твои грехи

— Ты уже не спишь? — напряженный шепот разбивает вакуум тишины вокруг Эрена, который так долго давил на воспаленные нервы. — Нет. — Эрен отвечает равнодушно и совсем уж вяло, а после трет переносицу. Кажется совершенно (не)замечая, что Хистория стоит без одежды. Её нагота не смущает, она манит, просто блять до жути манит своей красотой и невинностью. Эрен широко раздвигает ноги, тупо смотря в пространство перед собой, — непроизвольно задерживая взгляд на собственном блеклом в отражении в экране потухшего телевизора. Таком же размытом и нечетком как его мысли сейчас. Ведь Эрен видит мир в категориях черное и белое, а Хистория явно не в масть. Он делает сумбурный вдох, и в нос вбивается аромат ванили, как один из тюбиков в его ванной, а теперь и аромат её мокрых волос; Он вновь ошибся,когда вдохнул этой запах, от которого то и дело начинает предательски лихорадить и забыться неимоверно трудно; воздух вокруг чересчур влажный и холодный, и Эрен латентно задыхается. Она вяло наклоняется, поднимая из пола мятую футболку, а после в притворстве смущенно отворачивается спиной, и легким движение облачается в одежду, которая ей явно велика. А после он чувствует как продавленный матрас прогибается, когда Хистория садится с ним рядом. Она ничего ему не говорит, не предупреждает, только дотрагивается левой рукой до его бока, дразнит. — Эрен, — она зовет так тихо, шепотом, на самой грани. Это неправильно, да и просто-напросто омерзительно. Между ними слишком много «нельзя», «неправильно» и «грязно». — Тебе пора, — уже так привычно чеканит Эрен и переводит взгляд, а улыбка Хистории кажется моментально меркнет, и он не чувствует вини, а ещё не чувствует себя. — Ещё пять минут, — её голос значительно понижается от неожиданного напряжения, хотя в глазах играет надежда и немножечко озорства. Он видит как Хистория направляет задумчивый взгляд сквозь окно на небо, где тучи кажется сгущаются, грозясь пролиться дождём. Она молчит несколько секунд, словно вечность, видимо в голове ведя обратный отсчет, а затем, медленно и чётко, проговаривает: — Пожалуйста. — говорит еле слышно — только для них двоих — и улыбается разбито. К горлу подкатил горький комок от сигареты выкуренной накануне, или же от этих незамысловатых слов. Они воздействуют на него как сигнал, что нужно сделать что-то прямо сейчас. Иначе Эрен просто не успеет. И его пальцы зарываются в растрепанные влажные волосы, и проходятся по ним в ласкающем, почти трепетном их прощальном жесте. Излишне нежно, ведь её тело как открытая рана что гниет и разлагается от этого ебанного холода и безразличия. — Эрен не надо меня жалеть. — Концентрированная ненависть в голосе Хистории совсем не задевает Эрена; Эрена задевает ненависть, не поделенная с ним. — Посмотри на меня, — произносит Эрен совсем близко, тёплым дыханием обдавая висок.Она делает судорожный выдох, когда его пальцы сжимают её запястье. Излишне нежно. Так как он раньше не умел. Так как она раньше не хотела. Эрен ощущает себя отвратительно, когда прижимает худое тело к себе. — Хистория. — шепотом. Повысить голос в такие моменты кажется непростительным кощунством, и от этого мерзко. А ещё мерзко от самого себя. Хстория жмурится, пытается оттолкнуть, но Эрен мёртвой хваткой держит её худые плечи, ещё секунда и протест тонет в поцелуе. Она стонет в рот, упирается ладонями в рёбра, словно допивает из его уст последний глоток похоти. Их поцелуй не такой как раньше, не такой как всегда. Мокрая футболка липнет к телу, но сквозь ткань все понятно и так. Сквозь ткань можно почувствовать даже больше, нежели без неё. Там под ней безумие. Безумие которое обволакивало, дарило тепло холодными одинокими ночами. Оно порождало сны, слишком похожие на реальность, и показывало реальность, которая гораздо страшнее снов. Ещё минуту — пять — пятьсот. Он проводит пальцами по шее, всасывает кожу за ухом, гладит плечи и грудь. Спускается ниже, небрежно касаясь губами ключиц, целует в губы и наслаждается чужой реакцией — Хистория протяжно стонет, и это прекрасно. — Эрен, — рвано выдыхая, шепчет Хистория, когда остаётся абсолютно голая под ним. — Ты дура Хиса. Слово «дура» так небрежно брошенное в её сторону, издевательски грустно зажигается в темноте красным неоном. Эрен обхватывает руками лицо Хистории и, снова целует, с головой погружаясь в этой ебанное безумие. Потому что утром, когда перед ним пустая кровать, Эрен молит всех богов что бы все что было ночью оказалось сном.