***
Порой ты теряешься во времени. Смотришь на стрелку часов и понимаешь, что она стоит. Не делает шаг вперед, не идет назад. Смотрит на тебя в ответ. В такие моменты обычно ты ощущаешь свою голову полой и слишком большой. Сердце стучит у тебя в висках, но это происходит не потому что ты испытываешь страх. Скорее, это страх испытывает тебя. Объяснить это, увы, невозможно. Это чувство остановившейся стрелки приходит всегда внезапно. Иногда тому причиной выступает не та фаза луны, не удачный день или еще что-то достаточно простое и понятное, но все чаще это происходит в определенных местах, в которых времени в целом не существует как такового. Что с этими местами не так? Увы, знают лишь сами эти места. Что по-настоящему пугает, так это то, что ты никогда не знаешь, где это самое место находится. Им может быть всего одна комната, целая улица, город. Кто-то может жить там и с ним никогда ничего не случится. Кто-то не протянет там и минуты. Почему? Наверное, причиной тому выступает человеческая слабость. Умный волк не нападет на сильную овцу. Он найдет ту, что больна. За ней не придется много бегать. Ее поимка, это лишь вопрос времени. Эдди был слабой овцой. Он даже был склонен думать, что из всех своих друзей являлся самым жалким. Разве что, он был весьма удачливым мальчишкой. Конечно, думать в таком ключе глупо, но ко всему прочему, Каспбрак твердо убежден, что все это началось из-за него. Да, бессмысленно спорить с тем, что неудачники являлись легкими мишенями, однако это именно от него веяло на десять километров этой аурой беззащитного щенка, не ударить которого под бок, очень сложная задача. Уж слишком велик соблазн. Немного неловким движением Эдвард передергивает затекшими плечами, а после кончиками пальцев дотрагивается до своего бока. Интересно, синяк уже прошел? Это вряд ли. С той ночи минуло слишком мало времени. Немного боязливо парень приподнимает край кофты, а после дотрагивается холодными кончиками пальцев до сухой кожи, по которой тут же пробегаются мурашки. Плавное движение влево, направо, выше, ниже. Ничего. Здесь работают невероятные врачи, потому что самому Эдди помниться, что на его теле не было ни одного живого места когда он видел их в последний раз. Беверли, Ричи, Стэна, Билла, Бена и… Майка. Бедного Майка. В ушах звенит. Горло пересохло. Глаза болят. Ступни вспотели. У Эдварда начинает дергаться глаз от безостановочно потрескивающей над ним лампы. Вновь и вновь над ним раздается этот противный звук. Трещит, словно бы кузнечик, нет, словно бы у него над ухом кто-то очень медленно рвет ткань. Треск. Треск. Треск. Каспбрак поджимает пальцы на ногах и в кровь закусывает губу. Он чувствует присутствие чего-то лишнего сзади. Того, чего и в помине нет на свете. Это что-то тяжелое, черное, всепоглощающее. От него не скрыться и не сбежать. Теперь оно всегда будет рядом, до того само момента пока Эдвард не издаст свой последний вздох и если верить тому что пишут, этот момент наступит очень скоро. Вы чувствовали когда-нибудь затылком то, как улыбается тьма? Как она бесшумно раскрывает свою пасть, а после нависает над вами, готовая клацнуть зубами в любой момент? И вот когда ее клыки встретятся, тогда она полностью вас поглотит и тогда не будет больше никакого завтра. Но убивать вас не в ее планах. Это слишком просто. Вместо этого она будет стоять позади. Дышать в спину, дотрагиваться до вашей шеи и проходится языком по пяткам. Ей нравится, когда вы вздрагиваете, так что, будьте умнее Каспбрака, кричите. Кричите что есть мочи, стройте из себя сумасшедшего, бегите так, словно бы ваш бег имеет хоть какое-то значение. Не стройте из себя героя. Тьме это не нравится. Неужели вам станет легче, если ее глупые пугалки перерастут во что-то большее? Слишком поздно. Эдди чувствует, как тьма смыкается над ним. Вот она аккуратно обнимает его за плечи, лезет в нос, рот и уши. Поселяется в сердце, а он уже и не сопротивляется. Смысла нет. Им всем уже некуда бежать. Они, за прошедшее время, лишь подтвердили свой статус стада овец. Пришло время за это отвечать. Здесь оно его не достанет. Каспбрак убежал достаточно далеко. Он обманул смерть. Они одурачили ее как настоящего ребенка. Да, многое в них уже не изменить, многое не станет прежним, но Эдди победил. Тьма может душить его сколько душе угодно. Отныне, страх не является для него преградой. Так оно всегда. Первый раз прыгать с трамплина страшно. В сотый, нет. По-прежнему ты знаешь, что можешь разбиться, все еще не до конца уверен в своих силах, однако прыгаешь без задней мысли. Для тебя это норма. Если учесть все, через что прошел Эдвард, страх это норма для него. Над ухом раздается смех. Заливистый, озорной. Это девочка, судя по всему ей лет шесть, может чуть больше. Прекрасный смех. Добрый. Первое время. В полной готовности Каспбрак зажмуривает глаза, веки которых наполняются свинцом. Он слышит это не в первый раз. Это просто нужно перетерпеть. Медленно, но верно смех начинает перерастать во что-то иное. Сначала голос становится все более звонким. В нем начинают ощущаться металлические нотки, и даже лязг ножа об нож. Вскоре звук становиться громче и тогда Каспбрак жмуриться еще сильнее. Уши зверски болят, а комната начинает кружиться. Эдди не видит этого, но чувствует, как пол идет волной, как из половиц его с противным хлюпаньем выступает вода. Тьма привлекает его внимание. Хочет, что бы парень заметил ее, но он продолжает игнорировать все, окружающее его, и тогда знакомый голос переходит просто на визг. Этот звук настолько громкий, что Эдди даже перестает слышать свое сердце, хотя быть может, оно просто прекращает биться. Теперь голова раскалывается настолько сильно, что Каспбраку и самому хочется закричать от боли, вот только это лишь усугубит ситуацию. А между тем, вода доходит до колена. Вязкая, грязная. Она пахнет болотом и разлагающимися трупами. Бурлит словно лава и правда в том, что под ней подросток не может шелохнуться. Она весит тонну, а быть может, просто парализует тело. Безысходные ванны. Так назвал это явление Тозиер, и название это идеально подходило под происходящее. Все от того, что принимая их, ты ничего не можешь предпринять. Ничего. Лучший выход закрыть глаза, потому что так, ты хотя бы не будешь видеть трупы, плавающие вокруг тебя. Да… Помниться неудачники придумали много правил о том, что нужно делать, когда тьма наступает. Одно из них гласило: «Если кто-то застрял. Утопи утопающего.» Впрочем, зря они его не соблюдали. Хотя? Изменило бы это хоть что-то? Навряд ли. А между тем вода доходит до груди, подступает к подбородку, двигается выше. В первый раз Каспбрак задержал дыхание, в этот, напротив, выдохнул все, что было в его легких. Оно не убьет его. Оно не сможет это сделать. Он слишком далеко от его дома. Здесь, оно бессильно. — Эдвард. — Раздается внезапно не слишком знакомый голос какой-то женщины и тогда Эдди вздрагивает всем телом, резко открывая глаза. В первую секунду его