— позволь мне спать с тобой.

уж который час чуя сидит в тёмном кабинете, свет на который, проливает одна-единственная лампочка с изящной люстрой, и рутинно перебирает какие-то важные бумажки. работа с документами явно не его конёк. глаза слипаются, спать хочется безумно, но нельзя. осталось совсем немного, чтобы доделать грёбаный отчёт и уйти наконец домой. прийти и просто завалиться спать, если накахара всё-таки сможет дойти, а не плюхнется на неудобный кожаный диван, забив на все принципы, и не погрузиться в сон. стоило парню только на минуту отвлечься и расслабиться, как тут же тишину разрезал до боли знакомый голос. — чу-уя, привет! — слишком уж бодро произносит, вошедший в кабинет, шатен.  — выйди. — рычит накахара. — не до тебя сейчас. дазай хихикает и уходить, конечно же, не планирует. тихонько закрывает за собой дверь и не так тихо садиться на диван.  — я же сказал, чтобы ты вышел отсюда. — злиться нет сил, по этому звучит скорее как просьба. — чу-у, ну ты чего такой злой сегодня? — странное поведение для дазая. — хочешь, может, помогу? чуя не верит своим ушам. кажется, бумажная работа не идёт на пользу и начинают проявляться слуховые галлюцинации. вопросы так и остаются проигнорированы. — ну хватит меня уже игнорировать, а, — просит гость кабинета, — давай я тебе помогу и пойдём куда-нибудь выпьем.  — если ты хоть что-то в этом понимаешь, то, возможно, ты не так и бесполезен. рыжий сдаётся и устало откидывается на спинку кресла. дазай размеренно подходит к столу и разглядывает бумаги. «слишком умный» — думает чуя, прикрывая глаза.  — эй, ну чего у тебя такое выражения лица, как будто весь день только на это и потратил? чуя вспыхивает. — может, потому, что я и правда потратил на это весь свой день? — парень резко подрывается с места и в упор смотрит на дазая, одновременно поражаясь взявшимся из ниоткуда силам.  — тут можно сделать было всё за пару часов. — отвечает дазай. — позвал бы меня, я бы помог. в ответ накахара закатывает глаза, мол «конечно, ты и помощь мне».  — а сейчас ты ещё злишься. — констатирует осаму. — ты выглядишь необычайно уставшим. отдыхай, я сам доделаю. в любом другом бы случае чуя послал бы парня куда подальше, лишь бы только доказать своё превосходство, но не сегодня. рыжеволосый уступает своё место забинтованному и ложиться на диван, параллельно просит, чтобы его разбудили, если он заснёт. усталость берёт своё и засыпает накахара моментально. осаму доделывает отчёты менее чем через час, благо рука уже набита, и после этого коситься в сторону спящего на диване чуи.  — солнце, — тихо шепчет кареглазый на ухо напарнику, сидя рядом с диваном на корточках, — ты просил разбудить, если уснёшь. чуя лишь выдыхает со словами «отвянь, дазай».       — ты забавный, когда спишь, — всё также тихо произносит парень, заправляя непослушные пряди рыжих волос за ухо. наконец, осаму может насладиться видом прекрасной шевелюры накахары без шляпы. — позволь мне спать с тобой, чуя. — пошёл нахер, извращенец. — сквозь сон отвечает рыжий. — руки свои не распускай и ложись.  — с тобой? — нежно протягивает дазай, не повышая голос. он на девяносто процентов уверен, что чуя просто притворяется спящим.  — на полу, придурок. — ну я же так и простыть могу, а потом заболею и умру-у-у. тебе меня не жаль? — печально-саркастично произносит дазай. — можно лечь с тобой? шатен понимает, что диван маленький и двоим там точно не уместиться, но сейчас его волнует только ответ чуи. неважно: будет дазай спать на полу или уместиться на неудобном диване вместе чуей. важен только ответ. — замолчи и ложись. молчать осаму не любит, а чую, возможно, чуть больше чем молчать. шатен не предпринимает ничего, только возвращается в кресло и вновь пересматривает бумажки.  — а вот тут, — дазай осознаёт, что рыжий находится к нему спиной, но всё же продолжает умничать, — ты допустил ошибку. чуя отчётливо слышит это, желая сорваться с места и врезать незваному гостю, но сил не остаётся. — ну так исправь её, — кидает накахара, осознавая, что поспать при таком раскладе у него никак не выйдет. — или забей, я сам завтра доделаю.        — разве мори не оторвёт тебе голову, если отчёты не будут у него до шести утра? — заткнись и делай отчёты. дазай хмыкает, но продолжает копаться в бумагах, создавая раздражающий шум, смешивающийся с мотивами какой-то весёлой песенки про суицид, в кабинете. — какой же ты идио-от. — тихо тянет с неудобного дивана чуя. — перестань раздражать меня и закрой рот.  — как скажешь. — мягко отвечает осаму, что-то яростно обозначая в документах. заснуть накахаре больше не удавалось, несмотря на усталость и сонливость. как-то странно на него влияло присутствие дазая, который то и делал, что сверлил чую взглядом время от времени. рыжий прям чувствовал эти холодные суицидальные глаза, шарящие по его спине. не мешало бы перевернуться на другой бок, но с осаму встречаться взглядами не хотелось уж никак, а на спине спать не вариант. ещё чуть-чуть бы и нервы чуи просто-напросто сдали, если бы шатен не выключил свет, покидая кабинет. — господи…— выдохнул накахара, радуясь тому, что наконец сможет поспать, пусть даже на неудобном диване на рабочем месте. уже всё равно.  — не знал, что ты ходишь в церковь. — выдал дазай, вновь заходя в кабинет. — что? — непонимающе спрашивает накахара, усердно пытаясь переварить сложившуюся ситуацию и не находит ничего лучше, чем сказать: — выйди отсюда. — тебе придётся постараться, чтобы выгнать меня, — ухмыляется дазай и комнату вновь заполняет яркий, почти ослепляющий, исключительно для чуи, свет. — я так просто не ухожу. сколько чуя себя помнит, осаму всегда был таким: надоедливым и всегда возвращался, даже когда казалось, что ни слуху ни духу от него не должно быть. словно собака. — дазай, ты собака. — накахара и сам не знает, что сподвигло его на такие откровения, ведь оскорблением это назвать нельзя было уж никак. точно не по отношению к шатену.  — ух ты, а с чего такие мысли? — парень опирается руками о стол, рассматривая спину напарника. — ну, а вот с чего бы тебе сюда возвращаться? дазай хмыкает и секундно улыбается, но даже это движение рыжий «слышит». — за тобой, может. — загадочно ведёт свою игру осаму. — а, может, я спать тут буду. тебе можно, а мне нет? — да и пожалуйста! — неожиданно выдаёт накахара и переворачивается на другой бок, оказываясь лицом к собеседнику. — только ты спишь на полу. дазай потирает затёкшую шею, осторожно проводя по участкам незабинтованной кожи, параллельно улыбаясь. улыбка не похожу на ту его ухмылку, не похожа на насмешку, но и не даёт надежд на самую большую искренность. осаму улыбается так, будто уже выиграл в какой-то своей игре, понятной только ему и никому больше. он лишается точки опоры, как только решается подойти практически вплотную к накахаре и присаживается рядом с его лицом на корточки. — чёрт, а ты заставляешь прибегать меня к тяжёлым физическим нагрузкам, — беззлобно выплёвывает суицидник, — твой рост даже в лежачем положении доставляет неудобства.  — неудобства у тебя будут, когда будешь на коленях стоять, — фыркает мафиози, не способлясь на большее, — и тогда попросишь пристрелить тебя, как собаку. дазай шумно выдыхает. — как же ты красиво рассказываешь, чу, — рука осаму перемещается на щеку напарника, — тебе нравиться убивать собак? по этому ты сравнил меня с ними? «какой же ты придурок» — цедит накахара, пытаясь не вспыхнуть тут и сейчас. пора бы уже привыкнуть к постоянным нелепым шуткам, саркастичным подколам, которые не всегда были понятны сразу, попыткам суицида и пассивной агрессии. привычка вырабатывается двадцать один день, а ненависть к дазаю растёт с годами.       но это такой же обман, как и то, что земля плоская. у каждого по три теории и по четыре точки зрения в голове, но каждый из них всегда будет прибегать к самой популярной и лишь изредка к самой безумной. цель у последней — выбесить. выбесить так, чтобы аж до скрежета зубов, трясущихся рук и коленок, пожара в голубых глазах и применении физической силы. дазай не раз говорил, что хочет безболезненной смерти, но продолжал страдать от боли, пусть и ничтожной, по его мнению, ударов чуи. осаму всегда повторял, что ожидал большего, а потом уходил рассматривать синяки на своём теле, прокручивая в голове мысль, что пора бы уже остановиться так необдуманно рисковать своим здоровьем. дазай абсолютно точно знает, что чуя не даст ему умереть. хотя бы от своих собственных ударов в живот в порыве ярости, будучи обозлённым на очередную шутку про рост. и если до этого девятьсот девяносто девять шуток удачно были пропущены мимо ушей, то эта была последней каплей. — я сравнил тебя с собакой только потому, что ты такой же беззащитный мудак, который не может дать отпор. — выдыхает чуя. — и который всегда возвращается к своему хозяину.  — интересно ты сказал. — хмыкает шатен, убирая руку. — я позволю себе подумать над этим перед сном. — ты и правда собрался здесь спать?       