Nothing ever lasts forever

Сукуна наступил пяткой на макушку очередной жертвы, чья голова была запрокинута и вывернута в неестественном положении. Кровь брызнула фонтаном. Капли алой жидкости в мгновение ока оказались на одежде лежащих рядом трупов, часть попала на белое одеяние Ремена. Улыбка на лице монстра стала ещё шире. Он был настоящим безумцем. Он любил носить белое, чтобы видеть каждую капельку грязной человеческой крови, что сделала этот мир чище, ведь теперь принадлежала усопшим. Ему нравилась жестокость. Сукуна взглянул на настоящую гору мертвых тел, расстилающуюся под его ногами, — самое дорогое детище в его жизни, которым он не переставал гордиться. Он любил безграничность — он был единственным самопровозглашенным королем. Никаких границ, никакого сопротивления, никакого неподчинения. Только так, как он хочет. А хочет он уничтожения всего человечества, пыток жалких людишек и кровавых игр с последними выжившими. Сукуна залился неудержимым смехом, больше похожим на раскаты грома, повергающие всех в ужас. Проклятье действительно было страшным, только ни в какое сравнение с природной стихией не шло. Куда бы Сукуна ни пошёл, там воцарялась паника, пока последние голоса не смолкали, захлебываясь в крови; куда бы он ни бросал свой обезумевший взор, там не оставалось ни одной души; кого бы ни прожигал нечеловеческим испепеляющим взглядом, тот сам загибался от животного страха. Сукуна властвовал над миром. Он торжествовал, оставляя после себя разрушенные города и кровавые следы в истории. Он был неудержим. Внезапно послышалось кряхтение, разрушившее идиллию проклятья. Такое было недопустимо, поэтому Сукуна бросил сощуренный взгляд в то место, откуда доносился звук. Раненая девушка подавала признаки жизни — видимо, чудом осталась в живых. Рёмон не терпел ошибок, поэтому быстро спустился с вершины своего «живого» трона к подножию, продолжая брезгливо рассматривать девушку. Глубокая рана на боку, рассеченный лоб и множество мелких ссадин и ушибов. Рыжие волосы запачкались и растрепались, предавая эмоциям в глазах ожесточённость и ярость. — Нахалка, — процедило сквозь зубы проклятие, скрестив руки на груди и смотря на «преступницу» сверху вниз. — Но твоя смерть лишь вопрос времени, — на губах показался оскал. В глазах жертвы промелькнул страх, но тут же исчез. Сукуна улыбнулся. Такие люди забавляли его больше обычного. «Вот и нашлась новая игрушка, можно будет наконец пове…» — подумал Ремён, поднимая руку для замаха, как его прервали: — Стой! Уже зная, что это такое, проклятье обернулось назад. Глаза метали молнии, руки сжимали воздух, будто хотели перекрыть кислород парню, что словно из ниоткуда возник за спиной Сукуны. — Мелкий… паршивец… Как ты посмел?! — по словам басом выдавил монстр. На такое грозное заявление юноша лишь слегка улыбнулся. Он привык к подобному. Ещё давно. Тогда, когда Рёмон мог по настоящему лишить его горьких глотков воздуха. Тогда, когда проклятье было ещё слабо, но не скупо на оскорбления. Тогда, когда парень ещё жил по-настоящему, а не так, как сейчас… Сейчас он мог лишь существовать, не жить. Потому что Юджи не мог назвать жизнью бестелесную душу, временами являющуюся нынешнему хозяину тела. Не мог… С недавних времён юноша не мог очень многого… — Оставь ее, — с нажимом произнёс Итадори. Он верил, у него ещё осталась последняя возможность — закончить миссию: спасти человечество. — С каких это пор ты тут раздаёшь приказы? — бросил типичное Сукуна, приближаясь к облаку души, что сейчас приняла облик осунувшегося юноши, от которого остались лишь кожа да кости — в принципе, все как обычно. «Но если все, как всегда, можно ли что-нибудь изменить?» — задавался вопросом Итадори, продолжая молча смотреть в глаза чудовищу. Рёмон приблизился к парню в плотную и замкнул руки на его шее с силой, доступной лишь повелителю мира сего. Королю, безжалостно пожирающего человечество и не способного рассеять душу одного единственного подлеца. У повелителя-убийцы оказалась слабость — чужое тело, в чьё сознание постоянно вторгался праведник. Какая ирония. Между пальцами Сукуны не осталось пространства, а Юджи продолжал смотреть. С его губ ни сорвалось ни единого хриплого звука, его лицо не думало менять оттенок, а желудок не выворачивало. Дело в том, что в легких Итадори давно не было и капли воздуха. Он умер. Окончательно и бесповоротно; в тот самый миг, когда Рёмон взял абсолютный контроль над его телом. С тех самых пор Юджи лишь пустышка, которая не может появляться в мире живых. Одинокий и покинутый всеми парень, у которого отняли даже жизнь. Призрак без тела… но с сияющей волей в глазах. Никчемность, которая собралась изменить этот мир раз и навсегда, уничтожив сильнейшее проклятье. Абсолютно никто, в руках которого по воле Судьбы оказался рычаг управления миром. Зияющая белая пустота, столкнувшая с тьмой, что была чернее угля и сажи. — Это должен спрашивать я. Потому что никто здесь именно ты! — выпалил Юджи, и его слова словно белые птицы, впились в Сукуну, царапая его душу, выкалывая глаза, погружая во тьму. Оставляя раны, которые ни способен излечить никто. Разве может отродье ночи подчинить себе свет? Юджи был уверен, что нет. — Я ещё расправлюсь с тобой, — цокнул Сукуна, бросая последний предостерегающий взгляд и отворачиваясь от противного парнишки. Такой мелкий, а жить спокойно не даёт. Рёмону не хотелось этого признавать — и впервую очередь самому себе — что не способен подчинить весь мир. Сколько бы людей он не калечил, сколько бы жизней не обрывал, сколько бы сердец не вырывал, сжимая в крепкой ладони и представляя, что оно принадлежит Юджи — всего этого было не достаточно, потому что он не мог властвовать в своём собственном сознании. Властитель мира, что не способен закрыть рот прежнему владельцу своего тела. Монстр, который никак не разорвёт на клочки облако души из своего разума. Убийца, находящийся под влиянием мертвого. Сукуна не мог вынести такого, поэтому он вернулся в реальность, туда, где он ещё имел контроль над ситуацией. Не раздумывая, он наступил на несчастную девушку, сдавливая ее органы и вызывая неистовый приступ кашля кровью. Ее лицо исказилось мучениями и адской болью. «Так и знал. Все-таки ты плохая игрушка». В следующее мгновение его рука пронзила ее грудную клетку, разрывая плоть и захватывая сердце — ещё живое, трепещущее, незащищенное. Прямо как Юджи. Быстрым движением Рёмон вырвал сердце и, не разглядывая, сжал со всей силой и яростью, что сейчас бушевала в нем. Фонтан крови окрасил все новым слоем алого… «Убью». «Давай-давай, но тогда ты потеряешь единственное, чем по-настоящему дорожишь в этом мире… пусть и против своей воли…»