слепит от ужасной белизны помещения. Парень досадно шипит, но на удивление, лишь сильнее распахивает глаза. Иногда находиться в пустом свете куда приятнее, чем в кишащей неизвестно чем тьме. Спустя какие-то несколько секунд его зрение приходит в норму, и тогда взгляду подростка предстает не слишком молодая женщина, с коротким вьющимися колоссами. Ее лицо обеспокоенно, складка между бровями напоминает коршуна, а кулачки грозно сжаты. Обычная такая женщина, однако видеть ее — настоящее облегчение для Каспбрака, что он не скрывает, достаточно резко приземляя свой лоб на поверхность стола, за которым он все это время сидел. Сердце стучит в ушах, дыхание сбито, но Эдди ощущает гордость за себя. Победа вновь осталась за ним. Какое по счету это было погружение? Когда он перестал их считать? — Эдвард, ты плохо себя чувствуешь? Мне позвать врача? — обеспокоенно интересуется женщина. — Нет, спасибо. Со мной все в порядке — хлюпающим из-за скопившейся в горле мокроты голосом ответил Эдди, попутно выпрямляя спину. Женщина же пробежалась по его лицу глазами, а после, чуть покачав головой, достала из своего нагрудного кармана белый носовой платок, тут же принимаясь мягко постукивать им по нижней губе подростка, после, переходя на подбородок. — Ты снова прокусил свою губу — сказала она с легким осуждением. — Снова? — немного удивленно переспросил Каспбрак. Да, по правде говоря, он часто делал подобные вещи, однако от куда этой мамзель о таком знать? — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты делаешь это — незнакомка немного устало вздохнула, а после всучила платок в руки ничего не понимающего Эдварда. Тот тут же принялся лихорадочно его перебирать, разглядывая багровые пятна. — В этом есть какой-то смысл? — Во всем есть смысл. — Каспбрак ненадолго примолк, стараясь вспомнить свою собеседницу. Лицо знакомое, даже очень, но имя, как и личность, ускользают из головы. Где же он мог ее видеть… — Меня зовут Эрин — словно бы прочитав мысли подростка, бросила женщина совсем не зло. — Простите, у меня плохая память — неловко отведя взгляд ответил Эдди. Да, кажется, он помнит ее. Она встретила его, когда он попал сюда. Вроде как, хорошая женщина. Ей можно доверять. — Вы британка? — Нет, мои родители просто были любителями красивых имен. — Мои тоже, хотя я и не думаю, что Эдвард — это красивое имя. — Но оно красивое, как минимум, благородное. —Вы не первая кто мне говорит об этом — по комнате раздается довольное хихиканье и тогда Каспбрак окончательно успокаивается. Как он мог забыть о Эрин? В последнее время в его голове жуткий беспорядок. Над этим стоит поработать. — Когда я смогу уйти? — Это зависит только от тебя. — Я должен что-то сделать? — Да. Должен. Послушай, третьего июля ты был обнаружен возле загородной трассы близ Национального леса Писга, Северной Каролины. Тебя заметил проезжающий мимо дальнобойщик. Этот мужчина вышел из машины, спросил о том, как ты попал туда, а после привез сюда, потому что ты не ответил ничего толкового. Помнишь это? — Да — задумчиво произнес Эдвард, старательно складывая носовой платок пополам. Снова пополам. Еще раз и еще. Остановился парень лишь тогда, когда кусочек ткани перестал как-либо реагировать на его манипуляции, после, тут же начиная свое нехитрое занятие сначала. — Я могу связаться с моей матерью? — Мы уже связались с ней, тебе не о чем переживать. — Она заберет меня? — Да, конечно же, заберет — голос Эрин звучал успокаивающе бархатно, а вместе с тем сухо и как-то официально. Это немного раздражало. — Я не могу долго ждать — уверенно бросил Каспбрак, подняв глаза на женщину. — Куда-то спешишь? — Чуть повернув голову на бок, спросила она. — Да, я должен встретиться с моими друзьями. Сколько времени? Возможно, я опаздываю. — Во сколько и где вы встретитесь? — В четыре по полудню у старой водоколонки. — У тебя еще много времени. Сейчас только одиннадцать. Эдвард шумно выдохнул, а после расслабленно облокотился на спинку стула. Единственное чего он не мог допустить это своего опоздания. Они тогда четко договорились. Все выжившие должны прибыть на место, иначе никак. Не пришел? Значит, ты мертв, а мертвым быть Эдварду совсем не хотелось. — Во всяком случае, мне нужно, что бы ты ответил на парочку моих вопросов. Только тогда ты будешь свободен. Будь честен, хорошо? — Да, конечно. Как скажите. — Хорошо. Эдди, когда тебя обнаружили, ты был очень сильно изранен, но, что важнее, экспертиза показала, что на твоей одежде была не только твоя кровь. Как ты можешь это объяснить? — Думаете, что я убийца? — Мы ничего не думаем, просто хотим разобраться во всей этой ситуации. Так? Каспбрак притихает и тогда до его слуха вновь доносится этот раздражающий звук вечно потрескивающей лампы. Помниться, в кабинете биологии был такой же. На тестах это все время отвлекало. Ничто не помогало, ни закрытые пальцами шути, ни щелканье ручки, ни болтовня соседа. Раздражал этот звук настолько, что Эдди приходилось читать каждое задание в тесте по несколько раз, только для того, что бы дойти до его логической точки. И вот теперь от него требовали, чтобы он что-то рассказал и объяснил необъяснимое, в то время как этот звук не представлял такой возможности. — Мои друзья были ранены, не удивительно, что их кровь была на моей одежде — наконец, выдавил из себя Эдвард, вновь возвращая все свое внимание носовому платку. — На вас кто-то напал? — буднично поинтересовалась Эрин, что-то записывая в своем блокноте. — Да. — Кто? — Кто бы это ни был, Вы не поверите мне. — С чего ты это взял? — Я бы на Вашем месте, не поверил — Слегка пожав плечами, выдохнул Эдвард. — И все же, на моем месте я, а не ты. И ты пообещал не врать мне. — Эдди на слова женщины глуповато усмехнулся и тогда она строго нахмурилась. — Я сказала что-то смешное? — Нет, ничего. Просто, Вы просите меня назвать личность, которую можно было бы посадить за решетку, но я не вижу это возможным. Разве что, Вы обнесете весь Национальный лес Писга забором и наречете его проклятой землей. — Что ты имеешь в виду? — То, что никакой страшный маньяк нас не преследовал. Понимаете, меня нашли близ этого леса, куда я и бежал, потому, как лишь переступив его границу, я мог ощутить себя в безопасности — Голос Эдварда был сонным. Ему казалось, словно бы он поясняет этой женщине элементарные вещи, которые она, от чего-то, никак не хочет принимать. Хотя, в каком-то смысле парень понимал ее, ведь и сам он не так давно был таким же непросвещенным. — Ты хочешь сказать, что это лес напал на вас? — Нет, но это все равно вернее версии с маньяком. Просто, некоторые места уже сами по себе опасны и этот лес не исключение. — Пусть будет так — слегка кивнув согласилась женщина, совсем при этом не выглядя убежденной. В любом случае, Эдди не было необходимым, что бы ему поверили. Достаточно того, чтобы выпустили. — И как же ты оказался в этом лесу? — Мы. Нас было семеро — поправил Эрин подросток. — Да-да. Вы. Как Вы там