прошлось по телам, и это было показателем того, что они на пике. Движения становятся все быстрее, губы почти не отрываются друг от друга. Было так хорошо, из-за чего хотелось остановить время, дабы чувствовать это слияние двух тел воедино как можно больше и дольше. Но, жизнь — еще та тварь, ведь: хорошего понемножку. Протяжный слегка дрожащий стон одного, рык другого выдали их пик, после чего оба, такие довольные, лежат рядом, прижавшись друг ко другу лбами, легко улыбаются и держатся за руку.***
— Рен, я дома! — и женщина заходит в комнату, видя столь удивительное зрелище: Рен и Абэ спят вместе в кровати в обнимку друг с другом. Глаза округляются, но после улыбка расплывается по лицу и, попутно закрывая дверь, говорит: — Отдыхайте.