пластинки.

В ушах стоит гул холодного ветра, что режет также больно как и композиция из семи нот, которая уже не воспринимается как песня.

Воспоминания.

Странная штука. Эта "штука", равно как и сама жизненная ситуация которой она посвящена, может сломать нас, а может сделать сильнее. Предательство, ненависть, родительское "У тебя ничего не получится" — вроде, плачешь, и хочется убиться об стену, лишь бы ничего этого не видеть и не слышать, но теперь у тебя есть опыт. Теперь ты не будешь ожидать доброты и поддержки от окружающих, а значит, и не будешь расстроен когда её не получишь. Теперь ты не скажешь "Да" тому школьному красавчику и не услышишь смех его компании, радующейся тому что злой розыгрыш удался. Теперь тебя не заденет то, что маме важнее какую оценку ты сегодня получил на физике, чем то как ты себя чувствуешь. Теперь ты знаешь в какую сторону уворачиваться от кулака, которым жизнь так и норовит выбить тебе зубы. Теперь ты не тот, что раньше. И это либо даст силы, либо ты погрязнешь в этом. Хорошие воспоминания как и плохие, бесспорно, причиняют нам боль. Когда мы думаем о чем-то дорогом нашему сердцу, вспоминаем родителей, друзей, собаку, то самое далёкое, но такое близкое лето когда вы были друг у друга. Ты хочешь вернуться в то время когда был так счастлив, вновь почувствовать это и обнять того кому за это обязан, но время утекает сквозь пальцы словно песок, и ты просто бессильно барахтаешься в темноте собственных мыслей. И то, что не вернуться к той уже давно прожитой, старой, "счастливой" жизни, не получится, может дать надежду на то что это когда-нибудь повторится, мотивацию делать всё в своих силах чтобы вновь почувствовать спокойствие и радость которых так не хватает. А может сделать из человека калеку медленно идущего по лестнице которая ведёт прямиком к верёвке под потолком. Разве не смешно? Практически всё может убить и выжрать человека изнутри. Между "плохим" и "хорошим" начинают стираться границы, стоит только немного тщательнее об этом подумать. Но Даниле плевать. И на плохое, и на хорошее, и на границы между ними. Все мысли в голове вытесняет хриплый голос певца, незамысловатая рифма, одни и те же повторяющиеся строки, которые он уже знает наизусть. И он шепотом подпевает отнимая от губ сигарету, и ему слышится как девичий голос подпевает вместе с ним. Тоска по ней выходит на новый уровень, ведь просто мысли о том как Лиза стоит рядом превращаются в галлюцинации. Он медленно сходит с ума. Лёгкие сжимаются, но не от курения, нет. Приходи ко мне, слушать старые пластинки... Из раза в раз в голове всплывает одна и та же картина. Он и она. Приглушённый свет от огня горящих свечей, и пара молодых людей смеясь вырисовывает незамысловатые круги по кухне. Они держатся за руки, и их движения даже не похожи на вальс, но они вместе, и они счастливы ощущать тепло друг друга. Девушка улыбается, а парень растягивает уголки губ в ответ. Они уже сбились со счета сколько раз они за этот вечер влюблялись друг в друга по-новой. А песня звучащая из колонок телефона впитывает, записывает в себя эти моменты. Моменты когда они последний раз могли обняться. На пластыре, закрывающем свежий порез от холодного ветра, проступает багровая кровь. Кухонный ящик с лекарствами разворочен, но упаковка фенибута на столе лежит нетронутой. Который день теплая вода в ванной набирается и спускается, так и оставаясь не использованной для того, что на самом деле хотел сделать парень, из раза в раз открывая кран. Он выдыхает дым и поднимает глаза на небо. Бедная, бедная Лиза...но она заслужила покоя, пройдя через всё что ей преподнесла жизнь. Ведь даже её смерть наступила лишь через несколько десятков минут агонии, и жгучей боли в местах удара на которых цвели фиолетово-желтые гематомы. И снова её образ перед измученными стеклянными глазами, которые сменили цвет васильков на безжизненное замёрзшее озеро. Она протягивает к нему руку. Улыбается и манит к себе. Зовёт полетать. Мир сошёл с ума, надоело всё, что там, снаружи... И Данила тянется к ней, ведь уже неспособен мыслить здраво. Сигарета падает на холодный бетон, продолжая травить воздух своим дымом. Из глаз катятся слёзы, и он перевешивается наружу больше дозволенного. Граница это всего лишь перила, и этот кусок железа отделяет его от неё. Соседние дома плотно укутаны туманом, и людей, снующих в окнах, не видно. Как будто их и не существует, а в целом мире есть только он, и та, ради которой билось его гниющее сердце. Смерть считается в нашем обществе плохим концом. Но разве можно считать несчастным того, кто наконец приблизился к той, кого так страстно желал увидеть последние полтора года? Она позвала его с собой. Он сам не мог уйти, не решался. Разве можно считать это грехом наказываемым седьмым кругом по Данте?