оказались? — Если я скажу только это, вы мало что поймете. Скажем так, мои друзья хотели прекратить то, что происходило с нами. — И что с вами происходило? — Говорю же, Вы ничего не поймете, если я вот так буду отвечать на вопросы. — Но я должна разобраться в произошедшем. — Вряд ли я могу чем-то с этим помочь — мягко улыбнувшись, ответил Эдвард. — Могу я идти? — Не можешь. Я еще не услышала то, что мне необходимо. Давай так, начни говорить с того момента, который сам считаешь верным. Как тебе идея? — Эрин в ожидании приподняла брови, а после сложила руки перед собой, как это делают первоклашки в свой первый учебный день. — Это займет много времени. Я тороплюсь. — Я подвезу тебя, не переживай об этом — Каспбрак, прибывая в немного сонном состоянии, обвел комнату взглядом, пару раз покрутил в руках носовой платок, а после вновь размял плечи, мышцы которых жутко гудели. — Хорошо — выдохнул он, опять закусывая губу. — Моя мать… Была озабочена моим состоянием. После смерти отца я замкнулся в себе, стал более беспокойным, нежели раньше. Мне диагностировали невроз в конце учебного года, и поэтому она решила отправить меня в летний лагерь. Сказала, что свежий воздух и отдых пойдут мне на пользу. В свете произошедшего, я не могу с ней согласиться, но ее вины в этом нет.***
Это началось в конце десятого класса старшей школы. Эдди уже тогда готовился к экзаменам, собирался поступать на врача и всем сердцем гордился своим выбором. Он посещал курсы, знал правила оказания первой помощи, не был слишком дружен с прочими ребятами, но и не отличался одиночеством. У него было два-три друга, этого было достаточно. По вечеринкам Каспбрак не мотался, алкоголь употреблял только по праздникам, девочками не увлекался, отдавая предпочтение учебникам по анатомии. Это привлекало его. Строение тела, кости, мышцы. Парню казалось безумным все то количество того, что может в нашем теле пойти не так. Действительно ведь человек сам по себе очень нежное существо. Так много мелочей может его погубить. Ты можешь просто слегка удариться головой и заработать себе Аксональные повреждения в мозгу, которые в него же будут осуществлять кровоизлияния, а можешь выпасть из окна третьего этажа и отделаться легким испугом. Безумно, не правда ли? Одного Эдвард никогда не понимал. Работу психологов. Понятное дело, психиатры, можно так сказать, лишь облегчали мучения душевно больных, выписывая им таблеточки во время обострений. Все же, ни шизофрения, ни маниакально-депрессивный синдром, ни что-либо иное лечению не подлежит. А что психологи? Им ты максимум можешь присесть на уши. Мне плохо. Меня обижают. Никто не понимает. Я не такой как все. Разве это болезни? Разве это лечение? Убедится в подлинности душевных заболеваний, парню пришлось очень скоро. Его отец был вполне обычным, среднестатистическим мужчиной среднего возраста. С матерью тот не сорился, сына любил, работу посещал, на старость откладывал. Все как у всех, так думал и сам Эдди, однако мистер Каспбрак оказался не таким простым как прочие. Однажды Эдвард пришел со школы. Матери дома не было, она работала допоздна, но у отца должен был быть выходной. В доме тогда пахло беконом и яйцами, это Эдди запомнил на всю жизнь. — Ты недавно встал? — спросил подросток из коридора, скидывая свои кроссовки с ног. Ему тогда подумалось, что отец как всегда засиделся ночью за документацией, а потому проспал до победного, лишь сейчас решая позавтракать. — Найдется и для меня что-нибудь? Сегодня Мистер Фелчек принимал нормативы на бег, так что я голодный как собака. Мистер Каспбрак всегда отличался своей доброжелательностью и разговорчивостью. В их семье было нормой общаться друг с другом через несколько комнат, поэтому Эдди немного насторожился, когда не услышал никакого ответа. Слегка нахмурившись, парень прошел на кухню, рассчитывая увидеть там отца, однако там его не оказалось, зато на обеденном столе стояла яичница с беконом, на которой кетчупом был нарисован довольный смайлик. Отец делал так иногда, когда готовил завтраки для сына, это было их некой традицией, а потому Эдвард мягко улыбнулся самому себе, чуть фыркая под нос. — В маркере возле школы скидка на пиццу. Может, устроим сегодня ночь кино? Там твоя любимая тоже есть — немного нетерпеливо засовывая в рот жирный и хрустящий кусочек бекона, выкрикнул Эдди. Он был голоден, но садиться за еду так нормально и не поздоровавшись, казалось ему не правильным, а потому он достаточно резко отвернулся от тарелки, направляясь в сторону гаража. Возможно, отец просто капается в машине. — Пап? — спросил у пустоты Каспбрак, теперь уже хмурясь по-настоящему. Не мог ведь мужчина уйти в магазин или еще куда. Еда все еще была горячей, он наверняка снял ее с плиты несколько минут назад. К слову, в гараже никого не было. Туалет был свободен, гостиная пустовала. Эдвард начинал волноваться. — Ты здесь? — спросил он чуть неуверенно, проходя в кабинет отца, а после шумно выдыхая. — Боже, я уже испугался, что что-то могло случиться. Так, ты слышал то, что я сказал? Что на счет, того что бы закупиться пиццей? — мистер Каспбрак сидел за своим столом, повернувшись лицом к окну, продолжая молчать. Тишина эта давила на мозги и у Эдди даже успели пройтись мурашки по коже. — Пап, все нормально? — спросил он, подойдя впритык к чужому столу, чуть шоркая своими носками о ворс ковра. В ответ вновь прозвучала тишина. — Это не смешно — недовольно сведя брови на переносице, фыркнул Эдвард, после тут же обходя единственную преграду, что отделяла его от родителя. Прибывая в жутком нетерпении, Каспбрак дернул на себя подлокотник компьютерного стула, и тогда всего его бросило в холодный пот. Лицо отца было бледным. Глаза были широко распахнуты, а изо рта вытекала вязкая пена. Весь он был похож на тряпичную куклу, ниточки для управления которой кто-то безжалостно оборвал. Одет он был в свой самый лучший костюм, на руке красовались любимые часы, а на шее ярко красный галстук, побагровевший от пропитавших его слюней. Лицо было абсолютно пустым и безжизненным. Каспбрак резко пискнул от страха, сковавшего его тело, а после инстинктивно сделал шаг назад, тут же наступая на валяющуюся внизу баночку, которую, от чего-то, прежде не заметил. Нога его проскользнула, и тогда подросток с грохотом повалился на пол, задевая стул той ногой, что оказалась в полете. Издав противный скрежет кожи о ткань, тело, подобно мешку забитым опилками, рухнуло следом, придавливая Эдварда к ковру. Поначалу Эдди, хорошенечко стукнувшийся лбом об пол, толком ничего и не понял. Из его легких выбило воздух, в глазах заплясали звезды. Все что он чувствовал, это фантомную боль в спине, а еще непосильную тяжесть сверху. Звуки, кажется, перестали существовать как таковые. Первое, что увидел Каспбрак, с трудом открыв глаза, это пустые глаза, с уже подсыхающими белками. Первое что он ощутил, это затекающие ему за шиворот пену и слюни. — БОЖЕ! — Что есть мочи выкрикнул Эдвард, совсем