чуя хочет получить удовлетворительный для него ответ, а получает весёлое и бодрое «конечно». — ну не будешь же ты спать на неудобном узком диване, который ночью прилипнет к твоему телу, — накахара идёт в наступление, — или ты предпочтёшь спать на твёрдом столе? а, может, на холодном полу? или примешь самую неудобную позу в кресле и ещё неделю не сможешь избавиться от болезненных последствий своего желания остаться здесь? дазай выдаёт сдержанный смешок, означающий, что его переиграли в его же игре. но никак не победили. — ну я же не оставлю тебя здесь одного, чуя, — самоуверенное лицо сменяется милой улыбкой, — вдруг тебя украдёт кто, дураков хватает.  — единственный дурак здесь ты. — но всё равно, — обзывательство пропущено мимо ушей, — я бы хотел остаться здесь до самого утра. чего добивается дазай — остаётся загадкой аж до четырёх утра. суицидник не ложиться ни рядом, ни где-то в другом месте. даже не предпринимает попыток уснуть и хоть как-то поддержать свою теорию. чуя не дурак, уже сам догадался, что визит дазая в ночное время так просто не обходится. осаму очень часто, чуть ли не постоянно, искал себе выгоду. скорее даже не выгоду, а выгодное положение, в котором он легко сможет выиграть и добиться нужной цели. вот так легко заграбастать себе то, что по логике не должно принадлежать ему.       слишком сложно было предугадать действия дазая, зачастую они не поддавались логике. копаться в голове дазая — мёртвое дело. сам чёрт ногу сломит. помимо тысячи и одного способа суицида, его голова таит кучу секретов, которые легко могут довести их обладателей до плачевного состояния, если о них кто-то узнает. чуя всегда удивлялся умению дазая даже в самых ответственных моментах дурачиться и нести чушь про смерть. накахаре уж никак умирать не хотелось и он просто закатывал глаза, ожидая конца суицидального монолога напарника. но осаму также неожиданно находил выход во многих сложных ситуациях, так что рассуждения о смерти обязаны были отойти на второй план и подождать до следующего задания. — скажи…— выдыхает чуя, поглядывая на дазая, развалившегося в кресле и сложившего ноги на стол, — ноги убери, животное!  — ладно-ладно. — недовольно фыркает осаму и принимает более-менее достойную позу. — спрашивай давай, коротышка. глубокий вдох, такой же глубокий выдох, и дазая уже не хочется убивать. — ты же никогда не позволишь убить себя, да? — накахара ловит на себе обескураживающий взгляд. — ну в том смысле, что никогда бы не умер от чужой руки. я прав? — воз-мож-но. — протягивает шатен и теперь его глаза внимательно рассматривают ручку, а не напарника. — но разве это ты хотел спросить? чуя не понимает. искренне и по-глупому, но до него не доходит. поразительно. таким простым вопросом-уловкой, заставляющим усомниться в своих словах и мыслях, оказывается, легко можно на несколько секунд, а то и на минуту, заткнуть рот накахаре. «чёртов манипулятор» — доносится из чертогов разума.  — это простой вопрос. — расслаблено выдаёт осаму. — соизволишь ответить? — хватит вываливать на меня свои манипуляции, — фыркает рыжеволосый, — мы с тобой не один год знакомы. хоть ты меня и бесишь, однако я просто обязан запоминать твои уловки. только по заинтересованному лицу дазая можно было понять, что оставшиеся несколько часов они проведут достаточно интересно. теперь, может, даже агрессивнее и осторожнее, но в тысячу раз захватывающе, нежели до этого. — чуя, посмотри на меня. — просит осаму, не покидая кресла, в котором, кажется, увяз хуже, чем в болоте. — переведи взгляд с люстры на меня.  — ну чего ещё? — нехотя бросает своё занятие накараха. рыжий бы давным-давно уснул, если бы не раздражающий, ещё живой, к сожалению, источник звуков. меньше всего хотелось проснуться от «поцелуя прекрасного принца» или чего хуже. — позволь мне спать с тобой. опять. снова. — звучит как издёвка, — самоуверенно хмыкает парень, — дазай, в гробу поспишь.  — звучит замечательно! — шатен моментально оживился и перевёл взгляд на люстру, дабы избавить её от одиночества. — не думал, что с тобой можно вести такие увлекательные беседы. «ах, если бы с тобой можно было бы отдохнуть, то я, возможно, сказал тебе практически то же самое» — чётко следует в мыслях и заставляет ещё больше растечься по дивану, прикрыть глаза и восстановить дыхание непонятно из-за чего даже. четыре часа утра приходят быстро. дазай и правда пытался докопаться к чуе, но не смог. после пары-тройки раз шатен просто оставил эту безнадёжную затею. времени докопаться к напарнику у него ещё будет, а времени на сон совсем не остаётся.

