Один ужасный неудачник

«Сколько я уже здесь? Явно долго… Около полугода, да? Или больше? Я не знаю. Каждый день как вчерашний. Я просто сижу на полу. Вот и всё. День сурка. Это сводит с ума… Заставляет меня думать о том, чтобы умереть. Да, я хочу умереть. Окончить свои страдания. Это будет моей эвтаназией. Пожалуйста, мне нужна эта эвтаназия…» — под конец собственной мысли Дэйв тихо пустил горячую солёную слезу, что обожгла и оставила мокрый след на его правой щеке. В бессильной злости и отчаянии, он встал с холодного пола камеры и пнул железную механическую дверь. Но он прекрасно понимал, что это бесполезно. Просто бесполезно. И он не может ничего сделать. Слёзы резко хлынули из бледно-васильковых глаз Панпы. Они жгли почти всё лицо, скатываясь вниз и капали то на давно помятую форму и на холодный пол. Это ужасное чувство одиночества… Он упал на колени, закрыв мокрое лицо руками. Хотелось аж задохнуться этими слезами, утонув в них. Дэйв прижал руки к собственному горлу, сильно сжав. * * * Воздуха всё меньше, и меньше… Лёгкие сжались, горло отдавало болью, ведь парень сильно сжал шею, рот рефлекторно пытался втянуть нужный кислород, но не получалось, сердце бешено забилось, стуча будто бы азбуку морзе, моля о помощи, глаза налились страхом, т заслезившись, Панпа не смог видеть до боли и тошноты надоевшую комнату. Панпа слабеет, но старается всё так же крепко «обнимать» себя. Казалось, он весь синий, синее его светлых васильковых глаз, которые бессильно закатились вверх. Он обмяк. Его руки наконец-то отпустили шею, упав около тела парня. . . . . . . . . . . . . . . . . Нет, не правильно, он не мёртв. Его страдания продолжаться, и никто не спасёт его. Последнее Дэйв сам прекрасно знал. Но первое нет. Он очутился на полу в лежачем положении. Голова болела из-за недавнего кислородного голодания, как и шея, только из-за сжатия, аж след от рук остался. Тело пробила дрожь. Он попытался хотя бы привстать, что кое-как, но получилось. Он смог открыть глаза. Первая его мысль была «Я мёртв? Тогда где я?». Всё плыло. И только тогда, когда зрение восстановилось, Панпа понял — он не мёртв. Он жив. — Я ЧТО, НАСТОЛЬКО НЕУДАЧНИК, ЧТО ДАЖЕ СДОХНУТЬ НЕ МОГУ?! — заорал парень, в отчаянии схватившись за свою голову. Да. Вот настолько. Васильковоглазый не зная, что делать, упал на пол на спину, дрожа и плача. Плач был громким, душераздирающим. Истерика. Жуткая. И никто не услышит. Никто не заметит. Никто не поймёт.