забывая о своем атеизме. Он затрепыхался всем телом, упер руки в грудь отцу, стараясь выбраться из-под того, однако все было тщетно. Парня трясло и лихорадило от страха, и вес мертвого тела никак не помогал в данной ситуации. Вот, вы знали, что мертвые тяжелее живых? Все это происходит от того, что их мышцы обмякают, превращая их в настоящие болванки. Трясущимися руками Эдвард наконец смог ухватиться за ворот рубашки отца, выпрямляя локти над собой. Дыхание его сбилось, сердце стучало где-то в глотке, а с губ срывался только позорный визг, смешанный с рыданием и словами, которые разобрать было невозможно. Секунда. Всего секунда одарила его последующими нескончаемыми кошмарами. Дело в том, что Эдвард допустил страшную ошибку. Он посмотрел на лицо отца, что нависало над ним, заглянул в самые глаза и увидел в нем смерть во всем своем воплощении. Глухую, до просьб прочих, слепую, до морали и немую в объяснении причин происходящего. Также Эдди запомнилось то, как слюна отца, скопившееся с левого уголка губ, сначала превратилась в увесистую каплю, после тихо склонилась к низу и упала ему на щеку. Стоило ей соприкоснуться с кожей, как затихший на какое-то время Каспбрак вновь издал блаженный крик ужаса и страха, со всей мочи отталкивая от себя тело, которое тут же глухо стукнулось об пол рядом. Не медля ни секунды, Эдди подорвался с места, а после бросился бежать. Ноги его заплетались между друг дружкой и были ватными, неуправляемыми. Из-за этого он все время спотыкался, падал, Вставал и бежал вновь. На лестнице на последний этаж Каспбрак споткнулся и полетел вниз, собирая на свое тело синяки и ушибы, продолжая визжать и пищать словно девчонка. Когда ступеньки закончились, тогда Эдди, что было силы, стукнулся лбом об пол, содрогаясь в рыданиях и всхлипах. Страшно и думать, что бы он делал дальше, если бы соседи не вызвали на все эти блаженные крики полицию. Что он помнит еще? То, как сидел на кухне. Вокруг ходили полицейские, в дальней комнате плакала мать, а все что он мог делать — это смотреть на улыбающуюся яичницу. Давно холодную. В итоге полицейские предложили такое развитие событий: мистер Каспбрак покончил жизнь самоубийством. Буквально перед приходом Эдди домой он приготовил сыну завтрак, после, поднялся в свой кабинет, оделся во все самое лучшее и принял тридцать таблеток димедрола. Это на их баночке поскользнулся подросток. Что хуже всего на свете, так это то, что в момент, когда Эдди зашел в дом и принялся болтать с отцом, тот и в правду его слышал. Он еще был жив. Смерть наступила, почти что, в тот же момент, когда парень начал подниматься по ступенькам на второй этаж. Вот почему тело, придавившее Эдварда, было теплым. С того самого момента многое изменилось в жизни Эдди. Его мучили кошмары. Всякий раз, когда он закрывал глаза, перед ним представало лицо отца. Каждый раз он вновь ощущал вязкую слюну на своей шее. Снова и снова возвращался в тот день. Что если бы он поднялся на второй этаж быстрее? Смог бы он предотвратить суицид отца? Да и вообще, ПОЧЕМУ тот покончил с собой? Зачем? Что было не так? Это Эдди виноват? Он сделал что-то не то? Что могло случиться с мистером Каспбрак, что единственным выходом для него стала смерть? И что же это, он действительно приготовил сыну поесть, перед тем как оборвать концы? Неужели он считал, что Эдди, после такого, хоть кусочек в горло залезет? Эдди больше не мог спать. Он стал менее активным. Всюду ему слышались звуки, которых не было, виделись образы, которых не существовало. Все это он старательно скрывал от матери, считал, что той и без него тяжело. Скрывал и то, что мечта о врачебной карьере канула в лету. Нет… Касбрака бросало в пот лишь от одной мысли о трупах. О телах. О людях… Его вообще все время бросало в пот. Еще страшнее было то, что единственная туалетная комната в их доме стояла возле кабинета отца. Безумие, но каждый раз проходя мимо, Эдди в кровь кусал губы, сжимал ладони в кулаки, обливался потом и слышал, он клянется, слышал, как за дверью кто-то ходит. Не кто-то. Отец. Соня Каспбрак закрыла кабинет на ключ. Эдди это знал. Но продолжал бояться. По ночам, ему казалось, словно бы, он слышит скрип двери. Нет, он действительно его слышал. Долго свое состояние Каспбрак скрывать не смог. На одном из уроков физкультуры, во время игры в футбол, так уж вышло, что какой-то парень придавил его, абсолютно случайно упав. У Эдварда в голове тогда все перемешалось. Он вновь ощутил себя в кабинете отца, вновь увидел лицо того перед собой и закричал что есть мочи. У него случилась паническая атака, которую никто не мог проигнорировать, ни учителя, ни одноклассники, ни школьная администрация. Весь следующий день подросток провел в кабинете школьного психолога. Тот развел руками. Дело не его компетенции. Эдди направили дальше. Уже через неделю платный психотерапевт диагностировал у парня невроз, спровоцированный тем, что ему довелось пережить. В чем проявляется эта болезнь? Приступами грусти, сниженной работоспособностью, самовнушаемой беспомощностью, исчезновением интереса к любым занятиям, трудностями с сосредоточенностью, плаксивостью, раздражительностью, бессонницей, снижением веса. Во всех пунктах в карте Эдди поставили галочки, но достижением это не считалось. В итоге в свое предпоследнее лето в качестве школьника Каспбрак шагнул в компании медикаментов. Ему выписали седативные лекарства, которые подавляли панические атаки, состояние тревоги, страх. Препараты восстанавливали эмоциональное состояние, увеличивали действие психотерапии. В рацион питания вошли также и Гомеопатические препараты и витамины. Они не оказывали особого влияния на развитие патологии, но положительно действами на психологическое и физическое состояние подростка. К великому сожалению, Эдди и сам понимал, что для его выздоровления недостаточно просто пить разноцветные пилюли. Самому ему казалось, словно бы отныне он был заперт в неком дне сурка. День начинался с таблеток, им он и заканчивался. Что не удивительно, подобные препараты вызывали привыкание и умом парень понимал весь масштаб этой трагедии. И, конечно же, узнав обо всей этой ситуации, Соня не придумала ничего лучшего, нежели сослать своего сына в летний лагерь, расположенный в Национальном парке Пигса Северной Каролины. Та еще дыра, если быть откровенными. Что привлекло миссис Каспбрак, так это то, что в данном заведении все было по старинке. Телефоны и прочие гаджеты изымались, связь с родителями была по расписанию. Жили все в деревянных домиках, завтракали кашей и начинали утро с зарядки. Все как в молодости самой Сони, ну разве не прелесть? — Тебе пойдет на пользу отойти на какое-то время от всего этого шумного и жестокого современного мира. Найдешь себе друзей, расслабишься, а в новый учебный год шагнешь с пустой головой и большим запасом сил — так тогда обосновала свое решение женщина. Сын же подумал разве что о том, что современный мир ни коем образом не имеет никакого отношения к его неврозу, но спорить не стал. На это не было никаких сил. Так, в один из прекрасных дней, Эдди Каспбрак заселился в небольшой деревянный домик с десятью кроватями по обе стороны от стен. Соседями его стали весьма подозрительные личности, которых он особо не стал разглядывать. К тому же, подозрительными для него тогда были не только они, но и вечно улыбающийся вожатый, и кухарка, и директор сия заведения и даже гребаные муравьи, копошащиеся тут и там.***
