Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озёр…
***
Утром дождь прекратился. Захар со всех ног бежал по ещё влажной, залитой утренним солнцем дороге к дому своего друга. Женя оказался чуть ли не сбит с ног неожиданно налетевшим на него конопатым мальчишкой. — Чего?! — Во!!! Захар выставил перед лицом Женьки книжку, которую со вчерашнего дня больше не выпускал из рук. — Ну книжка, и чего? — Сейчас узнаешь! Пойдём! — Женя оказался схвачен за руку сильно и больно, а потом ещё и утянут за дом — в небольшую беседку, где они часто проводили время. На паутинке приветливо блестели прозрачные капли, где-то чирикал воробей. На странице книжки деловито и гордо расхаживал жираф. — Видел такого? — Захар спрашивает с явной надеждой на отрицательный ответ. Женька смотрит на страницу, словно заворожённый, не в силах сказать ни слова, и только медленно мотает головой. Захар радостно хохочет, пихая его в плечо. Женя всегда знал гораздо больше, чем он, поэтому видеть его таким удивлённым и растерянным было особенно приятно. — Во дурак, ничего ты не знаешь! Слушай тогда — один раз рассказываю!Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полёт. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Мальчишки обсуждали бурно и восторженно. Женя впечатлён так сильно, что, кажется, едва дышит, один за другим задавая вопросы. Захар гордо отвечает на каждый, не забывая ещё и придумать всякого от себя. Ну, чисто из желания показать, как много знает он, и как мало знает Женька. — Озеро Чад… Как думаешь, оно большое? — О-о-очень! Такое большое, что в нём поместилась бы целая страна со всеми городами, лесами и полями. — Вот бы сейчас туда… Захар снова ехидно улыбнулся, захлопывая книжку перед лицом друга. — Федька обещал, что мы обязательно туда съездим, представляешь? Ну, может и тебя с собой возьмём. Если захотим. Женя расцвёл в улыбке и осторожно положил ладонь на обложку книги. После чего приблизился к уху Захара, словно собираясь спросить нечто совершенно тайное и личное. — Покажешь ещё раз жирафа? И Захар показал, так же осторожно и секретно. Теперь это маленькая тайна, которую знают лишь три человека во всём мире. Ему не просто нравилось так думать — он был в этом уверен. На дворе был счастливый 1909 год***
— В душегубы? — Фёдор вскочил со своего места, глядя на брата с ужасом в глазах. Тот в свою очередь мрачно смотрел под ноги. В руках держал новенькую кожаную форму. Служебную форму. — Это серьёзная комиссия, а не душегубы. — Одумайся, Захар! Это не люди, это варвары! Ты знаешь, сколько людей они уже перебили? Ты хочешь быть убийцей? Хочешь идти по такому же кровавому пути? Горький-младший поджал губы, стискивая в руках плотную тёмную кожу своей формы. Он не смел сомневаться в Партии, не смел даже думать о ней в дурном свете. Не смел и не хотел. Если Федя не понимает простых истин свободы и справедливости, то это его проблемы. Значит, он просто идиот. — По какому мне идти пути, решать мне, а не тебе, ясно? Дай пройти. Федя смотрел не на брата, а словно куда-то сквозь него — в глазах растерянность и отчаяние. Он смиренно отошёл. — Благодарю. Произнёс твёрдо и отточенно. Точно так же твёрдо и отточенно прошагал в комнату. Больше они не говорили. Ни о легендах, ни о сказках. Ни о прекрасном жирафе на далёком озере ЧадЯ знаю веселые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхаешь* тяжёлый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
***
— Первый раз, что ли? Дрожишь, как девка. Захар Стрельников смотрит на очередные списки. Смотрит очень долго, совершенно не характерно для него. Всю жизнь он не любит мелкие тексты, предпочитает попросту не читать, если нет необходимости — ставит подпись и откладывает. Так принимает важные решения, так осуществляет приговоры. Именно так губит чужие жизни. Захар взял фамилию отца и навсегда покинул родной дом два года назад. И столько же по времени не видел фамилию, которая прямо сейчас грубым чёрным шрифтом была напечатана в длинном списке. Он действительно не может унять дрожь, силясь думать, что это просто какая-то ошибка. — Ты чего там высматриваешь, а? Захар! Стрельников вздрагивает и подходит к Грише со списком в руке. Тычет в заголовок. — Что это за списки? Какая статья? Григорий скептически вскидывает бровь. — Контрреволюционная. Ты сам вчера эти списки утверждал, чего тогда спрашиваешь? Захар снова смотрит на одну-единственную фамилию в списке, чувствуя, как тяжело даётся дыхание. Бледное лицо, уже привыкшее держать в крайней степени серьёзное выражение, сейчас не выражало ничего, кроме ужаса. Этого просто не может быть. Так не должно было быть. — Ну ты идёшь? Стрельников медленно опускает лист на стол. На негнущихся ногах вместе с братом покидает кабинет и по длинной тёмной лестнице спускается в следственный изолятор. Всё ещё не верит. Всё ещё надеется, что не увидит родные медово-карие глаза, в которые постыдился посмотреть в день своего отъезда, потому что боялся увидеть в них ненависть. Вместе с надеждами где-то в груди разрывается в клочья сердце. Родные медово-карие глаза на осунувшемся лице, покрытом кровавыми разводами и ссадинами, смотрят на него без ненависти. Даже без осуждения.И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав?..
Пистолет в руке дрожит и опускается. Когда Захар слышит роковой выстрел слева от себя, он задыхается в рыданиях и падает на колени.Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.