***
— Феи разума столь высоки в своих моральных устоях, что на вечеринках пьют лишь колу? — он практически касается её шеи губами, чувствуя, как она вздрагивает, словно обжегшись и тут же круто развернувшись вперяет в него свой недовольный взгляд. Ривен ловит себя на мысли, что её фиалковые глаза, когда она злится, становятся похожими на молнии, что разрезают небосвод на части. — И тебе привет, Ривен. Я пью колу на вечеринках потому, что в отличие от некоторых стараюсь сохранить остатки разума, — Муза усмехается в ответ на его слова и снова подносит стакан к губам, делая глоток. — Не бойся, в твою голову залезать я больше не собираюсь, слишком тяжело помочь тому, кто не позволяет этого сделать. Ты чистый хаос. — С чего ты взяла, что мне нужна твоя помощь, фея? — он отрицательно качает головой, продолжая насмешливо улыбаться, попутно отбрасывая свой стакан куда-то в сторону. Она, кажется, вздрагивает, слыша как её зовет Сэм. Опускает глаза, судорожно втягивает носом воздух и, разворачиваясь, удаляется прочь. Ривен обессилено прикрывает глаза. Музыка бьет рваными битами, словно силясь вскрыть ему черепную коробку. Он ощущает тупую головную боль, что пронизывает его, заставляя прошипеть ругательство сквозь стиснутые зубы. Ему нужен свежий косяк и привычная вседозволенность Беатрикс, но это чувство к Музе из себя уже не вытравить, он знает. Ривен думает, что её губы теперь на вкус кола — шипучая и сладкая, а ещё кажется: фея разума пахнет ванилью — пряно и тягуче. Он ощущает как этот запах забивает ему горло.***
Она его присутствие игнорирует. Смеётся громко со стайкой подружек недо-фей, счастливо заглядывает в рот своему земляному женишку. Но его не замечает в упор. Ривена это бесит. Он чувствует, как злость лавой растекается в крови, будоража сознание. Ему гребаной повторяющейся из раза в раз мантрой нужны её взгляды: пронзительные, одновременно показательно равнодушные, и язвительные слова, врезающиеся в него словно пули. Его бросает из крайности в крайность, он балансирует на краю от того состояния, что сначала готов кормить яблочными пирогами бабушек в приютах, а после кромсать на куски Сожженных во время патрулей, наслаждаясь их болью и предсмертными хрипами, чтобы хоть на секунду выкинуть её из своей головы. «Уйдиуйдиуйдиуйдиуйди, умоляю. Я без тебя и с тобой…Невозможно.» Он напивается. Не то чтобы слишком. В своей привычной манере, когда голова тягуче-хмельная и ни одной мысли, лишь вакуум. Ривен не до конца понимает, где он находится, и, лишь когда тяжелая дубовая дверь открывается перед ним, осознание собственной ошибки даёт ему под дых не жалея. Без привычных баранок на голове, наушников и в персиковой пижамной футболке с относительно короткими шортами Муза кажется ему абсолютно крошечной. Он смотрит, глазами впитывает хрупкость её фигуры, выхватывая оголенные участки кожи отдельно, залипая на ногах. — Ты пялишься, Ривен. Тут даже не нужно быть эмпатом, — она устало резюмирует его взгляд и трет сонные глаза. — Что ты делаешь в крыле фей в такое позднее время? Он усмехается в ответ на её наложенную безапелляционную резолюцию, приваливаясь плечом на дверной косяк. — Я потерял ключи. Дай-ка угадаю, что ты скажешь: а как же Скай, он не может тебе открыть? Увы, у моего друга вовсю брачные игры, то с вашей рыжулей, то с блондинистой принцессой. Никак не может определиться. — А у меня Терр… — Терра уехала вместе со своим отцом. На какую-то конвенцию, мол, что нужно знать, чтобы цветочки правильно растить, я знаю, — он легонько щелкает ей по носу и улыбается. — Тебе, к сожалению, от меня не избавиться. — Заходи, пока я не сломала тебе руку, — шипит она сквозь стиснутые зубы, заталкивая его внутрь. — Утром уйдешь через окно. — Чтобы не опорочить честь леди, что приютила странствующего рыцаря, — он отвешивает ей шутливый полупоклон, на ходу перехватывая летящий в него комплект постельного белья.***
— Зачем ты это делаешь? Ривен не сразу осознает её присутствие рядом с собой, сознание все еще мутное и сонное, он открывает глаза и видит то, как Муза сидит на краю кровати, практически вплотную к нему. Запах ванили вновь жжет его легкие. — Делаю что? — он ерничает, стараясь придать своему голосу напускное спокойствие, которого на деле нет и в помине. Она слишком близко. То, как ни один раз виделось во снах, жарких и неправильных, то как желалось всем существом. И это пьянит не хуже односолодового виски, что подают в местном пабе, за границей Алфеи. — Разрушаешь себя. — Я же хаос, ты сама сказала это, фея. Не уверен, что ты захочешь знать правду. Вдруг твой идеальный пряничный домик разрушится из-за меня? — Ты думаешь, что меня испугает твоя правда? Ривен, я эмпат. Ощущать чужие эмоции — мое проклятие с рождения. — Муза морщится и рвано выдыхает, встречая его взгляд. Ривен понимает — это финал. Баста, он сдался на её милость, выкинув белый флаг. Его охватывает жар, что током по телу, а на языке перекатывается вязкая горечь, когда его собственный мир взрывается на осколки, царапая душу до крови, лишь от одного взгляда светящихся фиалковых глаз, что видят насквозь, без прикрас. Правда изломанная, вывернутая до мяса, перемолотая в прах, волной поднимается изнутри. Защита пала, обнажив его собственную уязвимость. У нее трясутся плечи, а дрожащие руки закрывают лицо. Она вздрагивает, когда он касается её рук, бережно отстраняя их от лица, заключая в свои. — Так не должно быть, Ривен, слышишь? Это неправильно, — у неё в голосе звенят слезы и ещё что-то. Чувство сильное, колкое. Отравляющее. Изманно-неправильное, как и они сами. Чувство, которое изменит привычное навсегда. «Ты не должна по мне плакать, маленькая фея». — Как и все, когда рядом нахожусь я. Между ними расстояния нет, он ощущает её мятно-льдистое дыхание на своей коже, чувствуя озноб и мурашки, бегающие по хребту. А у неё зрачок, кажется, поглотил радужку целиком. Черная бездна. И это не доза, это страшнее. Ривен в её глазах видит отражение своей же собственной зависимости. Только в нём. И осознание реальности этого вышибает почву из-под ног. Пути назад нет. Они дошли до финишной черты. В комнате, кажется, воздух наэлектризован. Коснись и взорвется, распылив все на атомы. Ривен не колеблется ни секунды. Ривен рывком притягивает Музу себе, целуя так, словно он задыхается. Тонет под океанской толщей. Она ему в поцелуй всхлипывает, цепляясь руками за плечи, словно боясь, что он исчезнет как морок из ее собственных эмоций и горьких снов. Её до надломленной отчаянности много. Ривен сгорает, а она холодными руками и губами оставляет ожоги на его теле. Ему хочется удостовериться, что это не сон и не игра воспаленного разума. Но Муза по-прежнему рядом с ним, с тонкими, замерзше-изломанными руками, которые он все еще держит в своих, силясь отогреть. — Это не сон, Ривен. Я настоящая. Он улыбается, закрывая глаза, лишь обнимая её крепче. Ривен думает, что Муза единственное настоящее, что есть в его жизни теперь.