Первый день, проведенный в стенах местного лагеря, прошел достаточно сумбурно и до глупости просто. Все еще только заселялись в домики, знакомились, с умным видом разглядывали кару, прикрепленную к деревянному стенду возле главного здания, распаковывали чемоданы и раскладывали свои носки по полочкам. Сам Эдди чувствовал себя достаточно отстраненно. Он и раньше бывал вне дома, посещал всяческие лагери и прочее, однако тогда ему это было действительно интересно. Каспбрак, конечно, не был душой компании и никогда ей не станет, но раньше ему действительно нравилось заводить новые знакомства, тем более, если учесть тот факт, что в таких местах собираются ребята со всей страны и если не выбрасывать из головы факт того, что никого из них ты, скорее всего, больше никогда не увидишь. Так сказать, здесь можно быть самим собой, делать то, что нравиться и никто ничего тебе не скажет, потому как репутация, пусть и испорченная, никак не повлияет на твою обычную жизнь. Конечно, настороженности и подозрительности подростка было логичное объяснение. Во-первых, он все еще болен и опустошен, во-вторых, парень, в тайне от матери, принял для себя очень важное решение. Он перестал принимать медикаменты. Возможно, это было не совсем, а вернее совсем не правильно, однако все эти таблетки нагоняли на Каспбрака лишь большую тоску. Ему казалось, словно бы без них он уже и не является собой. С ними, он не он, а кто-то другой и этот самый кто-то жутко раздражает и пугает подростка побольше всего остального. Бесследно отказ от медикаментов пройти не мог. Так, Эдди стал еще более раздражителен, он вечно нервничал, чувствовал настоящую ломку, которой гордился. И ежу было ясно, что все эти лекарства от депрессии и прочее — это ничто иное как обман, легкий наркотик, который предоставляет тебе временный кайф, а не лечение. В определенный момент действие пилюли пропадает и тогда ты тут же глотаешь новую. Снова и снова, и снова. В какой-то момент, ты и в правду представляешь из себя лишь это действие. Достать баночку, открутить крышку, достать таблетку, проглотить, убрать баночку. Начать заново. А ведь дозу хочется повысить. Съесть не одну, а две пилюли. Потом три, четыре. Не успеешь и моргнуть, как станешь богом позабытым наркоманом. Нужно ли это Каспбраку? Глупый вопрос. Эдди нервничал, у него тряслись руки, вечно хотелось пить, плакать, кричать, бить что-то или еще лучше кого-то, но он мирился с этим. Если такова была плата за банальное чувство самоуважения, что ж, он был готов заплатить сполна. — Если тебе не здоровится, ты можешь не идти — раздался вдруг у самого уха чей-то голос. Каспбрак вздрогнул всем телом и даже замахнулся рукой для удара, однако вовремя успел себя остановить. Рядом с ним стоял Бен Хэнском. Шестнадцатилетний парень, вроде как, сын местной кухарки, которая работает тут впервые. Не высокий, округлый, с явным избытком веса, немного сальными волосами и вечно потными подмышками. В защиту его можно сказать, что взгляд у него достаточно добрый, к тому же, он один из всех соседей по домику Эдварда заинтересовался его состоянием. Прочие просто бросали на того неуверенные взгляды, шептались, что еще неприятнее. — Прости, что? — сам Эдди со стыдом отметил то, что и сам он сейчас был не лучше этого Бена. Лоб парня был покрыт потом, его трясло, он ни с кем толком не здоровался и мечтал лишь о том, что бы вся эта ломка поскорее закончилась. — Ты выглядишь… Ты очень бледный, вот что я имею в виду. Может, тебя проводить до медпункта? — Нет — достаточно резко бросает Эдди, тут же немного извиняющимся тоном продолжая — Я не просто немного устал в дороге. — По лицу Хэнскома видно, что он не верит Эдди, однако вполне удовлетворен ответом. В любом случае, таким заботливым тут был только Бен. — Смотри, не упади в обморок, куколка — издевательски проулюлюкал Генри Бауэрс — противный верзила. Парень этот был чуть выше самого Эдди, который ни в одном месте не был шпалой, однако самомнения у него было хоть отбавляй, и это можно было утверждать, проведя один на один с парнем всего лишь пару минут. Растянутая майка с дурацким принтом, запах сигарет, синяк под левым глазом. Ну очень галантный семнадцатилетний разбойник. Ясно было одно, именно он и будет время от времени поколачивать младшие отряды, а быть может и самого Эдварда в придачу. — Затки хлебальник. Не видишь, человеку плохо? — немного пискляво и взвинчено прикрикнула Беверли Марш. Что забыла девчонка в мальчишеском домике, в лагере в котором даже столики для обеда делились по гендеру? Все просто, здесь был заселен ее сводный брат — Ричард Тозиер. Девчонке этой было пятнадцать. Слегка пухлая, невысокая, рыжая и немного кудрявая. Лицо ее все в пятнышках веснушек, словно бы ими в нее выстрелили из пульверизатора, поднеся его впритык. Наглая, шумная, с большим самомнением. Как говорила она сама: «С девчонками скучно, так и помереть можно». — Неужели нельзя обойтись без матов? — недовольно подал голос Стэнли Урис. Что о нем сказать? Выглядит забитым, тихоня, вечно таскающаяся за своим лучшим другом Биллом Денбро. Выше Эдди, тощий, с очень тонкими пальцами и, судя по дразнилкам прочих, коротким членом. Билл же, напротив, высокий, весомый, большой. Лоб его весь усеян гнойными прыщами, а шея, обгоревшая от солнца с уже слезающей кожей. Они стоят друг друга, это точно. — У нас здесь есть святые? Простите, не прихватил с собой библию — раздался с одной из кроватей хриплый голос Патрика Хокстера — самого старшего из проживающих здесь. Высокий, тощий, но, на удивление, не прыщавый. Восемнадцать исполниться через месяц. Ботинки грязные, тяжелые и слишком теплые для лета. Лицо противное, злобное и вечно улыбающееся. В прикроватной тумбочке охотничий нож. С Генри точно подружится. — Вы, правда, хотите поссориться в первый же день? — достаточно отстранено спрашивает Майк, оторвавшись от книги, которую все это время читал. О нем Эдди толком ничего не узнал, потому что тот разложил свои вещи, а потом сел читать и так весь день с перерывом на обед и ужин. По внешности же среднего роста с короткими волосами, стриженными под ноль пять. Пальцы мозолистые, знающие работу. На этом все. — В любом случае, если ты в первую же лагерную ночь не пойдешь к костру, я буду крупно разочарован в тебе — с серьезным видом заявил Ричи. Как и Эдварду, ему было шестнадцать. Выше Каспбрака на голову, но ниже Патрика на три. Кудрявый, скуластый, нелепый. Помимо прочего шумный, невежественный и