***

в пол седьмого чуя уже не спит. — ну и зачем? — фыркает рыжий в попытках вновь принять удобную позу и поскорее избавить себя от маячещего ощущения тревоги в обществе суицидника.  — тебе нужно сдать отчёты, — шепчет осаму, сидя практически рядом с головой напарника. — иначе тебе конец. залезть в голову дазая непросто. практически невозможно. он хорошо разбирается в людях, может предугадывать их действия и опережать неминуемые последствия. но кто разберётся в нём? тайном и загадочном шатене, который мечтает совершить самоубийство с прекрасной дамой. никто ведь так и не знает почему дазай так просто говорит о собственное смерти, предпринимая попытки поскорее отправиться на тот свет. «тебе в рай точно попасть не суждено» — однажды выдал накахара. на вопрос «почему» он ответил кратко: суицидники в рай не попадают. «а с твоими грешками и подавно» — добавил. с тех пор дазай теряется в своих чувствах. яро хочет умереть, но не позволит организовать это чужой руке, сжимающей пистолет. осаму слишком горд. осаму слишком самостоятелен. — дазай, выйди-и-и, — протягивает чуя и его берут за руку. — дай я посплю, а потом продолжишь меня грузить хренью про суицид.  — с тобой разве что парный. — взгляд останавливается на чёрных перчатках, скрывающих, наверное, ну о-очень изящные пальцы. — даю тебе минуту на размышления: я ложусь спать с тобой на одном диване или ты встаёшь и приводишь себя в порядок, а затем несёшь отчёты. чую что-то смутило в этих словах, но он слабо помнит, что именно. — пошёл ты, осаму.  — куда? — вместо меня. — накахара сладко зевает и продолжает: — отдашь бумажки и приходи спать, а то мне холодно. ухмылка не сходит с дазаевского лица. парень практически обжигает ухо напарника своим дыханием. слишком близко. — то есть тебя не смущает, что отчёты за тебя делал член вооружённого детективного агенства? — шёпотом, но слишком громко отбивается в ушах. — и сейчас ты просишь его отнести важные документы боссу портовой мафии, а затем вернутся и спать с тобой на одном диване? три. два. один. до чуи наконец дошло. — господи…  — слишком уж ты любишь церкви, чуя. — саркастично, теперь уже во весь голос выдаёт бывший напарник. — ну так что? накахара моментально вскакивает на ноги. организм таких ошибок не прощает, моментально отзываясь не только головной болью, а и во всём теле. — сядь. — приказывает дазай и чуя осознаёт всю суть своего положения теперь уже до конца, предпочитая повиноваться. — теперь ты собака, забавно. осаму ели сдерживает вырывающийся наружу смешок, лишь бы рыжий не сорвался.  — ну уж не я вернулся ночью к своему бывшему напарнику в кабинет и ненавязчиво предлагал переспать. — ровно выдаёт накахара, наблюдая за каждым действием гостя. — собака здесь по-прежнему ты. — как тебе угодно, чиби. снова хитрости и уловки, играющие на покорности и уверенности в правильности сказанного противником.  — мне жаль, что ты услышал в моей просьбе желание переспать. искренне и вполголоса. — мне жаль, что такой идиот как ты, — срывалось на рык, но под конец приобрело спокойный характер, — не приходит развлекать меня каждую ночь. удивлённый вдох дазая и тёплая улыбка чуи. два взаимно ненавистных взгляда, устремлённых на стопку аккуратно сложенных бумаг. тихие перешёптывания о том, что слежка необязательна, чтобы прийти в гости и уже вслед громкие обещания убить друг друга когда-нибудь. — но собака всегда возвращается к хозяину. — победно говорит накахара.  — если её не собьёт машина, конечно. — делает свой вклад в диалог дазай, за что чуть не огребает. — ну это же правда жизни, а на правду не обижаются! — если бы ты был собакой, то я бы тебя сбил.  — как это мило, чуя! — осаму наигранно смахивает слезу. — ты такой романтик, как не выспишься. — а ты всегда останешься для меня таким же идиотом-суицидником. каждый из них запомнит эту ночь навсегда, ведь нельзя забыть две неудачных и одну удачную попытку вывести дазая из офиса портовой мафии. нельзя забыть рассказ осаму о том, как он вообще оказался там. нельзя упустить шанс скинуть шатена с окна за очередную безобидную шутку над ростом. но обязательно нужно дать обещание встретиться ещё раз. — я зайду когда-нибудь. это когда-нибудь войдёт в привычку ждать друг друга каждую ночь. самые наблюдательные будут настораживаться, а все остальные молча недоумевать. на глазах у всех будут ссоры и бесконечные ругательства, а по ночам задушевные разговоры и глупые шутки. — я буду ждать.