глуповатый. — Можно подумать, мне есть какое-то дело до твоих разочарований — фыркнул в ответ Эдди, однако и в правду пошел к костру со всеми. Такой тут был обычай. Первую ночь ребята всегда проводили у костров, рассказывая всяческие небылицы, поедая сосиски и смеясь над глупыми шутками. Все как у всех, все как везде. Конечно, учувствовать в этом Эдди не совсем хотелось, но если учесть то, что в группу он и без того не особо вливается, не прийти еще и на такое мероприятие было все равно, что подписать бумагу о своей казни собственноручно. К тому же, быть может, миссис Каспбрак была права и ему действительно пойдет на пользу немного отвлечься. В любом случае, в одиннадцать вечера Эдвард сидел у костра, и это было неоспоримым фактом как и то, что здесь были лишь ребята с его домика, за исключением Беверли. Как то, что сосиски, которые им предоставил вожатый, били очень дешевыми и не вкусными, как то, что подростку совсем не было легче от свежего воздуха и запаха дыма. Как то, что именно Марш и стала активистом в сфере рассказывания всяческих баек. — Это все чушь, ваши истории детский лепет — достаточно резко высказалась девушка, когда Билл Денбро дорассказал свою «страшилку» до конца. — Раз такая умная, попробуй, расскажи что-нибудь получше — немного обиженно фыркнул прыщавый. И да, его история о бабке-вампире и в правду была слабовата даже для Эдварда, страдающего неврозом, а это многое значит. — Окей. Думаешь, мне слабо? — широко улыбаясь, приняла вызов Марш — Вы слышали историю о позабытых? — О нет. Я схожу отлить — достаточно громко заявил Тозиер, тут же поднимаясь с насиженного места. — У кого-то поджилки затряслись? — усмехаясь, спросил Патрик, в руках которого была фляжка, наполненная явно не апельсиновым соком. — Нет. Я хочу ссать, а еще, я уже слышал эту историю, но раз ты так обеспокоен моим состоянием, то милости прошу. Можешь сопроводить меня до сортира — гаденькую улыбочку Ричи нужно было видеть! А что, нашел что ответить. Хокстер даже не стал продолжать данный диалог, лишь бросил на подростка странноватый взгляд, а после припал кубами к своей горячо любимой фляге. — В любом случае — заговорчески начала свою историю Беверли, когда ее брат почтил всех присутствующих своим исчезновением — Ходят легенды, что в этом самом парке пропадают люди. Это происходит каждое лето. Кто-то просто приезжает отдохнуть и больше его никто не видит. Бам. И все, словно бы и не было этого человека никогда. — И почему же их не ищут? — скептично поинтересовался Хэнлон. — Потому что никто о них больше не помнит. Страшные вещи начинают происходить с такими людьми. Они видят призраков, которые сталкивают их с обрывов или травят бедняг не теми грибами. Устраивают несчастные случаи. Люди пытаются спастись, просят помощи, но никто не помогает, потому что их имена выходят из голов окружающих. Не было таких людей и не будет. В документах больше нет их фамилий, на фотографиях их лиц, даже личные вещи исчезают, а на месте их пустота. Погибая по стечениям обстоятельств и из-за игр призраков, эти люди и сами становятся неприкаянными душами, без билета в рай или ад. Они бродят здесь, оглушенные ненавистью и злобой. Находят таких же, как они, но живых, а после мстят. Сложно сказать, почему конкретно, но данная история привлекла уже немного клюющего носом Эдварда. Скорее всего, дело было в шарме Беверли. Она говорила эмоционально, с расстановкой и придыханием. Руки ее не прекращали жестикулировать, а сама она смотрела на сидящих рядом с заметной поволокой на глазах. Определенно, ее было бы интересно слушать, даже если бы она пересказывала свой день или просто громко объявляла свой список покупок на неделю. — И что потом? — нетерпеливо спросил Хэнском, укутанный в толстый плед с головой. — Ничего. Они налетали на заблудившихся в лесу людей. Глаза их были блеклыми и пустыми. Пальцы длинными и холодными. Все чего они желали — это мести. Все в них требовало чужой крови и перед нападением своим они произносили всего одну фразу… — ВСПОМНИТЕ МЕНЯ! — со всей мочи выкрикнул Тозиер, выпрыгнувший из-за кустов. Все сидевшие у костра подпрыгнули на своих местах. Бен взвизгнул, Стэн прильнул к Биллу, тот в свою очередь вытянулся как по струнке. Даже Патрик и Генри, потеряли на какое-то время свои маски крутых парней, пусть и не принимаясь дрожать, но все же пугаясь. Оно не мудрено, наверное, Ричи, с его блаженным криком, слышал весь национальный парк Пигса, если не вся северная Каролина. А что Эдди? Его сердце стучало как бешенное, его бросило в дрожь и в пот, потому что он и без всяческих пугалок все чувствовал острее прочих. Причем, испугался он настолько, что чуть не проглотил свой язык. — Видели бы вы свои рожи! — заливаясь смехом, провизжал счастливый Тозиер, давая пять Беверли. Чертовы идиоты! Они изначально все это запланировали! — ВЫ СОВСЕМ С ДУБА РУХНУЛИ? — не сдержавшись, завопил Каспбрак, подскакивая со своего места и, бросая в сторону некровных родственников безумный взгляд. Боги! Его сердце стучало как бешенное, в глаза стояли слезы, а в голове желание убивать. — Да ладно тебе, это же просто шутка — слегка пожав плечами, улыбнулся очкарик. — Нельзя быть таким занудой. — Тебя вот только не спрашивал! — Да-да, помню. Тебе все равно на то упадешь ли ты в моих глазах. Можешь не напоминать. — Парни, давайте не будем ссорится. — достаточно твердо вставил свою реплику Денбро. — ДА ПОШЛИ ВЫ ВСЕ! — только и выкрикнул Эдвард, тут же разворачиваясь на своих пятках и уходя прочь, прямиком в лес, потому что ему нужно было успокоиться и побыть один на один с собой. Так оно и было отныне. Вещи, которые другим людям казались мелочными, весили для Эдди в сотни раз больше. Мягкая шутка для него — это целенаправленное издевательство. Обычный взгляд — осуждение. Несогласие — желание смешать с грязью. Десткая страшилка — гребаный кошмар. Жить с этим было невозможно и мучительно, потому что умом Каспбрак понимал, что никто его не понимает, что в глазах других он сумасшедший, однако ничего с этим сделать было нельзя. Конечно, от таких перепадов настояния и излишней восприимчивости спасали медикаменты, но Эдвард не желал их принимать. Вот такой выходил замкнутый круг, из которого было невозможно сбежать. Что еще хуже, так это то, что Каспбрак испытывал стыд за себя самого, но ничего не мог сделать. Он не был способен сдержать слезы, страх, гнев или радость если они у него были, а всему виной был этот невроз. Нет, отец. Почему он сделал такое? Почему? Что было не так? Что не устраивало его в жизни? Неужели эти проблемы было невозможно решить? Эдди ведь не глупый мальчишка, он смог бы помочь, но нет, вместо этого мистер Каспбрак повел себя как самый настоящий эгоист, заботящейся лишь о себе. Все же, будь у него хоть капля совести и любви к ближним, он бы понял, что те не перенесут его смерти, не смогут этого сделать и уж тем более, в таком случае, он бы не стал готовить перед своей смертью сыну! Да, быть может, обвинять во всем покойника и было неправильным, но Эдди нужно было выплеснуть свои эмоции хоть куда-то. Ведь раньше у него было все! Мечта стать врачом, хорошие друзья, крепкая семья, а сейчас что? Он банально боится сходить ночью в туалет, потому что ему кажется, что отец до сих пор находиться в своем кабинете. За всеми этими мыслями Каспбрак не заметил того, что отошел уже на достаточное расстояние для того чтобы не слышать голосов у костра, для того чтобы не видеть свет, исходящий из него и не чувствовать дыма. А между тем, Эдди четко ощутил запах яичницы и бекона. Резко сведя брови на переносице, Эдвард обернулся, оглядывая деревья внимательным взглядом. Какого черта? Вдруг лес показался ему очень неприветливым, настроенным враждебно, если такое вообще возможно. Ветер куда-то пропал. Листва на деревьях не шуршала. Вокруг поселилась всепоглощающая тишина, которую разрушало лишь дыхание школьника и шарканье его подошвы по земле. Даже птиц не было видно, словно бы парк этот был мертвым, проклятым, словно бы в нем никогда никого не было, кроме самого подростка. Немного неуверенно помявшись на месте, Каспбрак повернул обратно. К черту все это. Он не так давно перестал принимать препараты, скорее всего это было побочным эффектом. Все эти, галлюцинации и прочее. Все же, Эдди многое теперь пугало, скорее всего, этот лес обычный, самый обычный для любого, у кого нет в медицинской карте записи о неврозе. К тому же, он не какой-то герой дешевого ужастика. Зачем идти на звуки, запахи и прочее? Конечно, сейчас речь не об ужасах, это невозможно, но все же, иногда лучше струсить, чем реально напороться на что-то пугающее. Так Эдди направился в сторону костра, по крайней мере, так он думал, однако сложно было не заблудиться среди абсолютно одинаковых деревьев и кустов. Что странно, так это то, что на земле не было ни одной тропинки, ни одного следа. Неужели раньше здесь никто не ходил? Бред какой-то. Эдвард не мог уйти настолько далеко, он ведь даже не бежал, максимум яростно пинал шишки. И он шел. Сначала, просто и размеренно, после, чуть быстрее и еще быстрее. В итоге Каспбрак даже перешел на бег, потому что выйти к костру никак не выходило. Казалось, что он топчется на одном и том же месте. Деревья, словно бы оббегали его по кругу, в то время как он сам, стоял в центре этого глупого хоровода, раззевая рот и, хлопая глазами, совсем не понимая как из всего этого мракобесия выбраться. Тут, хочешь, не хочешь, вспомнишь обо всех страшилках, которые ты успел услышать за вечер. Эдди вспомнил о бабке-вампирше, о проклятом мосте, о Слендермене, и о позабытых тоже. Что там говорила Беверли? Призраки заманивают тебя в лес, в котором ты теряешься. Никто тебе не поможет, никто тебя не спасет. От таких мыслей стало лишь хуже. Это было все равно, что идти по подвесному мосту. Не смотри вниз и не будет страшно! Но ведь ты, да и вообще кто угодно, все равно посмотришь. Вот и Эдди посмотрел, и теперь ему казалось, словно бы кроны деревьев начали закругляться у своих кончиков, опускаясь все ниже и ниже к самому подростку, образуя тем самым над ним некий купол из-за которого не было видно ни звезд, ни лунного света. И это может звучать как бред сумасшедшего, но спустя какое-то время Каспбрак действительно провалился в кромешную темноту. Ни звуков. Ни света. Только запах. Запах яичницы и бекона. От волнения у Эдди затряслись ноги, они стали неуправляемыми и словно бы чужими. Он умер? Сошел с ума? Что происходит вообще? — Кто-нибудь?! — со всей мочи крикнул он, ощущая как горло противно сжалось. — Меня кто-нибудь слышит?! Ответа не последовало, и Эдварду пришлось продолжить свой путь на ощупь. Аккуратно он двигал своей ладонью вдоль коры дерева, за которое держался, после, вытягивал свободную, нащупывал ею другое дерево и начинал эти действия заново. Таким образом, двигался парень медленно, а может и не двигался вовсе, потому как, вся кора на ощупь была одинаковой. — Помогите! — выкрикнул он вновь, ощущая как по внутренней стороне его горла проходится наждачка. Черт возьми, не мог же он сорвать голос! А между тем, запах яиц и бекона становился все сильнее и чем ближе к его источнику подбирался школьник, тем четче он ощущал присутствие чего-то. Именно чего-то, а не кого-то, потому что оно смотрело со всех сторон одновременно. Этим чем-то были деревья, земля, воздух, запах, отсутствующий звук и весь этот гребаный мир. Казалось, словно бы весь Национальный парк Пигса был огромным существом, по которому Каспбрак, подобно блохе шел в никуда и это самое никуда приветливо ему улыбалось. Возможно, Эдди ошибся, когда подумал о том, что слышит лишь свое сердце и траву, шуршащую у него под ногами, потому что сейчас он четко слышал и то, как лес дышал. Делал он это, словно позабытый богом алкаш, давно болеющий оспой. Неровное дыхание, хлюпающие звуки и глаза, несуществующие глаза, сверлящие Каспбрака насквозь, все это было повсюду. Ноги и руки противно покалывало от страха так, как бывает это всякий раз когда ты вытаскиваешь свою конечность из-под теплого одеяла. Умом ты знаешь, нет, не было и не будет под кроватью никакого монстра, который бы схватил тебя, но тело уму не подчиняется. Твой организм знает одного бога и имя его — страх. Животный страх, разливающийся по венам, подобно раскаленной стали. И Эдварду было адски страшно, потому что он не знал чего ждать. Что будет дальше? Его схватят, убьют? Быть может, он уже мертв и попал в ад, а быть может, он просто сошел с ума, теперь плутая между деревьев совсем не имея никаких шансов на спасение? А что еще интереснее, так это то, когда эта тьма, не отводящая с него своих хищных глаз, наконец, нападет? Будет ли лучше, если она так и продолжит мучить его, или, быть может, идеальный конец — это быстрый конец. — Кто-нибудь! Прошу, помогите! — срывающимся голосом выкрикнул парень. К его глазам поступали слезы, но он героически их сдерживал, сам не зная причины тому, чтобы не упасть на колени прямо сейчас, и не взмолится господу богу. И бог, если он, конечно же, есть услышал мысленные мольбы подростка, потому что внезапно во всей этой тьме и затхлости он увидел слабый, совсем беззащитный свет. Это спасение, иначе быть не может, но даже так Эдди все еще трясло, и он не осмелился бежать в сторону выхода из ада. Вместо этого он медленно двинулся в его сторону, ожидая подвоха, насмешки с небес или, быть может, еще большего наказания от судьбы. Стоит ли говорить о том, что в бога Каспбрак в тот день так и не поверил? Только в дьявола. Свет исходил с небольшой поляны, которую при желании можно было бы обойти двадцатью широкими шагами от начала и до конца. В центре ее стоял невысокий и совсем старый пень. То, что излучало свет, находилось на нем. — Господи… Пожалуйста… — задыхаясь и кусая губы зашептал Каспбрак, незнающий что ему предпринять. Это выглядело как ловушка. Лес посчитал его глупым мотыльком, который был готов полететь на смерть в самый костер и, правда в том, что Эдди действительно им был. У него был выбор. Пугающий свет или еще более страшная тьма. Если так подумать, у него не было выбора, и он это знал, именно потому и ступая в сторону света. Шаг, еще один и еще. Этот чертов пень было достаточно близок, но Эдди шел к нему мучительно долго, и вот, в тот момент, когда цель была достигнута, дыхание парня окончательно сперлось, а сам он твердо сжал кулаки, не издавая ни одного звука. Это был пень, все верно, но помимо прочего, он был застелен скатертью в синюю клетку, такую же, какая была в его родном доме, а поверх нее стояла тарелка с яичницей и беконом. И эта яичница, улыбалась ему своим неровным лицом, нарисованным кетчупом, сделанным рукой отца, потому что Каспбрак не мог что-то спутать. Не раз он видел ее в своих кошмарах, и вот теперь она стояла тут, прямо перед ним, и от ее улыбки все внутри сковывал адский холод. Эдвард смотрел на нее, в глазах у него скапливались слезы, его трясло, и теперь он с точностью в сто процентов мог сказать, что да, он сошел с ума, он свихнулся окончательно, потому что все это не могло быть возможным. — Я не понимаю… — жалобно проскулил подросток, закрывая глаза руками, и проглатывая собственные всхлипы — Я не понимаю… — повторил он снова, принимая эти слова за свою мантру, в глубине души надеясь, что никто и ничто не решит объяснить ему происходящее. Уж лучше тьма, чем эта улыбка! Уж лучше веки вечные не видеть ничего, выдумывая монстров, чем по-настоящему видеть этого самого монстра прямо перед собой. Так думает Каспбрак, а потому, обнимая себя за собственные плечи, он делает медленный шаг назад, не отводя глаз от этих чертовый яиц и бекона. Казалось, если он отвернется, тогда случится что-то ужасное и, возможно, так оно бы и случилось, вот только и сзади тоже поджидали опасности. Достаточно резко Каспбрак поскальзывается и валится на землю. Ловит звезды, не понимает что происходит, а открывая глаза, действительно срывается на крик. Он поскользнулся на баночке из-под медикаментов. Той самой баночке, но что хуже, так это то, что вся трава была усеяна димедролом, словно бы кто-то богато рассыпал эти таблетки из мешка. Так, будто бы Каспбрак был в сказке о лепреконах и их золоте, вот только в конце радуги были вовсе не блестящие монеты, а шершавые снадобья белого цвета. Первая мысль — бежать. Куда угодно, во тьму, на край света или в пропасть, лишь бы подальше отсюда! И Эдди пытается встать, даже поднимается на своих локтях, однако трава, что до этого не подавала никаких признаков жизни, резко хватает его за запястья и ступни, имитируя собой жгуты. Каспбрак вскрикивает, даже визжит, ведь его новый враг не останавливается на достигнутом. Трава начинает огибать его тело, шею, пальцы, не только лишь, притягивая к себе нечеловеческой силой, но и утягивая вниз. Под землю. Прямиком в мир мертвых. Слезы страха и боли мгновенно высыхают. Все или ничего. Не важно, что это страх, шизофрения или гребаный ад, чем бы это ни было, Эдди не хочет умирать, он не готов! Именно с такими мыслями Каспбрак принимается дергать руками и ногами, не обращая внимание на боль и порезы, которые оставались от травы, сделанной словно бы из проволоки. Более того, он вгрызается в ту, что сковала руки зубами. И удача на его стороне, потому что в какой-то момент, он все же высвобождает руку, прокусив сильные стебли. При помощи нее, он тут же рвет прочие, не особо обращая внимание на то, что они уже толком и не тянут его вниз. А после Эдвард срывается на бег. Его дыхание сбивается, но ноги больше не немеют, как это было раньше. Он готов бежать сколько угодно, хоть всю жизнь и ему плевать на этот чертов лес. Пусть смотрит, сколько хочет, но Эдвард не дастся ему так просто. И да, Каспбрак не видит ничего, поэтому не удивительно, что в какой-то момент, он на всех порах врезается во что-то, но удивительно то, что это что-то оказывается кем-то. — Какого черта? — шокировано, округляя свои и без того огромные глаза, спрашивает Тозиер, чудом не повалившийся на землю. — Ричи! — еще более удивленно вскрикивает Каспбрак, тут же оглядываясь по сторонам. Беконом больше не пахло, звезды было видно, а на нем самом не было никаких следов от удушающий травы, только, несколько ссадин. — Я так рад тебя видеть — искренне улыбнувшись, выдохнул Эдвард. Что бы с ним не произошло, это позади, больше боятся нечего. — Прости… Мы знакомы? — удивленно округляя глаза, спросил Тозиер. — Что? — испуг новой волной накатил на Эдварда и тогда он даже схватил очкастого за грудки. — Я Каспбрак. Эдвард Каспбрак! Я твой сосед, помнишь?! — Боже, конечно, помню! — немного неловко и виновато посмеиваясь, фыркнул Ричи, стараясь отстранить от себя Эдди. — Я просто пошутил, да что с тобой не так? — Что со мной не так? — внезапная злоба накатила на школьника, однако его можно было понять. Он чуть не погиб только что! — Это с тобой, что не так! — Со мной все в порядке. Слушай, я просто пришел проверить все ли в порядке, не нужно на меня нападать. — О, да, ты решил помочь мне и именно поэтому начал издеваться! Это все из-за тебя вообще началось! Если бы не эта ваша история и если бы ты не напугал меня, то все было бы нормально! — Это детская страшилка, так что не разыгрывай драму! — У меня невроз, идиот! — резко выпаливает Каспбрак, который вообще то никому не хотел рассказывать такие личные вещи. — Тозиер же резко замолчал, слегка поджав голову к плечам. Он выглядел удивленным, сконфуженным и даже виноватым, однако, вместе с тем тоже злым, потому как невозможно быть другим, когда тебя обвиняют в том, в чем ты сам не знаешь. — От куда мне было знать? — спустя какое-то время подает голос Ричи. — Мне что, всем об этом трепаться? — саркастично вскидывая руки, интересуется Эдди. — Нет, но… — Но что? — вновь повисает тишина, в которой Тозиер становится еще более неловким чем до этого. Он переступает с ноги на ногу, трет тыльную сторону шеи и заламывает пальцы. — Прости, я не хотел тебя так сильно напугать. Мы с Бев просто хотели повеселиться. — Мне плевать, чего вы там хотели — в голосе Эдварда слышится заметная обида и усталость. Конечно, неправильно обвинять во всех человеческих грехах Ричи, но Каспбрак так измотан, что иначе просто не может. — И все же… Не хорошо получилось. Давай, я тебя провожу до домика, чтобы тебе не было страшно? Я правда не хотел, чтобы все так вышло — в глазах Тозиера стоит надежда, но Касапбрак ее тут же разбивает. — Мне ничего от тебя не нужно, и вообще, не приближайся ко мне, понял? — Но… — Не. Приближайся. Ко. Мне — прошипел сквозь зубы яростный Эдвард, тут же устремляясь в сторону домика в одиночестве. Что удивительно, так это то, что он был измотан настолько, что больше не испытывал страха или еще чего, словно бы и вовсе забывая о том, что с ним произошло не так давно. Он просто измотан. Виной всему его непринятие медикаментов, вот и все. Это глупо. Об этом он подумает после, а сейчас хочется только спать.